– Люди общины! – начал он. – Столбы наши пошатались, небо вот-вот обрушится на нас. Что мне сказать вам, что посоветовать? – говорил он дрожащим голосом. – Чувствую, что убывает сила теми. Где былая незыблемость наших обычаев, наших нравов?… Слезы и вопли не помогут нам. Вы сами видели, что совершил Гела. Но для чего нам еще одна смерть? Его кровь не смоет с нас позора, не спасет нас от бедствий.

– Нет, невозможно! – прервали его из толпы. – Гела должен умереть! Смерть ему, смерть! – угрожающе нарастали голоса. – Гела опозорил нас, ничто не спасет его oт смерти!..

– Братья! – еще раз возвысил голос Джмуха. – Если бы Гела был моим сыном, я сам не пощадил бы его, убил собственными руками, потому что он чужой нам, он не похож на горца… Но я не мог решить этого без вас… Глас народа – глас божий! Пусть будет по-вашему! Вам принадлежит вся жизнь моя до последнего вздоха, и ваше решение для меня закон. Смерть Геле! И пусть будет его смерть устрашением для всякого, кто преступит законы общины!

– Забьем, забьем камнями! – грозно закричали в толпе, и люди с камнями в руках надвинулись на Гелу. Глухой грохот кидаемых камней слился с ревом толпы. Взвился столб пыли.

Потом сразу все стихло. Опустив головы и не оборачиваясь назад, люди поспешно уходили с места казни, с торжественным чувством выполненного тяжкого долга.

Нерушимая тишина спустилась на поляну, где еще недавно бурно волновался народ. Ветер рассеял взметенную пыль. И тогда открылся холм из камней. Под ним лежал прах Гелы, казненного народом за измену своему теми.

Прошли годы. Община получила извещение:

«Пастырь Онуфрий помилован. Но помилование не застало его в живых. Он скончался незадолго до получения бумаги на месте».