Теперь эта волна идет на убыль… – разумеется, для того только, чтобы сейчас же дать место другой, более высокой волне. Воспользуемся этим моментом, чтоб учесть сделанное и сказанное за последний период – и сделать вывод: что же дальше? Теперешнее положение в ближайшем счете создано войной. Она страшно форсирует естественный процесс разрушения самодержавия, клещами вытаскивает на площадь политической жизни ленивые общественные группы и, что есть мочи, гонит вперед формирование политических партий… Чтобы не утратить всех перспектив, нам нужно отойти несколько от периода «весенней» смуты – назад, к началу войны, и хоть бегло обозреть политику разных партий за это вдвойне военное время. Война дана была обществу, как факт, – оставалось его использовать. Партия царистской реакции делала в этом направлении все, что могла. Пользуясь тем благоприятным обстоятельством, что абсолютизм, вконец скомпрометированный, как представитель интересов культурного развития нации, нашел в войне возможность проявить себя с той стороны, с которой он казался наиболее сильным и себе и другим, реакционная печать взяла наступательный тон и поставила на очередь дня лозунги, в которых самодержавие, нация, армия, Россия, – все объединялось общим интересом немедленной победы. "Ни в чем, – повторяло и повторяет «Новое Время»,[6] – так не сознает своего единства нация, как в своей армии. Армия в своих руках держит международную честь нации. Поражение армии есть поражение нации". Задача реакции была, таким образом, ясна: превратить войну в национальное предприятие, объединить «общество» и «народ» вокруг самодержавия, как охранителя могущества и чести России, создать вокруг царизма атмосферу преданности и патриотического энтузиазма. И реакция, как могла и как умела, преследовала эту цель. Она стремилась возжечь чувства патриотического негодования и нравственного возмущения, нещадно эксплуатируя так называемое вероломное нападение японцев на наш флот. Она изображала врага коварным, трусливым, жадным, ничтожным, бесчеловечным. Она играла на том, что враг – желтолицый, что он – язычник. Она стремилась, таким образом, вызвать прилив патриотической гордости и брезгливой ненависти к врагу. События не оправдывали ее предсказаний. Злосчастный тихоокеанский флот терпел урон за уроном.[7] Реакционная печать оправдывала неудачи, объясняя их случайными причинами, и обещала реванш на суше. Начался ряд сухопутных сражений,[8] ряд чудовищных потерь, ряд отступлений непобедимого Куропаткина,[9] героя стольких карикатур европейской печати. Реакционная печать делала попытки самыми фактами поражений ущемить народную гордость и пробудить жажду кровавого отмщения. В первый период войны реакция организовывала патриотические манифестации студенчества и городской сволочи и покрывала всю страну лубочными картинами, на которых преимущества русской армии над японской изображались самыми яркими красками, какие только имелись в распоряжении патриотических живописцев. Именем патриотизма и человеколюбия реакция призывала к поддержке правительственного Красного Креста, когда число раненых стало возрастать; именем патриотизма и государственных интересов она привлекала общество к пожертвованиям на флот, когда перевес японского флота над нашим стал очевидностью. Словом, реакция делала все, что могла и умела, чтоб использовать войну в интересах царизма, т.-е. в своих собственных. Как же в это критическое время действовала официальная оппозиция, та, в руках которой органы самоуправления – земства и думы – и либеральная печать? Скажем сразу: позорно. Земства не только покорно несли те связанные с войной труды и расходы, которые возложены на них законом, нет, они еще сверх того добровольно пришли на помощь самодержавию своей организацией помощи раненым.
