– А к подруге можно?

– Можно, но лучше к маме. Тебе куда сейчас?

– На Арбат.

– Круто. Хорошее место. Квартирка небось недешевая?

– Недешевая. Только не совсем моя.

– С этим делом я тоже попробую разобраться, если время останется.

– Спасибо. Ты настоящий друг, хоть и с Петровки.

– Не за что. Ты не представляешь, сколько за эти годы я получил удовольствия, танцуя с тобой… – Разговор уплывал в опасное русло, и Дина предприняла попытку перевести его на другую тему.

– Но хоть что-то удалось раскопать про эту Покровскую? – перебила она Бориса.

Дине никогда не нравились советские киногерои, но она ничего не имела против обаятельных оперов с Петровки на «Лексусах».

– Удалось. – Борис искоса, с насмешкой глянул на Дину. – Последний раз Инну видели пятого марта на вечеринке в клубе «Шаляпин». Там проходила презентация ее книги «Изнанка». На презентации она была веселая, беззаботная, с удовольствием давала интервью журналистам и позировала перед камерами. Григ, естественно, вертелся возле нее. Но часов в десять вечера, когда официальная часть была закончена, с Инной что-то произошло. Она стала раздражительная, нервная, все время куда-то звонила, причем мобильный почему-то брала у Грига, а не пользовалась своим. Мы проверили эти звонки – как ни странно, ничего интересного. Покровская звонила своей парикмахерше, в глянцевый журнал договориться об интервью и фотосессии с Григом, а также в ресторан, чтобы подтвердить заказ столиков на Восьмое марта. В общем, ничего подозрительного.

Но отчего-то же у Покровской сменилось настроение! Она часто выходила в туалет, много курила, а когда начался банкет, не выпила ни одной рюмки спиртного и отказалась от закусок. Григу она сказала, что у нее разболелся желудок. На здоровье Инна никогда раньше не жаловалась, поэтому Григ обеспокоился и предложил ей уехать домой. Он сказал, что гости уже пьяны, веселы и никто не заметит ее отсутствия. Инна раздраженно отказалась покинуть банкет, но через некоторое время исчезла. Когда именно – никто точно сказать не может. На тусовке было много народу, все прилично выпили, и никто не отслеживал, кто и куда пошел. Григ, который неотступно следовал везде за Инной, отвлекся на танцы и стриптизерш.

Швейцар сказал, что женщина, похожая на Инну Покровскую, выбежала из клуба в полдвенадцатого ночи. Она была чем-то взволнованна и на бегу одевала шубу. Водитель Инны спал в машине, но его услугами Покровская почему-то не воспользовалась. Скорее всего, она поймала частника, потому что опрос таксопарков ничего не дал. Никто из водителей такси не подвозил в тот день Покровскую. А может… может, за ней кто-то приехал. Во всяком случае, с того момента, как она выскочила из клуба, Инну никто не видел. Покровская словно сквозь землю провалилась.

– Что говорит Григ по поводу ее смерти?

– Рыдает. Много и напоказ. На камеры, на фотообъективы, перед оперативниками, перед журналистами и поклонниками. По-моему, он перебарщивает с эмоциями. Возникает подозрение в их неискренности.

– Муж?

– Как ни странно, ведет себя естественно и достойно. Активно помогает следствию. Искренне ответил на все вопросы, охотно дал обыскать комнату Инны в доме, позволил просмотреть все ее бумаги и документы, к которым имел доступ. Создается впечатление, что гостиничный король вполне нормальный мужик и отношения к смерти жены не имеет. Он даже назначил награду за информацию об убийце, хотя этот факт, конечно, подозрений с него до конца не снимает. Мне почему-то кажется, что если бы он захотел расправы, то грохнул бы Грига, а не Инну. Просто так, чтобы другим поющим юнцам, жаждущим славы, неповадно было иметь дело с продюсером Инной Покровской. Ее бизнес, который Гнедулин так ненавидел, просто сошел бы на нет. Кто захочет быть трупом после того, как станет звездой?!

– Вон туда, пожалуйста, поверни. Мне к первому подъезду.

– Ух ты, какой дом! – восхитился Борис. – Женился бы на тебе из-за квартиры, если бы не был женат! – Он вышел, открыл Дине дверь и подал руку.

