Торговец был в бешенстве, он сердился на всех на свете и спросил Августа, отчего он не крестился. Он был просто взбешён и бледен от злобы.
— Не плачь! — сказал Август и стал смеяться над ним.
— Мне бы следовало послушаться жены и не ходить сюда, — сказал торговец. — Теперь я гол, как сокол.
— У тебя осталось ещё обручальное кольцо.
— Что?! — закричал торговец.
— Поставь его на карту.
— Вот безбожник! У тебя-то нет ни одного эре, чтобы поставить против меня.
— Я ставлю библию, — сказал Август.
— Библию! — воскликнул торговец. — Но ведь это грех!
Август смешал карты и сказал:
— Три раза по пяти раз.
Торговец выиграл в первый раз.
Август снял библию с полки и положил её на стол. На что она ему? Её так тяжело было носить с собой по стольким странам. Старая русская библия!
— Положи кольцо! — скомандовал он.
Человек с трудом стащил кольцо с пальца и положил его поверх библии.
Теперь Август выиграл. Оба в одинаковом положении. Следующую игру выиграл опять Август. Торговец, дрожал теперь, но так как и он, тоже выиграл во второй раз, то надежда опять вернулась к нему. Опять оба очутились в одинаковом положении.
Август сдал последнюю игру.
— Пересдай! — сказал торговец.
Август отказался.
Тогда торговец уронил одну карту на пол и стал пересчитывать оставшиеся.
— У меня только четыре карты, — сказал он. — Пересдай.
Август великодушно пересдал и сказал:
— Ты начинаешь.
Август проиграл. И невозможно было не проиграть с такими плохими картами. Ну что ж, старую библию было так тяжело таскать по стольким странам. Торговец тяжело дышал после испытанного им страха и волнения, он опять надел на палец кольцо, взял библию под мышку и ушёл...
Так состоялась в тот вечер игра в карты.
Прежде чем Август успел лечь в постель, пришла Старая Мать. С румянцем на лице она выглядела моложавой и красивой.
— На-все-руки! — сказала она, — я видела тебя в сумерках на пристани. Кто-то бросал камни в яхту.
— Вот как! — воскликнул Август из осторожности, из страха не сказать что-нибудь лишнее.
— Да. А я как раз была на борту яхты, но бросали камни, и было невыносимо. Будь добр, вставь, новые стёкла в иллюминатор.
— Слушаю!
— Завтра пораньше, прежде чем уйдёшь на дорогу.
— Хорошо.
— Спасибо, На-все-руки! С тобой так приятно иметь дело, — сказала Старая Мать и удалилась.
Был уже час ночи. Вдруг появился цыган. Он был совершенно пьян, но держался отлично. По его словам, он всё воскресенье провёл в горах, где искал сладкий корешок.
VIII
Август встал на другой день в шесть часов утра. Он понял, что Старой Матери было очень важно, чтобы иллюминатор был починен раньше, чем встанет Гордон Тидеман.
Август не мог достать стёкол и замазки до восьми часов, пока приказчики не откроют лавку, но решил осмотреть яхту, удалить старую замазку и все приготовить.
На пристани он столкнулся с Адольфом, рабочим с пристани. Август нашёл это странным, но Адольф пожелал своему старосте доброго утра, глядя ему прямо в глаза.
— Как?! Это ты, Адольф?
— Да, я как раз собирался домой.
— Что ты тут делаешь?
— Ничего. Я просто пришёл сюда.
— Почему ты не спишь?
— Я спал весь день вчера. Мы все спали целый день.
— Ты, верно, поссорился со своим товарищем по углу. Ведь так? — сказал Август.
— Нет. Но он говорит такие гадости!
— Не стоит обращать на это внимание. Ты ведь знаешь, какой он, этот Франсис.
— Да.
— Впрочем, это очень удачно, что я тебя встретил. Твоя артель должна приступить к новому участку. Кое-какие вехи стоят криво, ты их исправь. Я не могу придти сразу, у меня тут дело.
Адольф на это кивнул головой и сказал:
— Нет, конечно, на это не стоит обращать внимание. Но он не даёт мне покоя ни днём, ни ночью. Просто стыдно слушать.
— Ерунда! Но что же именно он говорит?
Адольф на вопрос не ответил.
