После короткого отдыха было второе испытание — стрельба из лука в ореховое дерево кола. За селением располагалась небольшая роща кола. Плоды их имели форму пятиконечной звезды, чем-то даже напоминающей морскую звезду, только меньше в два-три раза, и прятались под широкими листьями, прижимаясь к стволу. На одном соцветии было нередко семь-восемь плодов, в каждом плоде пять ядер-орешков. Если стрела попадала в стебель соцветия, то на землю падало сразу семь-восемь плодов. Каждый проходивший испытания должен был принести из рощи кола не меньше десяти плодов. Кола, которые росли только здесь, на побережье океана, были хорошим товаром на базаре, за них давали мяса и проса гораздо больше, чем за пятнадцать раковин каури.

Джису выпустила три стрелы и принесла двадцать два плода. Остальные участники, а их ко второму испытанию осталось семь, справились так: шесть юношей принесли по двенадцать-че-тырнадцать плодов, один принёс всего два и не выполнил задания, а ещё один вообще ничего не принёс.

Наступил вечер следующего дня. На площади селения собрались все жители. Семеро участников последнего задания ждали сигнала Атсу и с любопытством наблюдали за приготовлениями к большому костру. Семеро посвящаемых — шесть юношей и одна девушка — были похожи друг на друга молодостью и решимостью. И всё же Джису отличалась от них мягкостью движений, нежным голосом. В Дагомее редко рождалась девушка такой красоты, какой стала Джису.

По правилам третьего испытания посвящаемые должны были прыгать через горящий костёр обнажёнными.

Костёр разгорелся. Обнажённые юноши и Джису ждали сигнала Атсу. Джису смотрела на колдуна и не обращала внимания на собравшихся на площади. Длинноногая, с изящной головкой, с чуть припухлыми губами и небольшим прямым носом, девушка была будто выточена из чёрного дерева. Атсу подал знак, и Джису начала разбег. Костёр полыхал, языки пламени поднимались высоко. Почувствовав жар костра, Джису притормозила и, сильно оттолкнувшись, взвилась над костром. Зрители ахнули, то ли от страха, то ли от удивления. Джису пролетела над пламенем костра и приземлилась мягко, как пантера.

Так она стала взрослой, полноправным членом своего рода и своего племени свободнорождённых дагомейцев.

Что же ждёт её дальше? Невольно вспомнились последние годы и рассказы о том, как отправляются на север в страну Карма отряды дагомейских воинов, чтобы захватить пленных, привести их в царскую столицу Абомей и отдать за долги или просто продать царским людям, которые вели торговлю пленными с белыми.

Однажды Джису проснулась от крика глашатая, который бежал по селению. Он принёс новость о состоявшемся три дня тому назад в столице празднестве по случаю захвата дагомейцами порта Виду на побережье, куда приставали корабли белых. На этом празднике победы Атаджа, именовавший себя «акохосу-акохосу» — «царь царей», сказал следующее: «По преданию, наш род царя царей пошёл от дочери праведного Аджа Тадо, сочетавшейся в глухом лесу с леопардом. Сын Тадо Агасу стал тохвийо — нашим предводителем. Мы победили сегодня ойо потому, что мы леопарды и мы сильные. Ойо смирились и обещали платить дань. Но не пристало воинам леопардового народа сидеть по домам и ковыряться в земле, ожидая от неё подачки в виде горсти сорго или клубня ямса. Для этого есть старики и дети, есть женщины-матери и рабы-прислужники. Через два и десять дней наступит последний месяц сухого сезона, а через семь дней мы пойдём войной на север в страну Карма, добудем пленных, продадим их белым и получим муку и солонину, бусы и шляпы, одеяла и огненные палки. Я перед лицом неба, перед духом-предком леопардов объявляю войну стране Карма».

Глашатай останавливался перед хижинами и повторял сказанное «акохосу-акохосу». Новость была обычной, заурядной. Войны сменяли одна другую и чаще приходились на сухой сезон — ноябрь — март, если считать так, как считали дни года белые, разделяя его на двенадцать месяцев.

