Выяснилось, что каждая команда привезла с собой на чемпионат свою Синюю птицу. ФИФА немедленно приняла решение о введении моратория на использование Синих птиц на время матчей. На этом инцидент с чемпионатом мира вроде бы исчерпал себя, хотя требование румын о пересмотре результатов их игры с парагвайцами так и осталось неудовлетворенным.

Следующими почуяли беду страховые компании. Как и предполагал Царегородцев, люди, ставшие обладателями Синих птиц, перестали покупать страховые полисы. Вначале доля этих отказников была невелика, но по мере того, как число птиц росло, росли и убытки страховых компаний. Компании выкручивались как могли: лоббировали законы об обязательном страховании и даже пытались страховать самих Синих птиц. Но время шло, и становилось ясно, что в мире, где всем сопутствует удача, страховой бизнес просто не нужен. Крупные страховщики, бывшие некогда самыми ценными клиентами Лемберта, в одночасье превратились в его врагов.

Но самый тяжелый удар пришелся по фондовому рынку. Пока Синих птиц покупали отдельные биржевые игроки, рынок держался, несмотря на необычайно резкие перепады котировок. А потом, в один прекрасный момент, в игре остались только обладатели Синих птиц — остальные просто не выдержали конкуренции. И рынок медленно сполз в состояние комы.

Схема биржевой игры не так уж сложна. У одних игроков прибыль зависит от падения котировок, у других — от роста. Кому-то везет, а кому-то нет. Однако, если все игроки одинаково удачливы, курс акций будет стоять не шевелясь.

Через какое-то время акции просто перестали продавать и покупать. На рынке остались только стратегические инвесторы, державшиеся до последнего. Последовало еще несколько судорожных рывков на длинных позициях — у кого-то не выдерживали нервы, и он начинал безудержно скупать все подряд, — но это была уже агония.

Рынок впал в кому, а вместе с ним оказалась парализованной вся экономика страны, тесно завязанная на биржевую игру. Ряд сырьевых корпораций потребовал от правительства принять закон об уголовной ответственности за использование Синих птиц биржевыми брокерами. Закон был принят и немедленно отменен Конституционным судом, расценившим его как грубое вмешательство в личную жизнь граждан. Недоброжелатели объясняли такой шаг интригами Лембер-та, но на этот раз могущественный Продавец Счастья был ни при чем — ведь и его империя тоже пострадала из-за охватившего фондовый рынок оцепенения. А потом умерла Бонни.

— Что с ней? Почему она лежит на боку и дергает лапками? Где врач, черт побери? Где этот коновал? Немедленно вызовите его сюда! Быстро! Вы что, не видите, ей плохо!

— Господин Лемберт, успокойтесь, прошу вас… выпейте воды, примите таблетку…

— Да идите вы со своей таблеткой! Где врач? Сделайте же хоть что-нибудь, идиоты! За что я плачу вам такие деньги? Моя Бонни умирает, а они стоят как истуканы!

— А вот и врач, врач уже здесь, теперь все будет хорошо… Возьмите таблеточку…

— Что случилось, господин Лемберт?

— Это вы мне скажите, что случилось! Смотрите, что с моей Бонни! У нее из клювика что-то желтое течет… Она ножками вот так сучит! Ей больно, спасите ее, доктор!

— Дайте-ка я посмотрю… кажется, она подавилась… ей давали нешлифованные зерна? Нет? Странно: что ж, будем делать резекцию гортани.

— Сделайте, доктор, сделайте, иначе я сделаю что-нибудь с вами!

— Ну-ну, успокойтесь, господин Лемберт, не нужно мне угрожать… Лучше освободите помещение от посторонних. Мне понадобится ассистент. Ничего особенного, просто держать инструменты. Вот этот, здоровый, подойдет. Остальных попрошу выйти. И вас, господин Лемберт, тоже. Подождите в коридоре…

— …к сожалению, мы потеряли ее. Нет, она ничем не подавилась. У вашей Бонни был ураганный отек легких. Она не простужалась? Ее не выносили на сквозняки? В таком случае позвольте мне провести исследование трупика. Да, возможно, она была отравлена. Да, это можно проверить. Я сразу же сообщу вам, господин Лемберт.

