– Пьяные! – коротко сказал он.

– Пьют еще?

– Пьют, но уже ничего не смыслят.

– Как же нам итти?

– Прямо давай!

– С нами девушка… Не опасно ли?

– Ничего, они не смогут нас преследовать.

– Есть у них кони?

– Нет.

Султи верил своему преданному другу Муртузу.

– Отдохнем немного и помянем бога!

– Отдыхать некогда!

– Ослабела совсем! – Султи указал на Цицию.

– Там отдохнет в безопасности…

Читателя удивит, почему казаки в ночном карауле были без оружия и коней. А дело обстояло так.

Муртуз, покинув своих, осторожно подобрался поближе к костру. Он увидел странное зрелище.

В стороне стояли распряженные арбы, груженные бурдюками с вином. Их, видимо, предупредительно задержали, чтобы не подвергать опасности ночного нападения. Благодарные аробщики поднесли казакам вина. Казакам понравилось вино, они попросили еще немного, потом еще, и так надоели крестьянам своими просьбами, что те в конце концов отказали. Блюстители мира и порядка сочли себя оскорбленными. Муртуз подошел как раз в ту минуту, когда между казаками и крестьянами началась изрядная потасовка. Разумеется, вооруженные казаки вскоре одолели аробщиков, и крестьянский старшина был тотчас же заперт в хлеву со связанными руками. Остальные сбились в кучу в сторонке и тоскливо глядели, как казаки, завладев бурдюками, сливают из них вино в ведра. Напившись до беспамятства, караульные повалились на землю вокруг костра и захрапели.

Муртуз, улучив минуту, подкрался к сложенным в козлы ружьям, оттащил их подальше и раскидал в кустах. Потом вышел на поляну, где паслись кони под присмотром пьяного казака. Муртуз свалил его, связал по рукам и ногам и, приказав молчать, погнал коней вниз к реке и перегнал их на другой берег. И когда Султи-Джохот с Цицией и Муртуз проезжали мимо заставы, некоторые из пьяных казаков, чуть приподняв одурманенные головы, поглядели им вслед и снова свалились в угарном сне.

Миновав самые опасные места, всадники заехали к Темурке, и тот, как мы знаем, переправил их вброд через реку. За свой труд он получил обещанного коня.

Очутившись в безопасности, Султи и Муртуз развели костер и стали готовить ужин.

Циция сидела поодаль, неподвижная, застывшая, как бы окаменевшая от горя. Она понимала, что помощи ей неоткуда ждать, что она навсегда разлучена со своим возлюбленным.

Султи хотелось ее успокоить, приласкать, сказать ей о своей любви, но он стеснялся присутствия товарища и только молча попыхивал трубкой.

Муртуз сидел у костра и с увлечением жарил шашлык на вертеле, показывая всем своим видом, что он всецело поглощен стряпней и ни на что не обращает внимания. Ему неловко было-без причины уйти от Султи и Циции, чтобы оставить их одних.

– Вот и ужин готов! – с облегчением воскликнул Муртуз. Он достал из хурджинов хлеб, сыр, разложил еду на заранее разостланных широких листьях лопуха.

Принялись ужинать. Муртуз ел с большим аппетитом… Зато товарищ его ни до чего не дотрагивался.

– Поешь, друг, пользуйся случаем. Неизвестно ведь, когда и где нам еще это удастся…

– Что-то не хочется, – отозвался Султи, с грустью поглядывая, на Цицию, которая отвернулась от пищи.

Он с нетерпением ждал, когда Муртуз закончит ужинать» отойдет от них подальше.

Муртуз наконец насытился, раскидал в разные стороны кости, остатки от шашлыка, и тяжело поднялся. Он вытер засаленные руки о бараний тулуп.

– Пойду, коней посмотрю, – сказал он, – перегоню их на траву погуще…

– Как знаешь! – проговорил Султи…

Муртуз давно уже угнал лошадей за холм, а Султи все сидел, скованный какой-то неловкостью, и не знал, как начать разговор с Цицией.

Взглянет он на Цицию, на ее похудевшее, измученное лицо, и сердце разрывается от жалости, кажется, отвез бы ее обратно домой, лишь бы увидеть отсвет радости в ее глазах.

Девушка, уставшая от горьких мыслей и долгой езды, не смогла преодолеть утомления и, прислонившись к дереву, задремала.

Султи не выдержал, опустился перед нею на колени, стал глядеть на нее.