Объявление войны означало, что все свободнорождённые мужчины, способные носить оружие — копьё, щит, лук со стрелами, и девушки-воины должны немедленно прибыть в столицу Дагомеи к царскому военачальнику Гагуо, обрюзгшему от жирной пищи и горящей воды, которая сводила человека с ума и которую ему за пленных давали белые. Было ему всего четыре десятилетия от роду, но выглядел он на все шесть.

Царь царей Атаджа терпел Гагуо, так как давным-давно колдун предсказал ему вечные победы, если Гагуо будет командовать войсками. И хотя случались поражения, побед было больше — побед, которые приносил не Гагуо, а воины, но царь царей, как и все цари побережья, верил колдуну.

В ту пору дагомейское войско имело не только простых лучников, но и владевших самострелами, из которых обмазанные ядом стрелы можно было выпускать точно в цель на большом расстоянии. В бою лучников с самострелами сопровождали рабы-прислужники с мешками стрел. Они смазывали наконечники ядом и подавали стрелы воину. И некоторые воины царя царей Атаджи владели полученными от белых огненными палками — мушкетами.

Меньше двух дней понадобилось Джису на сборы, прощание с родными могилами предков. С ней должны были уйти ещё пять девушек племени. Они покидали родные места навсегда. Мужчины после войны возвращались домой, а девушки — никогда. Девушка, став воином, жила вместе со своими боевыми подругами во дворце, охраняя жизнь и спокойствие царя царей. Её брали в жёны или наложницы заслуженные воины и царские люди, которым они доставались в награду за службу царю царей.

Через три дня мужчины и девушки под предводительством токохосу Месе — старейшины деревни, где родилась Джису, прибыли в столицу. Мужчины расположились под навесами на городской площади, а девушек увели во двор дворца.

До объявленного царём царей Атаджой выступления войска в поход в страну Карма оставались ночь, день и ещё ночь. Прошла первая ночь, и утром всех девушек выстроили перед царским помостом во дворе дворца. Царь царей Атаджа спустился с помоста и быстро пошёл вдоль ряда девушек, всматриваясь в их лица, щупал мускулы на руках. За царём царей, задыхаясь, семенили Гагуо и другие люди из царской свиты.

Гагуо остановился перед Джису, глянул на неё, протянул руку, чтобы потрогать мускулы, как это только что делал царь царей, но девушка больно стукнула по его руке. Гагуо зло посмотрел на девушку и, догнав царя царей Атаджу, что-то зашептал ему на ухо, показывая на Джису.

Атаджа вернулся к тому ряду, где стояла Джису, и подозвал её к себе. Царь царей ничего не говорил, только внимательно посмотрел на девушку и вдруг протянул ей копьё.

— Видишь то дерево? — царь царей указал на пальму, растущую в двух десятках шагов от него в солнечном углу дворца. — Попробуй попасть в него копьём, и я отдам тебя в наложницы военачальнику Гагуо либо сделаю главной над другими девушками-воинами.

Джису улыбнулась, взяла копьё в руку, прицелилась, откинулась назад и пустила копьё. Оно со звоном вонзилось в ствол пальмы.

— У тебя, Гагуо, не хватит сил, чтобы вытащить пущенное ею копьё, а ты просишь её в наложницы, — сказал царь царей и зло добавил: — Тебе, видимо, хотелось лишить меня хорошего воина. Ты не очень разумен, Гагуо!

Гагуо стоял, понурив голову, но глаза его с ненавистью смотрели на Джису. Атаджа махнул рукой и ушёл в свои покои.

Главная битва с карманчи произошла в широкой долине у водопада. Войско Дагомеи, как и у соседей, делилось на правое и левое крыло. Но у царя царей Атаджи мужское и женское войско делилось на правое и левое крыло; во главе каждого стоял миган — правый помощник царя и левый помощник царя. На поле боя правым крылом командовал военный заместитель мигана — гау, а левым — военный заместитель кносу. Дагомейские войска в бою разворачивались так — справа мужское войско правого крыла, слева мужское войско левого крыла. Между ними находились девушки-воины.

Два года в армии Атаджи женское войско, и два года царь царей знает, что девушки-воины оказываются выносливее мужчин, беспощаднее в бою и умеют стрелять с плеча из огненных палок, как это делают белые. Вот почему в центре войска дагомейцы помещали женщин-воинов, возглавляемых своими гау и кносу. Их всегда бросали в бой как последнюю надежду.