Это преступление, которое тянется до сегодняшнего дня, – преступление, против которого никто в либеральной среде не возвысил протестующего голоса. «Если патриотическое чувство призывает вас принять деятельное участие в бедствиях войны, идите кормить и греть зябнущих, лечить больных и раненых»… учил г. Струве,[10] принося в жертву не «патриотическому чувству», а патриотическому лицемерию последние остатки оппозиционного смысла и политического достоинства. Разве не ясно, что в тот момент, когда реакция создавала кровавый мираж общенародного дела, всякая честная оппозиционная партия должна была отшатнуться от этого позорного дела, как от чумной заразы! В тот момент, когда правительственный Красный Крест, приютивший в своих рядах всех где-либо проворовавшихся чиновников, чахнет от недостатка средств, когда правительство мечется в тисках финансовой нужды, является земство и, пользуясь своим оппозиционным авторитетом и народными деньгами, берет на себя добрую долю издержек по военной авантюре. Оно помогает раненым? – да, помогает раненым, но оно снимает, таким образом, часть финансового бремени с правительства и облегчает ему дальнейшее ведение войны и, значит, дальнейшую фабрикацию раненых. Но этим соображением еще не охвачен вопрос. Ведь задача состоит в том, чтоб раз навсегда опрокинуть тот порядок, при котором бессмысленная резня и калечение десятков тысяч людей зависит от политического азарта чиновной банды. Война обострила эту задачу, представив царизм во всем безобразии его внутренней и внешней политики – бессмысленной, хищной, неуклюжей, расточительной и кровавой. Реакция стремилась – и с точки зрения ее интересов вполне целесообразно – втянуть и материально и морально весь народ в водоворот военной авантюры. Там, где вчера еще были борющиеся группы и классы, реакция и либерализм, власть и народ, правительство и оппозиция, стачки и репрессии, – там должно было, по замыслу реакции, сразу установиться царство национально-патриотического единения. Тем резче и энергичнее, тем смелее и беспощаднее должна была оппозиция вскрыть пропасть между царизмом и нацией, тем решительнее она должна была попытаться столкнуть в эту пропасть истинного национального врага, царизм. Вместо того либеральные земства с затаенной «оппозиционной» мыслью (захватить в свои руки часть военного хозяйства и поставить правительство в зависимость от себя!) впрягают себя в дребезжащую военную колесницу, подбирают трупы, затирают кровавые следы. Пожертвованиями на санитарную организацию дело, однако, не ограничивается. Сейчас же по объявлении войны земства и думы, вечно жалующиеся на недостаток средств, вдруг с каким-то нелепым размахом жертвуют деньги на нужды войны, на усиление флота, а харьковское земство вырывает из своего бюджета целый миллион и отдает его в непосредственное распоряжение царя. Но и это еще не все! Земцы и думцы не ограничились только тем, что приобщились к черной работе в позорной бойне, взяв на себя, т.-е. от своего имени взвалив на народ, часть ее расходов. Они не удовольствовались молчаливым политическим попустительством и молчаливой порукой за царизм, – нет, они во всеуслышание объявили свою моральную солидарность с виновниками величайшего из злодеяний. В целом ряде верноподданнических адресов земства и думы друг за другом, все без изъятия, припадали к стопам «державного вождя», который только что растоптал тверское земство[11] и готовился растоптать несколько других, выражали свое негодование коварному врагу, молитвенно клялись в преданности престолу и обязывались пожертвовать жизнью и имуществом – они знали, что им не придется этого делать! – за честь и могущество Царя и России. За земствами и думами шли позорной вереницей профессорские корпорации. Одна за другой они откликались на объявление войны верноподданническими адресами, в которых семинарская витиеватость формы гармонировала с политическим идиотизмом содержания. Ряд этих холопских произведений увенчался патриотическим подлогом Совета Бестужевских курсов, который расписался в патриотизме не только за себя, но и за неопрошенных слушательниц. вернуться«Новое Время» – петербургская ежедневная газета, издававшаяся с 1876 г. А. С. Сувориным. Газета занимала крайне консервативную позицию с самого первого дня своего существования. Будучи по существу официозом, «Новое Время» на своих страницах неизменно вело кампанию против революционной демократии, рабочего класса и радикальной интеллигенции. Травля «инородцев», юдофобство красной нитью проходит через все руководящие статьи газеты. Орган бюрократических