В качестве министров всероссийского правительства грузинские меньшевики обвинили нас в союзе с германским штабом и через царских следователей предали нас обвинению в государственной измене. Брест-Литовский мир, открывавший германскому империализму «ворота революции», они объявили предательством России. Именно под этим лозунгом они призывали к низвержению большевиков. А когда почва революции слишком нагрелась у них под ногами, они откололи Закавказье от России, затем Грузию – от Закавказья и действительно настежь открыли ворота «демократии» перед войсками кайзера – с самым низким поклоном и с самыми льстивыми речами. После разгрома Германии, они, как увидим, повторили те же слова и жесты по адресу победоносной Антанты. В этом отношении, как и в остальных, политика меньшевиков является только отражением политики русской буржуазии: в лице кадет (Милюков!) она вступила на Украине в соглашение с германскими оккупационными властями, а после разгрома Германии отправила в лоно Антанты тех же кадет, в качестве блудных сынов, которые при всех зигзагах своего пути не упускали из виду главного, как для них, так и для Антанты: борьбы с большевиками. Поэтому-то Антанта столь легко снова открыла им свое сердце и, что еще важнее, свою кассу. Поэтому же министр войны Гендерсон, братавшийся в Петербурге с министром войны Церетели, снова встретил его как собрата, после того, как Церетели прошел через объятия гогенцоллернского генерала фон-Кресса. Зигзаги, противоречия, измены, – но всегда против революции пролетариата!

25 сентября 1918 г. Жордания письменно заверял фон-Кресса: «не в наших интересах умалять престиж Германии на Кавказе». А через два месяца пришлось уже открывать ворота великобританским войскам. Этому предшествовали переговоры, главной задачей которых было доказать, разъяснить, убедить, что с немецким генералом фон-Крессом у грузинской «демократии» был навязанный обстоятельствами полубрак по расчету; настоящий же брак, по глубокому чувству, предстоит именно с великобританским генералом Уоккером. 15 декабря старый меньшевик Топуридзе, представитель правительства в Батуме, отвечает на вопросы антантовской миссии: «Полагаю, – говорит он, по собственному его донесению, – что всеми средствами и силами наша республика будет содействовать державам Согласия в борьбе с большевиками»… Английскому агенту Вебстер тот же Топуридзе докладывает, что Грузия «будет видеть выполнение своего долга, если будет оказывать содействие Англии на Кавказе в борьбе против большевизма»… После того, как британский полковник Джордан разъяснил, что введение союзных войск в Грузию совершается «согласно общей схемы международного мира и спокойствия», т.-е. для удушения большевиков в общероссийском масштабе и для подчинения всех народов России адмиралу Колчаку, – Гегечкори уведомляет полковника Джордана, что «грузинское правительство, одушевленное желанием работать в согласии с союзниками над осуществлением провозглашенных союзниками принципов права и справедливости, дает свое согласие на ввод войск». Словом, при перемене германского подданства на антантовское вожди грузинского меньшевизма чрезмерно пренебрегли добрым старым советом русского поэта: «Льстецы, льстецы, умейте сохранить и в самой подлости оттенок благородства».

Я слишком хорошо помню стол заседаний Брест-Литовска. Я слишком хорошо помню за этим столом барона Кюльмана, генерала Гофмана[31] и графа Чернина. Но еще отчетливее и резче помню я представителей украинской мелкобуржуазной демократии, которые тоже называли себя социалистами и которые были – по своему политическому уровню – как раз подстать грузинским меньшевикам. Во время самых переговоров они вступили в блок за нашей спиной с феодальными представителями Германии и Австро-Венгрии. И нужно было видеть, как они виляли перед теми, как помахивали хвостами, как заглядывали подобострастно и любовно в глаза своим новым господам и с каким высокомерным торжеством глядели на нас, изолированных представителей пролетариата, на этих брест-литовских заседаниях!

