– Да мы двоюродные брат и сестра, – заверил его Сэм.

– Да-да, брат и сестра, – охотно подхватила Джез.

– Наши матери – родные сестры, – продолжал плести Сэм.

– Двойняшки, – не унималась Джез.

Она уже не могла остановиться. Сиамские близнецы? Она чувствовала, как зреет в ней истерический хохот, который вот-вот прорвется наружу сумасшедшим потоком и который невозможно унять. Приступы этого хохота, бесконечные в школе, ею уже почти забыты, но накатывают всегда в самое неподходящее время и в самом неподходящем месте, словно черпая энергию в себе самих. Неважно, где это происходит, на торжественном богослужении, обручении, свадьбе или похоронах... О боже!

Она почувствовала, как пальцы Сэма впились ей в предплечье, и сумела сдержаться, не допустить непоправимое, пока не заметила боковым зрением, что он сам трясется, пытаясь справиться с хохотом и старательно пряча лицо, уткнув подбородок в грудь. Вот только с усами проблема: попробуй-ка спрячь в воротник эти длинные, черные усы! Этого зрелища для Джез оказалось достаточно. Сгорбив плечи и уткнувшись глазами в пол, она дала волю долго сдерживаемому приступу, зайдясь в безудержном, до слез, хохоте.

– Да что тут происходит? – взорвался Маффет.

– Но это же... школа комиков... сэр, – с трудом выдавил из себя Сэм. – Моя кузина... очень... восприимчива к шуткам.

– Ладно, – буркнул Маффет угрюмо. – Но чтобы больше этого не было!

Джез с трудом удалось взять себя в руки, в основном потому, что еще пара минут истерики – и штанишки стали бы мокрыми.

Эта внезапная отрезвляющая мысль заняла ее полностью, до самого перерыва на обед. Прикрыв глаза и сосредоточившись только на этой угрозе, она уговаривала себя не реагировать на приступы сдавленного смеха, время от времени вновь сотрясавшие Сэма, которые она угадывала по легкому дрожанию стула.

Наконец подошло время обеда, и Джез с Сэмом решились взглянуть друг на друга.

– Почему мы так хохотали? – искренне недоумевала Джез.

– Не знаю. – Сэм пожал плечами.

– Ничего смешного вроде бы не было.

– Даже близко, – согласился Сэм. – Ну что смешного может быть в близнецах?

При слове «близнецы» они снова зашлись от смеха, утирая слезы и судорожно хватая ртом воздух, пока не вывалились, пошатываясь, из классной комнаты, тотчас же устремившись на первый этаж в комнаты отдыха.

– Мне нужно еще доплатить за стоянку, – сказала Джез Сэму, когда они снова встретились, уже на улице.

– Я пойду с тобой, – весело предложил он.

– А где твоя машина?

– Там. – Сэм указал на длинный черный лимузин, медленно катящий вдоль дороги вслед за ними. – Студия не позволила мне самому сесть за руль, когда я поехал сюда. Боялись, что я еще что-нибудь нарушу, пока доеду.

– Вот бы за мной кто так ухаживал, – с завистью сказала Джез. – Я едва нашла место для парковки. Это на студии решили послать тебя в гриме?

– Да нет, я сам. Только так можно оставаться неузнанным. После выхода на экран моего последнего фильма... – Голос его постепенно стих, словно от смущения.

– Хочешь сказать, что сводишь с ума толпы? Это, наверно, в Голливуде. В этом городе никто на тебя и внимания не обратит. Мы, местные жители, страшно гордимся своей выдержкой.

Сэм промычал что-то, глядя в сторону.

– О господи, да я уверена, что это так. Женщины при виде тебя должны с ума сходить. Теперь-то я понимаю. Будь в автошколе побольше женщин, все бы это имело особый смысл. Они таких, как ты, сто лет не видели.

– Мне это противно, – ответил он просто. – Оставим этот разговор, пошли лучше обедать. – Он легонько подтолкнул Джез к лимузину.

– А куда мы поедем? Уже через полчаса нужно вернуться, а поблизости, кроме «Макдоналдса» да «Полло Локо», ничего нет.

– Я обо всем уже позаботился. – Сэм Батлер открыл огромную плетеную корзину для пикника, стоявшую на полу, и извлек оттуда массу свертков, пакетиков и пластмассовых коробочек с едой. – Я попросил заказать кое-что из австралийских деликатесов, а начнем мы, пожалуй, с австралийского белого вина.