верхов, «Новое Время» не отличалось особой устойчивостью и обычно меняло свой курс в связи с персональными изменениями в министерстве. Во время революции 1905 г. заняло крайне реакционную позицию, требуя решительных мер по отношению к революционерам и бастующим рабочим. Ниже мы помещаем характеристику «Нового Времени», принадлежащую тов. Троцкому (написанную им в 1906 г., но не вполне законченную): «Новое Время» – газета литературная, политическая и продажная, издается Сувориным в течение 40 лет. Газета, как известно, несчетное число раз меняла свое «направление», но эти перемены происходили всегда в очень узких пределах, – именно в рамках борьбы разных министров, министерств и ведомств. «Новое Время» стояло за классицизм при министре просвещения Делянове и против классицизма – при Ванновском; за бараний рог – при Плеве, за «доверие» – при Святополк-Мирском. При всех этих переменах «Новое Время» оставалось органом литературного негодяйства. Ненависть к демократии, радикальной интеллигенции, социалистическому пролетариату и революционному крестьянству выражалась и выражается во множестве статей, написанных «слюною бешеной собаки». Юдофобство проходит через все превращения «Нового Времени», ибо бесправие евреев входило в программу всех министров самодержавия. Суворин получает для своей газеты дорогие казенные объявления и имеет в своем распоряжении железнодорожные киоски. Он получает сведения из министерских канцелярий. «Новое Время» поддерживало Витте, как министра финансов, с пеной у рта отстаивало питейную реформу, стояло за воинственную политику на Дальнем Востоке, оправдывало русско-японскую войну, восхваляло военный гений Куропаткина и Рождественского, скрывало правду, лгало, обманывало. В 80-е и 90-е годы «Новое Время» было официальным органом торжествующего негодяя, властителя дум современности. Но эти времена безвозвратно прошли. В начале нового столетия «Новое Время» и его герой-негодяй оказались окруженными атмосферой всеобщего негодующего презрения, которое сгущается с каждым днем. В ночь с 17 на 18 октября 1905 г. случайная толпа, собравшаяся на Невском, пропела у окна «Нового Времени»: анафема! «Анафема тебе! Будь проклят, Иуда!» – вот крик, которым молодая демократическая Россия провожает в могилу позорного хозяина позорной газетной шайки". вернутьсяВ течение 1904 г. тихоокеанский флот потерпел два крупных поражения. Первое произошло у Порт-Артура, когда 26 января главные силы тихоокеанской эскадры, в составе 15 вымпелов, стоявшие на открытом внешнем рейде Порт-Артура, были совершенно неожиданно атакованы японскими миноносцами. В результате броненосцы «Ретвизан» и «Цесаревич» и крейсер «Паллада» получили тяжелые повреждения. На следующий день, 27 января, около 11 часов утра, вся японская эскадра, под командой Того, показалась перед крепостью и открыла огонь. Русские суда отвечали, держась под защитой береговых батарей, которые, по мере доставки снарядов, последовательно вступали в бой. С развитием их огня японский флот отступил. Бой продолжался около 40 минут, причем у нас были повреждены броненосцы «Полтава» и крейсера «Аскольд» и «Новик». Японские суда получили лишь незначительные повреждения, которые скоро были исправлены. Второе сражение произошло на Желтом море 28 июля. По приказанию наместника Алексеева, порт-артурская эскадра должна была, прорвавшись через блокирующий японский флот, идти во Владивосток. Начальник флота адмирал Витгефт и весь командный состав, за единичными исключениями, возражали против такого решения и подчинились лишь категорическому приказанию. Утром 28 июля эскадра вышла из Порт-Артура в боевом порядке: впереди крейсер «Новик» с 8 миноносцами, затем 6 броненосцев и за ними 3 крейсера. В первом часу дня раздались первые выстрелы с японской эскадры, состоявшей из 4 броненосцев, 6 крейсеров и нескольких миноносцев, под личным начальством Того. Русские начальники, не веря в успех, несмотря на бодрый дух команд, старались уклониться от боя и проскользнуть во Владивосток, но вследствие медленности хода судов это им не удалось. В результате 5 броненосцев, 1 крейсер и несколько миноносцев вернулись в Порт-Артур; крейсер пришлось