Литмир - Электронная Библиотека
A
A

“Недаром я тебя любила и жаловала... Ты совершенно оправдал мой выбор и мое о тебе мнение: ты отнюдь не хвастун”...

Несомненно, что в 1789 году было место для “золотых лавров”, но – увы – необходимо признать, что они попали совсем не на ту голову!.. Эти лавры были бы под стать только Суворову как исключительному избраннику и любимцу Победы...

После Рымника Суворов, больше чем когда-либо, был за наступление и составил прекрасный план похода за Дунай; но Потемкин не дал даже ответа на этот смелый и остроумный план. Он тормозил всякий живой почин, живя в Яссах и Бендерах с роскошью не военачальника, а владетельного государя, с блестящим двором, азиатскою пресыщенностью и роем красавиц, не уступавшим любому гарему, но только – вполне открытому.

Чрезвычайно резкую противоположность этому представлял образ жизни Суворова, который явно чуждался главной квартиры, вовсе даже не посещая ее, называя весь ее состав и штат “хороводом трутней”. Обыкновенно очень скромный образ жизни Суворова на зимних квартирах, с обстановкой, доходящей даже до отрицания всякого комфорта, во время кампаний принижался до лагерного, даже бивачного солдатского обихода. У Суворова не было никаких столовых принадлежностей. Обыкновенно он одевался в куртку из грубого солдатского сукна. В жаркое время, как на походе, так и в бою, он бывал в рубашке, к которой пристегивались некоторые из его орденов. Даже во время боя казак возил за ним его большую саблю; Суворов же имел в руках одну нагайку. У него не было ни экипажа, ни верховых лошадей; ездил же он на казацкой лошади.

Проведя всю зиму в боевом бездействии, Суворов, тем не менее, вел замечательно деятельную жизнь, как никто другой во всей армии. Прежде всего он деятельно занимался обучением войск, часто объезжал и осматривал их. Оставаясь же дома, он весь уходил в чтение, серьезно занимаясь притом изучением Корана и татарского языка. Немало времени отнимала и переписка, которую он вел в эту пору с массой людей.

В это время политический горизонт Европы изменился так. Под влиянием Пруссии Австрия вышла из союза с Россией. Со Швецией был заключен мир. Адмирал Ушаков одержал решительную победу над турецким флотом близ Гаджибея (нынешней Одессы). Новый великий визирь собрал большое войско и явно намеревался открыть военные действия. К концу ноября небольшие крепости: Килия, Тульча и Исакча были в руках русских. Вместе с тем была истреблена и турецкая гребная флотилия. Оставался еще Измаил, несомненно грозная твердыня, которая была обложена уже с 18 октября. Но от этого обложения ровно ничего не выходило, кроме ссор, препирательств между военачальниками, да непозволительной потери времени, слишком дорогого вследствие приближения зимы. Ввиду этого Потемкин послал 25 ноября Суворову предписание:

“Предпринять на овладение Измаила, для чего ваше сиятельство изволите поспешить туда, для принятия всех частей в вашу команду”. В другом письме, отправленном в тот же день, Потемкин между прочим говорит Суворову: “Моя надежда на Бога и вашу храбрость, поспеши, мой милостивый друг”...

Все, до последнего солдата включительно, на месте осады нисколько не сомневались, что “как только прибудет Суворов, – крепость возьмут штурмом”. Наоборот, во мнении массы населения Измаил прямо-таки считался крепостью неприступною, так что сама попытка взять его казалась безумием.

Рано утром 2 декабря Суворов был уже под Измаилом, сделав более чем 100 верст пути вдвоем с казаком, везшим в узелке весь багаж графа. Он уехал вперед от своего конвоя, чтобы по возможности ускорить прибытие к Измаилу. Его узнали на русских аванпостах, и с батарей раздалась приветственная пальба. Все разом оживились и обрадовались. По общему, единодушному убеждению, в лице Суворова, бывшего теперь уже низеньким, сухощавым, невзрачным стариком, к ним “явилась сама победа”.

