– Да, больше жизни!.. Почему не хочешь отдать ее за меня?

– Постой, парень, не торопись. Большим хозяйством надо руководить умеючи. Ты еще молод, неопытен, а у меня – только одна дочь и никого больше…

– Коргоко, мы оба крестьяне… Хозяйство у тебя большое, что и говорить, но и я не такой уж простой… Да и девушка меня любит, и как ты можешь отдать ее за другого?… Да и кто посмеет отнять ее у меня? Мир ему станет постыл!

У Бежии глаза сверкнули гневом, он гордо выпрямился во весь рост, и резкий ответ замер на устах у Коргоко, он заговорил уклончиво и мягко:

– Помолчи, парень!.. Подожди немного… Нам надо присмотреться друг к другу.

– Значит, мне можно не терять надежды? – горячо воскликнул Бежия.

– Мужчина никогда не должен терять надежды! – ответил Коргоко, решив про себя всячески противиться этой любви.

– А теперь ступай к стаду, да и я пойду, а то домой запаздываю. – Коргоко двинулся в путь и вскоре исчез за холмом.

Бежия вернулся к себе. Он никак не мог понять, что произошло: обнадежил его отец девушки или отказал ему наотрез?

Солнце стояло уже высоко, когда Коргоко подходил к своему дому. Он совершенно забыл про свои вчерашние тревоги и всецело отдался размышлениям о сегодняшнем разговоре с Бежией.

В сущности говоря, Бежия – юноша стройный, красивый, широкоплечий. Он, конечно, мог покорить сердце его дочери. А если это так, то следует ли противиться, мешать их счастью? Он знает много случаев, когда такое упрямство отцов навлекало беду на дочерей, смолоду губило их жизнь.

Но как же поступить отцу, болеющему сердцем за свою дочь, если избранник ее не достоин стать зятем такого человека, как Коргоко?

Без конца раздумывал над всем этим Коргоко, и лицо его порою передергивалось – задача была слишком трудна, неразрешима.

И все же Коргоко, упрямый старик, привыкший властвовать в своей семье, привыкший к беспрекословному исполнению своей воли, считал оскорбительным для себя непослушание дочери. Вот почему он неизменно приходил к одному и тому же заключению.

Уже стоя на пороге своего дома, он решительно произнес вполголоса:

– Сначала попробую повлиять на нее лаской, а если не выйдет, – тогда и к силе придется прибегнуть.

И как только он принял это решение, лицо его вдруг стало суровым, брови сердито сдвинулись, губы сомкнулись, щеки ввалились еще глубже и благообразный, добродушный старик превратился в мрачного, безжалостного упрямца. Таким переступил он порог своего дома.

Однако представьте себе его изумление, когда дома никого не оказалось.

Сначала он растерянно огляделся в комнате, потом грозно окликнул дочь, думая, что она за переборкой. Молчание было ответом, он позвал еще раз. Снова никто не откликнулся. Вдруг суровое выражение его лица сменилось тревожным, сердце забилось сильнее и он снова позвал дочь. На этот раз голос его звучал ласково, озабоченно.

– Куда же могла она пойти? – с тоской произнес он вслух, беспомощно обводя глазами комнату. – Должно быть, вышла нарвать к обеду зелени! – подбадривал он себя, но сердце замирало от тоски и мрачных предчувствий.

Не зная, что думать и где искать Цицию, он опустился на стул у очага и стал ждать. Время шло, приближался час крестьянского обеда, а девушки все не было. Не могла же она бросить так надолго свою семью, свой дом!

Вдруг одна внезапная мысль пронзила Коргоко.

– Девка вероломная! – воскликнул он. – Так обидеть отца, причинить ему столько боли ради своего удовольствия!.. Если так, прикончу их обоих на месте! – Он вскочил, схватил прислоненное к стене ружье и выбежал во двор.

Старик окончательно утвердился в мысли, что дочь его находится у Бежии, что тот скрыл ее от отца и соврал ему, будто Циция пошла собирать ягоды.

Он в бешенстве кинулся к воротам и вдруг столкнулся в них с вооруженным человеком. Неизвестный, видимо, шел очень быстро, он вытирал шапкой пот, градом катившийся с его лица.

