– Итак, моя дорогая, ты, надо думать, рассказала лорду Сибруку всю правду? – спросила мисс Милликен, подождав ради приличия пару минут и убедившись, что Фредерика, кажется, и не собирается распространяться на эту тему.

– Нет… в общем, Милли, не представилось возможности, – сказала Фредерика, отводя взгляд. – Я просто поняла, что пришло время покинуть его дом как можно скорее.

Мисс Милликен не сводила с нее проницательных глаз.

– Так-так-так… Другими словами, ты поняла, что твое отношение к лорду Сибруку перешло границы, именуемые дружескими. Не так ли?

Фредерика лишь кивнула в ответ.

– Рассказывай все как есть! – потребовала мисс Милликен настойчиво, но с ласковой интонацией.

Взглянув на озабоченное выражение лица старинного и преданного друга, Фредерика почувствовала: ее глаза наполняются слезами.

– Ох, Милли! Я совершила самый глупый поступок в своей жизни. Влюблена в него, но не знаю, испытывает ли он подобное по отношению ко мне.

С чувством освобождения от тяжести, камнем давившей на душу, Фредерика поведала ей все сомнения, опасения и страхи. Разумеется, она утаила те мгновения проявления страсти, которые были для нее очень личными и драгоценными. Сердце дорожит такими воспоминаниями, лелеет их всю жизнь и не позволяет рассудку делиться ими ни с кем.

– Так что, когда он вручил пятьдесят фунтов и… посмотрел на меня весьма многозначительно, я не знала, что и подумать. Словом, я впала в панику, сообразив, что, задержись в его доме еще чуть-чуть, выдам себя с головой, в смысле – он поймет, что я влюблена. Боже мой! Посуди сама, разве я могу выйти за него замуж, если он ко мне не питает никаких чувств? Вот почему я решила брать его сердце приступом – может быть, удастся.

Фредерика изложила свой план действий на ближайшую пару недель.

Мисс Милликен выслушала ее, не проронив ни звука. Когда Фредерика замолчала, она спросила:

– Стало быть, ты намереваешься скрыть от него, что мисс Черристоун и мисс Честертон – одно и то же лицо?

– На первое время по крайней мере, – ответила Фредерика. – Если слегка изменю голос и буду следить за тем, чтобы не увидел цвета моих глаз, думаю, он ни о чем не догадается. А если мой план сработает и между нами установятся хорошие отношения, тогда, не опасаясь его реакции, можно будет рассказать про налгу мистификацию.

– Фредерика, обман и прочие увертки с уловками весьма котируются на войне, – сказала мисс Милликен чуть слышно, – но в любви, на мой взгляд, этим стратегическим приемам не место. Искренность и честность – лучшая политика, вне всякого сомнения!

– Милли, дорогая, как только пойму, что он меня любит, в тот же миг стану самой искренней на всем белом свете, – заверила подругу Фредерика. – А до той поры, как мне кажется, все приемы хороши, поскольку в любви – как на войне! Разве не так?

На следующее утро Фредерика вместе с мисс Милликен, все еще сомневающейся в целесообразности нового плана действий, приступили к следующей стадии его осуществления. Они провели достаточно много времени у самых лучших лондонских портних и модисток, заказывая стильные наряды, а также шляпки и аксессуары. На Фредерике было платье с иголочки, правда из Мейпл-Хилла. По городским меркам оно выглядело провинциальным, что Фредерику удручало, поскольку в нем она не производила того впечатления, на которое рассчитывала.

Решив непременно сделать стрижку, она записалась к самому модному парикмахеру и договорилась с особой, занимающейся исключительно укладкой, чтобы та по утрам причесывала ее по последней моде. В годы юности ее, конечно же, обучали помимо, всяких наук и танцам, но тем не менее она наняла балетмейстера – тот заверил, что двух-трех уроков будет достаточно, чтобы поставить шаг – обязательное условие для легкого скольжения в новомодных вальсе и кадрили.