Осмотревшись на месте, Суворов воочию убедился в исключительной трудности предстоящего ему подвига. Крепость была первоклассная. Защищала ее целая армия не менее 35 тысяч человек, которым была обещана султаном смертная казнь в случае сдачи Измаила. Главным начальником был Айдос-Мехмед-паша, старый воин, человек твердый, закаленный в боях.

Ничего этого не скрывал Суворов от солдат, а, напротив, прямо говорил им: “Валы Измаила высоки, рвы глубоки, а все-таки надо его взять”. Солдаты единодушно поддерживали хором, что с ним они непременно возьмут эту крепость.

Ввиду исключительной трудности предстоящего штурма Суворов ввел специальное обучение штурму именно этого рода. Выбрав место в отдалении, он приказал насыпать вал и вырыть ров. Здесь солдаты в ночное время тайно от турок упражнялись в перехождении через рвы и в овладевании валами, в быстром и разумном пользовании заготовленными в громадном количестве большими фашинами (около 2 тысяч) и штурмовыми лестницами. Но самым существенным подготовлением к штурму были объезды Суворовым своих полков и его беседы с командами, как только он один и умел беседовать с войсками вообще и солдатами в частности. Когда же все приготовления к штурму были окончены, Суворов послал измаильскому сераскиру[3] следующую характерную записку:

“Сераскиру, старшинам и всему обществу. Я с войсками сюда прибыл. Двадцать четыре часа на размышление – воля; первый мой выстрел – уже неволя; штурм – смерть. Что оставляю вам на рассмотрение”. Один из адъютантов паши, принимавший этот ультиматум, сказал: “Скорей Дунай остановится в своем течении и небо упадет на землю, чем сдастся Измаил”.

Штурм был назначен на 11 декабря. В 3 часа ночи, по ракете, войска направились к назначенным по диспозиции пунктам. В 5 с половиной часов утра, при густом тумане, начался штурм одновременно со всех сторон. В соответствии с особенностями и условиями отдельных пунктов, в разных местах дело подвигалось с разной быстротой и степенью успешности, но при повсеместном упорнейшем сопротивлении турок. К 8 же часам утра вся ограда крепости находилась уже в руках русских. Потеря людьми была большая, так что в войсках заметно было даже расстройство; между тем, впереди предстоял еще жесточайший бой внутри города, так как турки группировались большими массами с видимой готовностью к отчаянной обороне.

Когда рассвело, численное неравенство противников стало заметно. Это представляло величайшую опасность, особенно же ввиду того, что русские войска были растянуты в линии вокруг всего города, а неприятель, по желанию, мог действовать массами в отдельных местах. Чтобы не дать возможности туркам опомниться, войска с чрезвычайной поспешностью были построены в боевой порядок и направлены продолжать атаку. Эта именно находчивость и спасла русское войско; иначе же оно поголовно все нашло бы себе могилу в Измаиле.

Завязался не поддающийся описанию жесточайший и упорнейший бой, с которым даже и ночной штурм не мог идти в сравнение. Это было не общее сражение, а беспрерывная цепь битв, образовавших в общем сплошное кольцо вокруг всего города. Каждая улица и переулок были местом боя; на площадях происходили настоящие сражения; дома приходилось отдельно штурмовать, как замки и маленькие крепости. Живое кольцо русских войск более и более сжимало неприятелей к центру города. Усилия были необычайные и жертвы громадны. Тем не менее к часу дня был занят весь город, а к 4 часам пополудни все уже было кончено. Пал и геройский начальник Измаила Айдос-Мехмет, сраженный 16 штыковыми ударами.

Здесь не просто крепость взята, а истреблена сильная, отборная неприятельская армия, прекрасно вооруженная и сидевшая в крепчайших каменных стенах, – истреблена меньшинством, хуже ее вооруженным, которому можно было добраться до армии только через отвесные каменные стены. Как же могло так случиться? Почему?! Вообще измаильский штурм представляет совершенно исключительное явление по необычайному, просто нечеловеческому упорству и ярости турок. И они были сломлены и пали только потому, что встретили в русских войсках самую высокую степень духовного возбуждения, поддерживавшего все время в них величайшее напряжение энергии и такую степень храбрости, которая доходила даже до полного заглушения чувства самосохранения.

вернуться

3

главнокомандующий турецкими войсками

14
{"b":"114216","o":1}