Он чуть было не сказал «парни», но вовремя остановился. Переигрывать не следовало. Тем не менее, чистосердечное признание плюс йоркширская простота вызвали одну или две одобрительные улыбки, и министр расслабился.

– На текущий момент Нджала больше всего озабочен состоянием своего счёта в швейцарском банке. Он очень любит делать запасы на чёрный день, и это делает его относительно удобной для нас фигурой. Относительно – потому что никто не может знать, что черномазым обезьянам взбредёт в голову завтра. Особенно этой.

При этих словах он улыбнулся, представив, как дико слышать их в наше время от известного социалиста и министра правительства. Но в компании этих реакционеров такие мысли не смущали. Ему казалось, что присутствующие должны развеселиться. Реакции не последовало, и он подумал, что опять ошибся. Широко улыбнулся, стараясь загладить свой промах.

– Теперь, – быстро проговорил он, – какие непосредственные меры предосторожности мы предпримем для безопасности нашего уважаемого гостя? Учтите, вчера он пил чай с королевой, а ужинал с премьер-министром. Будет большим упущением, если завтра его ухлопают. Не следует полагаться на чудеса.

Это было принято благосклоннее и министр снова расслабился.

– Ну, – сказал Контролер, – я предлагаю объединённую операцию Специального отдела и DII. Целью операции будет, разумеется, остановить Эбботта.

Министр заколебался:

– Остановить? Что это значит?

– Убить, – коротко пояснил Контролер.

Министр зачем-то выглянул из окна, будто не слышал ответа на вопрос, которого не стоило и задавать. Есть вещи, которых министру Её Величества лучше не знать. Своё удивление он будет выражать оффициально и позже, когда всё уже закончится.

Контролер заметил его смущение и быстро перевёл разговор на принятые им меры: усиление охраны у гостиницы Нджалы, наблюдение за квартирами друзей и родных Эбботта, полное описание и фотографии Эбботта, разосланные по всем полицейским участкам Лондона и графств, с указанием задержать и изолировать.

Министр слушал вполуха. Он чувствовал, что всё, от него зависевшее он выполнил: председательствовал на экстренном ночном совещании, воодушевлял, направлял, угрожал. Словом, сделал всё, чего можно ожидать от политика. Теперь ему хотелось только одного – вернуться в ту квартиру на Фалхэм-роуд и зарыться между двух шоколадных ножек.

Элис тоже не слушала. Она думала об Эбботте. Итак, его собираются убить. Что ж, это только его вина, он сам накликал на свою голову. В любом случае, она не станет переживать, – говорила она себе, а на душе было так же больно, как когда ей сказали, что Ричард в Англии. Нет, она не станет переживать. И всё же было что-то странное – сидеть и слушать, как планируют убить человека, которого она любила и с которым спала. Его тепло, его страсть – пуля превратит в ничто. Элис пыталась, как когда-то, вспомнить ту их ночь. Вспоминались какие-то обрывки. Прикосновение его рук, его губы, язык, «жар его чресел». Не вспоминалось главного – того ощущения, когда он заполнял её. Она могла представить, но не вспомнить. А ведь тогда ей казалось, что забыть это невозможно.

Её размышления оборвал голос министра:

– Какой он?

Шеппард взял со стола копию разосланного описания:

– Пять футов, десять дюймов, темноволосый, крепкого сложения…

– Как человек, – устало уточнил министр, – какой он человек?

Пауза. Ответил ему Смит:

– Хороший он человек.

В машине, припаркованной под окнами Джоан Эбботт сидело трое: двое из спецотдела и прикоммандированный местный констебль. Все устали. Двое из спецотдела – на самом деле, а констебль – за компанию. Если выдохлись они – значит выдохся и он, если зевают они – значит можно и ему.

– Не придёт он, – сообщил инспектор из спецотдела, – не идиот же.

Сержант кивнул:

– Он наверняка знает, что дом под наблюдением.

Констебль открыл рот, чтоб высказаться, но вовремя передумал и притворился, что борется с очередным зевком. Когда рядом такие большие парни, благоразумнее помалкивать.