Циция спокойно дышала, чуть заметно вздрагивали ее нежно очерченные ноздри. Вдруг пленительная улыбка заиграла на ее губах, лицо порозовело. Должно быть, ей снился радостный сон. В это мгновение она была так прекрасна, что Султи потерял всякое самообладание. Непреодолимая сила влекла его к девушке и, сам не понимая, как это случилось, он приник к ее губам.

Девушка очнулась. Она резко оттолкнула его от себя.

– Что ты делаешь, бессовестный?

– Люблю тебя! – ответил Султи по-грузински.

Он неплохо знал этот язык.

– Любишь и потому меня мучаешь? Так не поступает мужчина…

– О, горе мне, – воскликнул Султи, – разве сам я не мучаюсь еще больше тебя?…

– Больше меня? – горько улыбнулась девушка.

– Ты счастливей меня. Ты можешь заставить меня сделать все, что пожелаешь… А я? Мне остается всю жизнь только мучиться…

– Молчи!.. Этим меня не обманешь… Я – твоя пленница и нахожусь в твоей власти. Но знай, полюбить тебя ты меня не заставишь. Я ненавижу тебя!

Султи побледнел от обиды, слезы выступили у него на глазах.

– Ты обесчестил меня… – гневно продолжала Циция, – сделал посмешищем для людей. Почему ты меня похитил? – с горечью воскликнула она.

– Потому, что люблю тебя так, как никто не полюбит… – дрожащим голосом, чуть слышно проговорил Султи.

Сердце девушки смягчилось. Жалость охватила ее, тем более, что перед нею был юноша, прославленный храбростью, не раз отважно глядевший в глаза смерти.

– Девушка, – продолжал Султи, – когда я впервые увидел тебя, я сказал себе: она так прекрасна, что должна стать моей. Но ты православная, и свататься к тебе я не мог. Вот я и похитил тебя. Надеялся, что ты сама полюбишь меня, и тогда вера не могла бы нас разлучить. Но вижу, что ошибся. Скажи, как мне теперь быть?

Циция молчала, низко опустив голову. Только дрожание пальцев выдавало ее глубокое волнение. Жестоким ответом она могла привести юношу в еще большее отчаяние.

– Скажи, скажи! – молил Султи. – Может быть, тебя смущает моя вера? – Султи сдвинул папаху и отер пот со лба. – Я переменю веру, если ты полюбишь меня…

Циция подняла на него полные скорби глаза. Она сама страдала от сочувствия к юноше, но чем же могла она утешить его?

– Что тебе ответить? Ничем не могу я тебе помочь… – сказала она.

– Может, и этого мало?… – шептал в отчаянии Султи. – Что же мне делать? Может, мне броситься со скалы? Ты только скажи, что мне делать?

Когда Цицию похитили, она сперва думала, что досталась разбойникам, что ее будут мучить, обесчестят ее. Все обернулось по-иному. Султи похитил ее, но когда она, беззащитная, слабая девушка, оказалась в его руках, этот юноша, одержимый страстью, пьяный от любви, был теперь всецело в ее власти и, как милости, просил у нее поддержки.

Слишком неожиданной была эта перемена, чтобы она не могла подействовать на девушку, чтобы жалость к юноше не проникла в ее сердце. Но чем она могла помочь ему? Она любила Бежию, она думала только о нем, и ее цельная целомудренная натура не позволяла ей делить сердце надвое.

– Султи! – вдруг воскликнула она. – Ты будешь братом мне, а я тебе сестрой!

– О-ох! – простонал Султи, и голова его упала на грудь. – Не жалеешь ты меня!

– Жалею, но… я люблю другого! – проговорила девушка.

Наступило тягостное молчание, такое тягостное и томительное, словно каждый перестал дышать, сдерживая в груди биение своего сердца. Вдруг глубокий стон, похожий на рыдание, прервал это молчание. И Султи смахнул с глаз скупые слезы. Он встал, резко выпрямился, несколько раз провел рукой по лицу, словно отстраняя от себя горькие мысли.

Потом он подошел к Циции и спросил тихо, спокойно, но с глубокой печалью в голосе:

– Сестра моя, куда доставить тебя?

Циция вскрикнула от неожиданности и бросилась на шею Султи. На мгновение юноша потерял рассудок, сильной рукой он притянул к себе девушку, хотел прильнуть к ее губам, но это было только одно мгновение. Он овладел собой: пошатнувшись, отстранил Цицию и поддержал ее рукой.