– Слава богу, что я застал тебя, Коргоко! – воскликнул он.

– Что случилось, Темурка?… Говори! – с нетерпением спросил старик.

– Твою дочь похитили! – резко сказал пришедший.

Старик был ошеломлен, это известие поразило его, как гром. Он долго молчал.

– Значит, похитили!.. – тихо произнес он наконец.

– Да!.. – коротко подтвердил Темурка. – Но что ж ты стоишь, надо спешить.

– Ты прав, Темурка, ты прав!.. Надо спешить, – задумчиво повторил старик и вдруг весь загорелся, глаза сверкнули гневом. – И клянусь тебе, жизни своей не пощажу, а за позор этот отомщу обидчику! Рассказывай, кто обесчестил мою седину?

Коргоко давно знал Темурку, слышал про его повадки. В Ларсском ущелье не было человека, более осведомленного обо всех темных делах. И Темурка извлекал немалую пользу из своей осведомленности. Старик хорошо понимал, что его привела сюда не жалость к старику-отцу, не чувство дружбы: только корысть и выгода двигали всеми поступками Темурки.

– Говори, кто похитил мою дочь, и ты получишь от меня в вознаграждение, сколько сам потребуешь.

– А сколько ты дашь мне за это? – прямо спросил Темурка.

– Сколько ты хочешь?

– За найденного коня дают десять красненьких, а это ведь дочь твоя?

– Ну, и сколько же? – торопил отец.

– Пятьдесят ягнят годовалых и пять баранов.

– Бери хоть шестьдесят, только говори скорее!

У Темурки даже в глазах потемнело от такой щедрости. Он почтительно вытянулся перед стариком и, оглядевшись по сторонам, нет ли лишнего уха, заговорил шопотом:

– На рассвете кто-то постучался в мою калитку и громко меня позвал. Я спросил: «Кто там?», и мне ответили: «Это-я, Султи-Джохот!»

– Султи-Джохот! Чеченец, прославленный храбростью? – удивился старик.

– Да, это был Султи… Я вышел к нему. «Я привел к тебе лошадь, у казаков отбил. В Дзауг вести не советую, могут узнать, а в Тбилиси можешь продать с выгодой, – сказал он мне. – Но и ты должен оказать мне услугу, – продолжал он. – Теперь половодье, и я никак не могу найти брод, помоги переправиться через реку». Я не мог отказать гостю, спустился с ним к берегу реки и тут только узнал, что он везет твою дочь… Что мне было делать – гостю не откажешь; помог ему переправиться, а сам прямо оттуда, не заходя домой, кинулся к тебе… Хлеб-соль у тебя вкушал, а это что-нибудь да значит! – закончил свое сообщение Темурка.

Старик молча слушал его. Ему сразу же стадо понятно, в какое трудное положение он поставлен. Султи-Джохот известен своей удалью и отвагой, к тому же он находится в своем краю, среди своих друзей, родни, ему все помогут, его не выдадут. Как с ним бороться одинокому старику? И вдруг его осенила мысль: кто, как не Бежия, поймет и разделит его горе?

Коргоко вызвал к себе двух своих родственников, рассказал о случившейся беде, поручил им дом и хозяйство, а сам торопливо зашагал к своему пастбищу – к Бежии.

Султи-Джохот, увозя похищенную девушку, достиг со своим спутником Ларсской долины, и тут они спешились в одном глухом, пустынном месте.

Проезд по казенному тракту был опасен, уже светало, да и всюду стоял многочисленный караул. Путникам предстояло перейти реку вброд, миновать Джариахскую вершину и спуститься оттуда в Большую Чечню. А пока следовало соблюдать осторожность, – горцы уже достаточно хлебнули горя от казаков-караульных.

Надо было или перевалить через высокий гребень, или проехать по нижней тропинке, вьющейся вдоль голого скалистого Дарьяльского отвеса и как бы нарочно проложенной для проезда одних только горцев.

– Муртуз! – тихо окликнул товарища Султи.

Тот понял. Передав Султи поводья своего коня и подобрав полы черкески, он бесшумно скользнул вниз.

Некоторое время была полная тишина. Всадник и кони застыли на месте, как каменные изваяния. Потом послышался шорох гравия и, как из-под земли, появился Муртуз.