С дальнего конца улицы донеслась какая-то возня и нестройное пение.

– Это ещё что? – спросил инспектор.

Констебль почувствовал, что настал его звёздный час:

– Местные алкоголики, селятся у канала, – сообщил он, – денатурату нажрались. И изрядно, судя по голосам.

К этому моменту уже можно было разглядеть пять неаппетитных фигур, приближающихся шаткой походкой. Пение стало громче.

– Гос-споди, – выдохнул инспектор, – бомжи-алканавты. Только их нам и не хватало.

Под фонарём у подъезда бомжей застопорило. Их качало, как в десятибалльный шторм и, похоже, они к тому же переругались.

– Видели когда-нибудь такую мерзкую компанию?… – начал инспектор.

В этот момент началась драка. На шум мгновенно примчались двое, наблюдавшие за квартирой со двора. Инспектор с сержантом выскочили из машины.

– Оставайся и продолжай наблюдение, – бросил констеблю инспектор.

Заметив полицейских, трое бомжей бросились удирать. Двое других продолжали дубасить друг друга.

– Какого чёрта вы тут…– проревел инспектор, разнимая их.

Один из бомжей обернулся и инспектора аж отшатнуло волной концентрированной вони.

– Это всё вот этот грёбаный козёл…

– Ты кого козлом назвал?!…

– Заткнитесь оба! – рявкнул инспектор, – и пошли отсюда, пока обоих не замёл! Марш!

Бомжи испарились.

Инспектор с сержантом вернулись к машине, вторая пара – на свой пост во дворе.

– Ну, сынок, – спросил инспектор, водворившись в машину, – есть, что доложить?

– Нет, сэр, – ответил констебль, – только вот, один из этих бомжей забежал во двор дома.

– А как ты думаешь, зачем он это сделал?

– Ну, там есть проход на соседнюю улицу.

– Следовательно, удирать так проще всего?

– Я просто докладываю, – обиделся констебль, – как вы и приказывали.

– Отличный доклад, сынок. Большое тебе спасибо.

У констебля создалось тягостное ощущение, что его считают кретином.

Инспектор передал свои позывные и отрапортовал «Без происшествий».

Но происшествия были. Или, по крайней мере, могли быть, если бы на доклад констебля обратили чуть больше внимания.

Джоан Эбботт проснулась внезапно. Кто-то стучал в заднюю дверь – тихо, но настойчиво. Она встала, накинула халат и вышла на кухню, вовремя вспомнив, что включать свет не нужно. Стук прекратился. Она прислушалась, а сердце билось оглушительно – от страха и радости. Потом постучали снова. Она подошла вплотную к двери пожарного выхода. Через толстое матовое стекло ей удалось разглядеть на фоне ночного неба мужской силуэт.

– Кто это? – тихо спросила она.

– Джоан, это я.

Она открыла дверь и впустила его.

– Ричард…

Она рванулась к нему.

– Осторожно, от меня воняет, как из канализации. И я кошмарно грязный.

– Ванну принять хочешь?

Звучало глупо, но Джоан не знала, о чём говорить.

– Поставлю наполняться, – добавила она.

– Только свет не включай.

– Мне нужно чего-нибудь выпить. Как ты?

– Вполне.

– Виски?

– Отлично.

Вообще-то он бы предпочёл чашку чая, но просить не стал.

…Они сидели в тёмной кухне и пили виски.

– Что всё это значит, Ричард?

– Фрэнк Смит не объяснил тебе?

– Нет. Он сказал, что Департамент ищет тебя, и это срочно. Я спросила, что ты натворил, а он сказал, что это из-за того, что ты можешь натворить.

– Да, м-м… – Он на секунду задумался, – знаешь, тебе лучше не знать.

– Это опасно?

– Со мной всё будет нормально.

– Это не то, что я спрашивала.

– Да, это опасно.

Джоан не стала развивать тему. У неё свои проблемы. Но видеть его было очень приятно. Он обладал замечательным качеством, той самой надёжностью, в которой она так нуждалась.

Она осушила свой бокал. Виски и присутствие Ричарда подняло ей настроение. Особенно виски.