Он отклеил усы, снял кепку и очки и облегченно тряхнул головой.

– Пожалуйста, вина, – проговорила Джез, вытягиваясь на сиденье лимузина и с удовольствием разминая затекшие ноги. – Вина, крепкого и много. Ты что, рассчитывал на гостей или заказал все это одному себе?

– Конечно, себе. Одна мысль об автошколе нагоняла на меня такую тоску, что я ничего другого придумать не мог, как только запить и заесть это горе. Вот только, боюсь, с Маффетом это не пройдет.

– Не произноси его имя, – взмолилась Джез. – Когда у нас есть всего лишь полчаса, не нужно их портить. Я чую запах приправы... О-о, Сэм Батлер, для провинциала из Перта ты очень быстро все схватываешь...

У него оказались две бутылки вина, говядина со специями, ржаной хлеб, горчица, маринованные огурчики, французский соус, ростбиф с кровью и даже куриная печенка, которую решили приберечь напоследок, поскольку сочли заказанный студией сырный торт слишком калорийным, особенно после того, как съели по три сандвича и выпили почти все вино.

Никогда раньше еда и питье не были для них так необходимы. Они ели быстро, жадно, в полном молчании, если не считать блаженного мычания при каждом новом изобретенном ими сандвиче с новой начинкой. Когда оба почувствовали, что сыты, они открыли окна лимузина, вдыхая свежий воздух и не спеша вернуться на вторую половину занятий.

– Я туда больше не пойду, – внезапно объявил Сэм.

– Куда не пойдешь? И кстати, где мы? – спросила Джез, вдруг потеряв способность ориентироваться.

– Не пойду обратно. Ни за что не вернусь больше в эту комнату. Я просто больше не вынесу. У нас в Австралии этих идиотских автошкол нет. А я не гражданин Америки. Что они могут мне сделать? Вернусь себе в Перт. Не объявят же меня преступником – в Австралии любой суд будет на моей стороне.

– Но если ты не пойдешь, все утро пропадет даром. Придется проходить все сначала, – полусонно возразила Джез.

– Пусть, но сейчас все равно не пойду. Подумаешь, утро, в конце-то концов... Невелика цена...

– Цена чего?

– Цена встречи с тобой. Я бы согласился две недели тут отсидеть, лишь бы снова встретить тебя. Или три. Или целый месяц. Да даже год, пропади все пропадом. И только ради тебя, коббер.

– Мог бы просто мне позвонить, если это так для тебя много значит, – засмеялась Джез, различив в его словах некоторую театральность.

– Я боялся, что ты не захочешь со мной разговаривать. Такое могло быть?

– Не исключено. Что значит «коббер»?

– Приятель... подруга...

– Как мило... Ужасно мило. – Джез внезапно расчувствовалась. – Ну просто безу-умно-о мило... Но, по-моему, мне пора... В эту... как ее там... школу. Можешь сказать водителю?

– Пожалуйста, обратно к школе, – попросил через стекло Сэм.

– Мы стоим у нее уже минут пятнадцать, – отозвался шофер.

– Не может быть! – не поверила своим глазам Джез, взглянув на часы.

Они бросились вверх по лестнице, перескакивая ступеньки. Джез летела впереди, Сэм мчался следом. Дверь была закрыта. Они принялись барабанить в нее, но в ответ услышали только садистский голос Маффета:

– Я предупреждал вас обоих, не вздумайте отрицать!

– Вот дерьмо!

Джез едва не разрыдалась.

– Это моя вина.

– Да уж, черт побери!

– Я что-нибудь придумаю.

– Это что же? – с сомнением проговорила она. – Объясни, как ты собираешься уладить то, что четыре часа в этой школе пошли просто псу под хвост?

– Ну, с этим я, наверно, справиться не смогу, – смущенно пробормотал Сэм. – Никогда, даже если б пытался всю оставшуюся жизнь.

Джез взглянула на Сэма: его лицо выражало полное и искреннее смятение, глаза были полны упрека самому себе, а вся фигура – воплощенное страдание.

– А ну, выше нос, – вдруг сказала она. – Я тебя прощаю. Это не самое страшное, что мне приходилось терпеть от мужчин.