затопить у берегов Сахалина, а остальные суда (1 броненосец, 2 крейсера и несколько миноносцев) нашли убежище в нейтральных портах, где разоружились. Японский флот не потерял в сражении ни одного судна. По этому поводу в официальной морской истории говорится: «Сражение 28 июля дало японцам не столько успех материальный, сколько моральный; в нем русская эскадра потеряла веру в своих адмиралов и после возвращения в Артур невольно покорилась участи быть погребенной в Артурской гавани». Постоянные неудачи русского флота объяснялись его технической отсталостью, а также плохой подготовкой судовых команд и особенно командного состава{75}. вернутьсяВ течение 1904 г. русская армия потерпела ряд жестоких поражений, из которых главными были: 1. Лаоянское. В этом сражении со стороны русской армии участвовало свыше ста тысяч штыков, десяти тысяч шашек и около 600 орудий, со стороны японской – 88.000 штыков, 3.400 сабель и 470 орудий. С обоих сторон были чрезвычайно сильные потери, исчислявшиеся для русских в 16.000 чел., для японцев – в 23.000. По утверждениям военных авторитетов, Лаоянское сражение было проиграно благодаря исключительно-трусливой тактике Куропаткина. По этому поводу в монографии германского генерального штаба говорится следующее: «В положении Куропаткина всякий решительный полководец, вместо того, чтобы признать себя побежденным и отступить, произвел бы салютационную стрельбу из пушек и принудил бы историю присудить себе победные лавры». 2. Вторым крупным сражением было Шахейское, в котором со стороны России участвовало: 150.000 штыков, 14.300 шашек и 760 орудий, а со стороны Японии – 112.800 штыков, 4.100 сабель и 498 орудий. Потери в этом сражении были еще более крупные, причем в русской армии они были вдвое больше. 3. Третье поражение русской армии произошло в бою при Сандепу, причем здесь количественное превосходство было целиком на стороне России (она имела почти вдвое более штыков и в 4 раза больше шашек). 4. Последним крупным сражением, явившимся решающим этапом в русско-японской войне, было Мукденское. Это сражение было чрезвычайно ожесточенным (на 500.000 сражавшихся было 10.000 убитых и раненых) и закончилось полным разгромом русской армии. Одной из главных непосредственных причин непрерывных поражений русской армии была неспособность высшего командования. Последняя заключалась не столько в неумении, сколько в недостатке решительности и готовности брать на себя ответственность. Вся система, существовавшая в русской армии, способствовала не развитию, а подавлению инициативы, столь необходимой для военного начальника. Что касается самого Куропаткина, то он являлся как бы злым гением войны. Главнейшей его особенностью был полный паралич оперативной воли. При этом основном недостатке даже некоторые бесспорные достоинства (ум, хотя и мелочный, разнообразные фактические знания, административный опыт и редкое трудолюбие) шли во вред делу, так как побуждали его во все вмешиваться и повсюду подавлять всякую самостоятельность. вернутьсяНасколько бессистемно и бессмысленно велась война, показывает тот факт, что царская клика, спровоцировавшая войну, вместе с тем с самого начала повела курс на оборонительное положение. Вот что писал, например, Николаю Куропаткин, назначенный командующим войсками, в своем докладе от 24 июля 1903 года: "Мы должны держаться против Японии оборонительного способа действий. Хотя мы и выдвигаем свои войска на линию Мукден – Лаоян – Хайчен, но отстоять южную Манчжурию в первый период войны, если туда вторгнется вся японская армия, мы не можем. Мы должны, как и два года назад, готовиться, что Порт-Артур будет отрезан на довольно продолжительное время и, не допуская наши войска до частного поражения, должны отступать по направлению к Харбину до тех пор, пока прибывшими с тыла подкреплениями не будем усилены настолько, что получим возможность, перейдя в наступление, разгромить японцев". Для проведения этого осторожного плана в жизнь, русской армии в первый, отступательный период войны следовало уклоняться от боев, лишь задерживая неприятеля, вынуждая его терять время на развертывание войск, на большие обходы, на исправление испорченных дорог, мостов, перевалов и т. д. Между тем Куропаткин, отчасти вследствие своей нерешительности, отчасти же подчиняясь наставлениям главкома-наместника адмирала Алексеева, дал неприятелю целый ряд кровопролитных боев и сражений (см. примечание 8), что явно противоречило приведенному выше общему плану. Все эти боевые столкновения были разыграны, так сказать, наполовину, т.