– Скажи, если бы мне не взбрело в голову прийти сегодня на занятие, ты вызвал бы меня на Петровку? – улыбнувшись, спросила Дина.

– Нет, пригласил бы на вальс, – засмеялся Борис и в полупоклоне поцеловал ей руку. – Помни, тебе повезло, что твой партнер – я!

Дина пошла к подъезду, перепрыгивая через лужи.

Шины тихо зашуршали по асфальту. Борис уехал, весело погудев на прощанье.

Дина подняла глаза и вздрогнула.

У подъезда стоял Левин.

В одной руке он держал охапку желтых роз, в другой поводок с собакой.

Вид у Левина был идиотский.

Розы сыпались по одной на асфальт, а собака дергала поводок, стремясь быстрее попасть в кусты. Левин пытался все это удержать, урегулировать и спасти.

– Что ты здесь делаешь? – удивилась Дина.

– Гуляю твою собаку.

– С розами?

– С совком и пакетом! – Он сунул цветы Дине.

Они обожгли ее многочисленными шипами и задушили приторным ароматом.

– Тебя нет дома уже три часа! – прошипел Левин. – Твоя Пантагрюэлиха невыгуленная и голодная! Тебе никого нельзя заводить, ни мужа, ни детей, ни собаку! Кто этот хмырь с вывороченными ножками, который привез тебя?!

– Оперативник с Петровки. Он допрашивал меня по делу убийства Инны Покровской.

– Великий боже! – заорал Левин. – Опера ездят на «Лексусах», довозят свидетелей до дома и целуют им ручки!

Дина отцепила собаку с поводка. Пантагрюэль рванул в кусты так, что из-под лап у него полетели брызги.

– Это сцена ревности? – спросила она.

– Это сцена голода, холода и одиночества, – мрачно ответил Левин.

Цветы кололи Дину через пальто, через перчатки, и отчего-то от этих покалываний ей было смешно и щекотно.

– Зачем ты купил цветы?

– Хотел поздравить тебя с Восьмым марта. Надоело воевать. Все надоело… Хочу мира, тепла, домашней еды и чтоб никаких убийств.

– Да ты пьян! – засмеялась Дина, наклоняясь и поднимая выпавшие из букета розы. – От тебя несет перегаром!

– Ничего я не пьяный! Так, дерябнул немного с магом, но это было с утра.

– Дерябнул! С магом, с утра! – передразнила его Дина. – Поздравляю, ты стал настоящим русским! Видела бы тебя твоя Клэр! Пьяный, помятый, небритый, очки набекрень, в руке пустой поводок, а собака в кустах какает!

– Видел бы тебя сейчас твой балетный опер! – со злостью парировал Левин. – Мокрая, бледная, с дурацким желтым букетом, довольная, словно наследство от дедушки получила, и это – твоя! – твоя беспородная сука какает, между прочим, в кустах!!!

Дина швырнула букет на скамейку.

– Ты же сказал, что устал воевать. Ты сказал, что хочешь мира, тепла и еще чего-то домашнего…

– Хочу. Но ты будишь во мне страшную сволочь. Почему этот гад целовал тебе руку?! Почему орал, что он твой лучший партнер?!

– Потому что я танцую с ним вальс! И танго, и ча-ча-ча…

– С опером, который работает на Петровке? Ча-ча-ча?! – Левин вдруг неуклюже подпрыгнул, сделал какие-то па ногами и с легким поклоном протянул Дине руку.

– Что это? – удивилась она.

– Приглашаю вас на ча-ча-ча, мадам!

Наверное, он думал смутить ее, обескуражить или заставить злиться, но Дина приняла удар и на темной улице, под окнами многоквартирного дома уверенно исполнила несколько па латиноамериканского танца, увлекая за собой Левина.

Он был неуклюж как тюлень и для бальных танцев никак не годился.

– Запомните, мадам! Я ваш лучший партнер! – сбившись дыханием, проорал Левин. – Я, а не опер с Петровки! И знаешь, почему?

– Почему?

– Потому что мы не случайно оказались вместе в одной квартире! Потому что кто-то зачем-то решил нас свести! И я, кажется, знаю – кто! Провидение!

– Это тебе пьяный маг утром сказал? – догадалась Дина.

– Да, – поскучнел Левин. – Увы, маг, и, увы, пьяный. Но я ему верю, потому что…

Из кустов с треском выскочил Пантагрюэль и помчался к подъезду.