— Бонни… моя Бонни… моя птица Удачи… как же я теперь без тебя…

Пожилой человек с очень загорелым лицом спрыгнул с велосипеда у крашенных серебристой краской ворот. Прислонил велосипед к кирпичному забору и нажал кнопку переговорного устройства.

Вокруг было очень тихо, едва слышно поскрипывали сосны в вышине.

— Слушаю, — раздалось из динамика. — Говорите.

— Добрый день, — вежливо поздоровался загорелый. Он произносил слова со странным певучим акцентом. — Я бы хотел поговорить с господином Лем-бертом.

— Господин Лемберт никого не принимает.

— Подождите, — торопливо проговорил загорелый. — Меня зовут Андрей Царегородцев, передайте, пожалуйста, господину Лемберту, что я вернулся…

Минуту динамик молчал. Потом что-то щелкнуло, и створки ворот медленно поползли в стороны.

Дом Лемберта напоминал оборонительное сооружение — массивный, приземистый, угрюмый. Встретивший Андрея у крыльца охранник быстро охлопал его ладонями по бокам, но, разумеется, ничего не нашел. Ткнул пальцем в деревянную коробку, привязанную к багажнику велосипеда.

— Что это?

— Подарок для господина Лемберта. Показать?

— Покажите.

Андрей повиновался. В коробке, выложенной красным бархатом, лежал изогнутый кусок дерева, испещренный причудливыми знаками.

— Можете закрывать, — равнодушно сказал охранник. — Проходите.

«Так всегда, — подумал Андрей. — Совершенное оружие редко выглядит грозным. Если бы я хотел убить Лемберта, мне бы никто не смог помешать».

Но он не хотел убивать Лемберта. Лемберт сидел в инвалидном кресле, очень старый, с трясущейся лысой головой. Жизнь и так почти убила его.

— Вы совсем не изменились, Царегородцев, — тихо засмеялся он. — Пребывание в тропиках пошло вам на пользу. А я, как видите, стал развалиной.

— Я привез вам подарок, — сказал Андрей. Он шагнул к старику и положил коробку ему на колени. — Его сделал вождь по имени Палоа. Надеюсь, он вам понравится.

Узловатые, искалеченные артритом пальцы Лемберта откинули крышку. Некоторое время старик молча рассматривал подарок, потом мелко закивал головой.

— Бумеранг, да? Остроумно… впрочем, вы всегда были неглупым человеком, Царегородцев. Вы один догадались, что смутные времена лучше пересидеть в спокойном месте…

Андрей пожал плечами.

— Поначалу я и не думал прятаться. Просто захотелось побыть одному, подальше от всей этой суеты. А когда узнал, что у вас тут творится, решил не возвращаться…

— Но вернулись же, — заметил Лемберт. — Да, в общем-то, и правильно сделали. Сейчас здесь уже спокойно. Жизнь понемногу налаживается. Даже меня почти перестали тревожить, а ведь еще лет пять назад от желающих расправиться с Продавцом Счастья отбоя не было…

Он тяжело вздохнул.

— Сумасшествие, Царегородцев, это было настоящее сумасшествие. Все началось с того, что мою Бон-ни отравил подонок парикмахер… из зависти, я полагаю. Когда Бонни умерла, я почувствовал, что мир вокруг рушится. Я так привязался к ней, так привык полагаться на удачу, которую она приносила… Одним словом, это стало началом конца. Рынок в то время уже почти умер… дела вроде бы шли неплохо, но как можно получать удовольствие от бизнеса, если вокруг везет абсолютно всем? Впрочем, когда Бонни не стало, для меня это везение, разумеется, закончилось…

Он закашлялся и замолчал, глядя куда-то сквозь Андрея.

— Потом начались первые птичьи погромы. Толпы бедняков, люмпенов, просто озлобленных неудачников, которым не хватало денег, чтобы купить Синюю птицу, разграбили и сожгли две наши птицефермы. Погибло больше половины самочек, производство птиц резко сократилось, а цены, разумеется, взлетели еще выше… Мне не раз предлагали взять новую Синюю птицу, но я не мог переступить через себя. Все равно такой удачи, какую приносила мне Бонни, не принесла бы ни одна другая птица на свете…