События последних лет не были бедны испытаниями. Но я не знаю минут более тягостных, более невыносимых, чем те, когда приходилось дышать в атмосфере жгучего стыда за бесчестие, отсутствие достоинства, низкопробность мелкобуржуазной демократии, которая в борьбе с пролетариатом бросается на колени перед представителями феодально-капиталистического мира. И разве не то же самое, слово в слово, буква в букву, проделал дважды грузинский меньшевизм?

Каутский, Вандервельде, Гендерсон, словом международная мистрис Сноуден, категорически отрицают сотрудничество меньшевистской Грузии с русской и иностранной контрреволюцией. А в этом ведь сущность всего вопроса. Во время ожесточенной войны Советской России с белогвардейцами, которых поддерживал иностранный империализм, демократическая Грузия сохраняла, видите ли, нейтралитет. И не просто нейтралитет, пишет блаженный Каутский, а «строжайший нейтралитет». Можно было бы усомниться в этом, даже если бы мы не знали фактов. Но мы их знаем. Мы знаем не только то, что грузинские меньшевики принимали участие во всех кознях против Республики Советов, но и то, что сама независимая Грузия создана была, как орудие в империалистической и гражданской войне против рабоче-крестьянской России. Мы это уже видели из предшествующего изложения. Но блаженный Каутский об этом не хочет и слышать. Но мистрис Сноуден возмущена. Но Макдональд[32] с негодованием отвергает «глупые обвинения». Макдональд так и пишет: «глупые обвинения», ибо он очень сердится. А Макдональд, хотя и не Брут[33], но «достопочтенный человек». Однако же существуют факты, документы, протоколы, которым приходится верить больше, чем так называемым достопочтенным людям.

25 сентября 1918 г. происходило официальное совещание представителей грузинской республики, кубанского правительства и добровольческой армии. От лица этой последней выступали генералы Алексеев, Деникин, Романовский. Драгомиров, Лукомский, известный монархист Шульгин и пр. – имена, достаточно говорящие за себя. Генерал Алексеев открыл совещание словами: «От имени добровольческой армии и кубанского правительства приветствую представителей дружественной нам Грузии, в лице Е. П. Гегечкори и генерала Г. И. Мазниева».

У дружественных сторон имелись недоразумения; главное из них касалось Сочинского округа. Рассеивая недоразумения, Гегечкори говорил: «Куда, как не в Грузию, во время гонений, постигших офицеров в России, стали со всех концов ее стекаться офицеры! И мы принимали их, из скудных средств своих делились всем, платили жалованье, кормили и делали все, чтобы в пределах собственного стесненного положения помочь им»… Уже эти слова могут посеять кое-какие сомнения насчет «нейтральности» Грузии в войне рабочих с царскими генералами. Но сам Гегечкори торопится придать сомнениям характер полной несомненности. «Считаю долгом напомнить вам, – говорит он далее Алексееву, Деникину и др., – что не следует забывать и про то, какую услугу оказали мы вам в борьбе с большевизмом, и что эта поддержка должна также учитываться вами». Они, кажется, ясны, эти слова Гегечкори, министра иностранных дел демократической Грузии, одного из лидеров меньшевистской партии. Или, может быть, г. Макдональд нуждается в комментариях? Их дает второй представитель Грузии, Мазниев, который тут же прибавляет: «Офицеры все время двигаются из Тифлиса к вам (к Алексееву и Деникину), и по дороге я им всячески помогаю. Это может засвидетельствовать и генерал Ляхов. Им выдаются деньги, продовольствие на стоянках и т. д., и все это безвозмездно. Согласно вашей просьбе, я собирал офицеров, находящихся в Сочи, Гаграх, Сухуме, и звал их идти в ряды ваших войск»… Каутский ручается за нейтралитет, и притом за строжайший. Макдональд просто объявляет «глупыми обвинениями» указания на те услуги, какие меньшевики оказывали белым в борьбе с большевиками. Но мы должны все же сказать, что достопочтенный человек бранится слишком поспешно. Факты подтверждают наши обвинения. Факты уличают Макдональда. Факты удостоверяют, что именно мы говорим правду, а не международная мистрис Сноуден.