— Это началось с тех пор, как она перевязала мне палец, который я повредил тогда.
Август слышал об этом: сестра шефа, Марна, была как раз на дороге, когда Адольф поранил себе палец; она оторвала полоску от носового платка и перевязала Адольфу ранку. Вот и всё. Очень может быть, что фрёкен Марна не сделала бы этого для первого попавшегося, но Адольф был молод, имел приятную наружность, и он нравился ей. В этом не было ничего предосудительного. Но всю историю раздули, и под конец товарищи так задразнили обидчивого Адольфа, что тот бросил и постель и кров.
— Ты бы поговорил с ним, — сказал Адольф.
— Всё это ерунда. Что же плохого он говорит?
— Всякие непристойности.
— Ступай домой и поспи ещё с часочек, — сказал Август.
Он взошёл на яхту, счистил старую замазку, вымел пол, убрал кое-что, свернул кольцами трос и повесил его на место: старый юнга знал все порядки на судне. В этот ранний час многое вспомнилось ему; опять под его ногами была палуба судна, ему было приятно, он окинул взором реи, по старой привычке поглядел, какая будет погода. Ступая по лестнице, он с удовольствием прислушивался к знакомому отзвуку своих шагов на пустом судне. Вот добряк шкипер Ольсен умел смывать трюм, ему бы следовало вымыть и этот трюм, который был очень плохо вычищен после ловли сельди. Но шкипер Ольсен нигде, больше не показывался, он жил где-то далеко на суше, и внимание его поглощали теперь небольшое хозяйство и двор.
Август сошёл в каюту и стал подбирать осколки стёкол. Эти чертенята, дети доктора, весь пол усеяли стеклом; осколки попали и на стол, и на койку, ему пришлось встряхнуть постельное бельё. На пол упали две шпильки, дамский пояс и ещё одна белоснежная штучка, — резинка, что поддерживает чулок. «Кто-то забыл их, — подумал он. — Видно, она слишком спешила!» Он сделал маленький узелок из вещей, вышел на палубу и бросил узелок в море.
Уладив всё на борту, он поспешил на дорогу, но всё-таки опоздал: навстречу ему ехал Гордон Тидеман. Пренеприятная неудача: шеф не дал ему проскочить мимо.
Но впрочем, опасность быстро миновала: шеф был с ним любезен, как всегда.
— Вот что я хотел сказать тебе, На-все-руки, — смотри, чтобы дорога была широкой!
— Она будет широкой, об этом не беспокойтесь.
— Да, но я покупаю автомобиль, а будет ли дорога достаточно широка для автомобиля?
— Каких размеров автомобиль?
— Обыкновенный пятиместный.
Август невольно схватился за свой складной метр, но не успел раскрыть его и стал высчитывать в уме: «Один метр восемьдесят сантиметров, прибавка для крыльев — пятьдесят сантиметров».
— Хватит вполне! — заключил он.
— Спасибо, вот всё, что я хотел знать, — сказал шеф и поехал дальше.
«Чертовски ловкая личность, этот На-все-руки! — подумал, вероятно, Гордон Тидеман. — Хорошо иметь такого человека, есть с кем посоветоваться относительно всяких дел на суше и на море».
Гордон Тидеман был на ногах ранее обыкновенного, — не то чтобы он серьёзно беспокоился о чём-нибудь, но он был взбудоражен: у него в голове возник грандиозный план — учредить консульство в Сегельфоссе, первое в этих местах, может быть, даже единственное, — британское. Он работал над этим втихомолку, и ему помогали знатные особы, даже его знакомые в Англии действовали с ним заодно. Он был уверен в исходе дела. Но в последнее время его одолевало нетерпение, он торопился в контору за почтой. План его нигде не встретил препятствий: польза была очевидная, нужный момент наступил, и у него не было конкурентов, — только по всем инстанциям тянулась обычная канитель.
Он вошёл в контору через особую дверь, которую велел пробить, чтобы не ходить через лавку. Занавески были уже подняты, почта лежала на конторке. Он дал себе время скинуть только правую перчатку и с жадностью накинулся на почту.
— Да, вот оно — письмо!
Он вскрыл его ножом, так как был во всём аккуратен, но рука его дрожала, и тёмные глаза стали острыми, как гвозди.