-е. не доводились до конца, а прерывались приказами об общем отступлении. Вследствие этого в войсках постепенно укоренялась мысль, что драться хорошо не стоит, так как, в конце концов, все равно прикажут отступать. Эта гибельная система продолжалась до самого удаления Куропаткина с должности главнокомандующего, что произошло уже после Мукденского сражения. Результатом ее была деморализация армии, окончательно утратившей способность к наступательным операциям. вернутьсяСтруве, П. Б. – один из крупных политических вождей русской буржуазии. В эволюции Струве наиболее ярко отразились этапы развития ее политической идеологии. В начале 90-х годов Струве активно участвовал в идейной борьбе с народниками, выпустив в 1894 г. нашумевшую книгу «Критические заметки», которая критиковала народничество с точки зрения марксизма. Но уже тогда, объявляя себя «критически-мыслящим марксистом», Струве усердно призывает «на выучку к капитализму», что вызвало критику слева со стороны В. И. Ленина. В 1898 году Струве еще числится с.-д. и становится автором знаменитого манифеста I съезда партии, в котором он писал пророческие слова о том, что, чем дальше на Восток, тем буржуазия делается все подлее. Через 1 – 2 года Струве выступает уже критиком марксизма и с.-д. по всему фронту. В политической экономии он критикует теорию трудовой ценности, в социологии и философии – материалистическую диалектику (особенно революционные «скачки»), в политике – позицию «Искры». До 1905 года Струве является лидером союза «радикальных» интеллигентов с либеральными земцами. Революция откидывает его еще более вправо. В годы столыпинщины Струве подводит идейный базис под третьеиюньскую монархию и империалистические вожделения крупного капитала, ратует за союз «науки и капитала» и оплевывает революционное прошлое русской интеллигенции. Революция 1917 года сразу делает Струве активным контрреволюционером. После Октября Струве занимает пост министра во врангелевском правительстве. В последние годы издает в Праге реакционно-мистический журнал «Русская Мысль». вернутьсяВ конце декабря 1903 г. и в начале 1904 г. на заседаниях тверского земства одним из руководителей последнего, И. И. Петрункевичем, был поднят вопрос о том, чтобы просить правительство, занятое в то время пересмотром крестьянского законодательства, о разрешении рассмотреть на земских собраниях ряд вопросов, касающихся Тверской губ. В дополнение к этому предложению было предложено также: 1) ходатайствовать перед правительством о том, чтобы все законопроекты, касающиеся населения Тверской губ., предварительно рассматривались на собраниях тверского земства, 2) чтобы заключения, даваемые тверским земством, направлялись в подлежащие ведомства и там имелись бы в виду при составлении окончательного законоположения, 3) чтобы в центральных учреждениях при рассмотрении законопроектов, касающихся тверского населения, были приглашены представители тверского земства. Эти предложения были приняты большинством голосов. В ответ на это правительство издает повеление, в котором говорится, что деятельность тверского земства уже давно обращает на себя внимание «своими действиями, не соответствующими требованиям государственного порядка». Поэтому Правительствующий Сенат предоставляет министру внутренних дел право: 1) назначать на ближайшее трехлетие председателей и членов Тверской и Новоторжской управ, отменив предполагавшиеся выборы, 2) сохранить на 1904 г. действие земской сметы для Тверской губ. Далее, министру предоставляется право воспрещать пребывание в Тверской губ. «лицам, вредно влияющим на ход земского собрания». И, наконец, ему же поручается отстранять от службы по земству «лиц, вредных для общественного порядка и спокойствия». 8 января 1904 г. Николай II дал свое согласие на эти действия. |