После обеда подруги, обе без сил, вернулись на Одли-сквер: необходимо было обсудить в деталях стратегию и тактику появления дебютантки на первом балу, который приходился на конец следующей недели. Во время утреннего турне по модным лавкам Фредерика познакомилась с несколькими леди: некоторые оказались замужем, другие – на выданье. Однако и те и другие принадлежали к сливкам общества. Они наперебой уверяли Фредерику, что немедленно пришлют приглашения и будут рады видеть ее у себя на званых вечерах, которые собираются устроить в самое ближайшее время. Многое – во всяком случае, не одна и не две – из тех, что постарше, оказались хорошими знакомыми мисс Милликен. Наблюдая за их встречей со стороны, можно было подумать, будто после долгих лет разлуки встретились закадычные подруги. Фредерику это обстоятельство удивило, но бывшая наставница до объяснений не снизошла.

– Завтра придется нанести визиты тем дамам, которые высказали желание продолжить знакомство с тобой, – сказала мисс Милликен после того, как они заглянули в зал дома, специально арендованного для бала. По мнению Фредерики, помещение значительно уступало по размерам большой гостиной в особняке лорда Сибрука. – Здесь ты наверняка познакомишься со многими леди, и в приглашениях, думаю, недостатка не будет. К слову сказать, и ламой придется принимать, но не позднее этой пятницы.

– Но ведь получается, принимать нужно за неделю до бала. Не слишком ли короткий интервал между этими двумя событиями? Я имею в виду рассылку приглашений и подтверждение.

– Ничего не поделаешь! Необходимо установить нужные контакты, а медлить опасно, так как отсутствие внимания к тебе крайне нежелательно. Положение в обществе обязывает быть на виду. Я уже приняла соответствующие меры. Сообщила дату нашего приема леди Хэмфрис, пока ты примеряла платья у мадам Жанин. Она дала понять, что твой званый вечер не идет вразрез с чем-либо очень важным, как, например, бал, который дает сама в четверг. Впрочем, не уверена, что прием у нее станет значительным событием этого сезона. А вообще, чтобы сделать все, как положено, нужно начинать готовиться по крайней мере недели за две! – Мисс Милликен была явно раздражена необходимостью делать наспех то, что требовало тщательной подготовки.

Поняв намек, Фредерика с присущим ей благоразумием сменила тему разговора:

– Милли, скажи, а где ты познакомилась с леди Хэмфрис? У меня сложилось впечатление, что она тебя очень хорошо знает.

Мисс Милликен помедлила с ответом, а Фредерика подумала было, что и не дождется его, но та после короткой паузы сказала;

– Мы с ней учились в одной и той же частной школе. Тогда она была, естественно, не леди Хэмфрис, а мисс Брайант. Там же я познакомилась с мисс Текерей и с леди Уимберли, правда, к тому времени я уже работала в этой школе учительницей.

– А какая это была школа? – спросила Фредерика, радуясь возможности узнать хоть что-нибудь о неизвестном периоде жизни подруги.

Когда мисс Милликен ответила, Фредерика задержала дыхание. Вот так так! Это же наиболее престижная и дорогая частная школа, которой оказывают покровительство несколько самых аристократических семей Англии…

– Но… твои родители… они, что же… – начала было она, однако мисс Милликен оборвала ее на полуслове:

– Мой дядюшка был настолько добр, что оплатил обучение. Кстати, что сказала портниха? Когда будет готов твой новый туалет?

Фредерика поняла: экскурс в прошлую жизнь мисс Милликен не состоится. Получив щелчок по носу за излишнее любопытство, она не обиделась, а с готовностью поддержала разговор о нарядах, которые заказала утром.

На следующий день, где-то до обеда, Фредерика вместе с мисс Милликен отправилась с обязательными визитами к дамам, с которыми познакомилась накануне.

Они сразу поехали к леди Хэмфрис, поскольку та занимала в свете высокое положение и, как сообщила мисс Милликен, когда они садились в экипаж, имела в обществе вес и влияние – иными словами, могла оказать Фредерике неоценимую услугу в приобщении ее к лондонскому бомонду, если, конечно, расположилась бы к ней. В продолжение всей поездки, впрочем весьма недолгой, мисс Милликен, строгая и чрезвычайно пунктуальная, что касалось выполнения формальных правил этикета, наставляла бывшую воспитанницу, хотя и была убеждена, что та ее не подведет. Фредерика понимала всю важность момента и была абсолютно уверена в том, что бывшей гувернантке краснеть за нее не придется.