Мы уже упоминали о том, что Вашингтон был рабовладельцем, хотя, подобно Франклину, не сочувствовал самому учреждению рабства. Но в то время немыслимо было обрабатывать такие огромные пространства земли иначе, как невольничьим трудом; единственное, что мог сделать Вашингтон, – это хорошо обращаться со своими рабами и создать для них по возможности человеческие условия существования. Всех рабов у Вашингтона было 100 – 130 человек, и можно смело утверждать, что очень редко этим несчастным существам жилось так хорошо, как в Маунт-Верноне. Вашингтон держался того принципа, что “увещания действуют на людей сильнее наказаний”, и за всю свою жизнь пустил в ход наказание не больше двух раз. Но в то же время он требовал от своих рабов, чтобы они добросовестно и точно исполняли возложенные на них работы. Он умел сразу определять, на какую работу годится тот или другой невольник, так как часто сам лично следил за работами и наблюдал за невольниками; он знал, сколько времени требуется в среднем для исполнения той или другой работы, и всегда предъявлял рабам строгие, но справедливые требования. Жили рабы у Вашингтона довольно хорошо – в деревушке, состоявшей из хижин, окруженных небольшими садиками, и убегали от него сравнительно редко. Особенно заботился Вашингтон о своих неграх, когда они заболевали, держал для них специально врача и требовал от своих служащих особенного внимания к больным, возмущаясь обычному обхождению с рабами, как с вьючной скотиной. Безыскусный дневник Вашингтона свидетельствует о том, как часто сам он посещал больных негров и старался всячески облегчить их страдания. Кормил он рабов хорошо, главным образом маисовым хлебом и рыбой, которой было много в Маунт-Верноне; по праздникам приказывал выдавать каждому по стакану рома; несмотря на то, что бедняги нередко злоупотребляли его добротой, он до конца жизни не изменил своего отношения к ним и в завещании своем распорядился большую часть их отпустить на волю. Заметим еще, что Вашингтон никогда не покупал рабов, как бы они ни были ему нужны, если для этого приходилось разлучать их с семьею; он предпочитал в таких случаях приобрести всю семью. Неудивительно поэтому, что рабы, прожившие некоторое время у Вашингтона, были искренно к нему привязаны, несмотря на его требовательность. Но Вашингтон не только требовал работы от других: он сам готов был помогать своим рабам, когда это оказывалось нужным. Сохранился рассказ, что когда во время грозы вода прорвала плотину на мельнице, Вашингтон во главе своей домашней челяди бросился туда и под проливным дождем работал лопатой, пока плотина не была исправлена. Разумеется, это был не единственный случай за время его жизни в деревне.
Маунт-Вернон и его окрестности изобиловали всякого рода дичью. Вашингтон же был страстным охотником, хотя, по правде сказать, редко случалось ему застрелить какого-нибудь зверя. В охотничий сезон, выезжая рано утром для осмотра работ, он часто брал с собою собак на случай, чтобы увидеть лисицу. Действительно, лисицу увидеть было не редкостью, но затравить ее Вашингтону почти никогда не удавалось. Ловкий смелый наездник, он никогда не был искусным охотником. В охотничий сезон он раза два-три в неделю выезжал на охоту с гостями Маунт-Вернона, или с соседями – главным образом с Фэрфаксами из имения Бельвуара, принадлежавшего другу. Вашингтона, Джорджу Вильяму Фэрфаксу. Тогда у Вашингтона или Фэрфакса устраивался обед, на котором Вашингтон, вопреки своему обыкновению, всегда бывал очень оживлен и весел.
Рыбная ловля также доставляла большое удовольствие Вашингтону. В Потомаке водилось много разнообразной рыбы, и иногда, особенно когда в реке появлялись косяки сельди, ловля их принимала обширные размеры. Около того же времени слетались массами дикие утки, охота на которых особенно нравилась Вашингтону. Но сильно смущали его всякие бродячие охотники и рыболовы, посягавшие на его собственность. Это сердило и раздражало его до такой степени, что он сам однажды расправился с нарушителем его прав. Какой-то человек повадился охотиться на уток в болотах, принадлежавших Вашингтону. Этот незваный, но частый гость, прячась в камышах на берегу реки, истреблял диких уток в таких огромных количествах, что пришлось принять против него меры: Вашингтон несколько раз предостерегал его и требовал, чтобы он удалился, – но все это оказывалось напрасным. Однажды, объезжая свои поля, Вашингтон услышал выстрелы со стороны реки; он тотчас же поскакал туда и застал охотника в тот момент, когда он собирался отчалить на своем челноке от берега. Вашингтон повелительным голосом крикнул ему, чтобы он остановился, но охотник оттолкнулся от берега и схватился за ружье. Тогда Вашингтон бросился в реку, схватил лодку, притянул ее к берегу, выхватил из рук остолбеневшего охотника ружье и так отколотил его, что тот навсегда потерял желание охотиться на земле Вашингтона.
Охота в Маунт-Верноне часто соединялась с приездом гостей; впрочем, гости посещали Вашингтона и в другое время. Чаще других гостили у него капитан Гуго Мерсер, дважды спасшийся от ножа индейцев во время войны с французами, и доктор Крэк, жившие недалеко от Маунт-Вернона. Вашингтон всегда был рад их приезду и любил вместе с ними предаваться военным воспоминаниям. Подобно другим виргинским землевладельцам, Вашингтон жил у себя в деревне на широкую ногу и мог встречать своих друзей с самым щедрым гостеприимством. Роскошная сервировка, щегольские экипажи и породистые лошади составляли страсть помещиков того круга, к которому принадлежал Вашингтон. Все это выписывалось из Англии. Плантаторы старались отличиться друг перед другом главным образом приобретением и воспитанием лошадей, а потому часто устраивали у себя конные заводы; Вашингтон не отставал от соседей, тем более, что после женитьбы состояние его значительно увеличилось. К услугам миссис Вашингтон всегда была карета, четверка лошадей и четыре форейтора из негров в красивых ливреях. Сам Вашингтон предпочитал ездить верхом. У него был конский завод, содержавшийся в отменной чистоте и порядке, а также прекрасные охотничьи собаки. Птичий двор изобиловал выписанными издалека породами – куропатками, китайскими фазанами, гусями и т. п., а вокруг дома пышно разрослись редкой красоты растения. Все это вместе взятое уже делало приятной жизнь в Маунт-Верноне; но богатые виргинские помещики немало времени отдавали и разнообразным в то время деревенским развлечениям и увеселениям. Нередко Потомак являлся сценою великолепных катаний на изящных лодках, выписанных из Англии: одно время, судя по дневнику Вашингтона, вся страна была словно охвачена праздничной лихорадкой по случаю прибытия британского фрегата, остановившегося против дома Фэрфаксов. В Маунт-Верноне и Бельвуаре давались одни за другими завтраки и обеды офицерам, которых в обоих имениях принимали с одинаковым радушием. Иногда Вашингтон ездил с женою в близлежащий городок Аннаполис, где в то время находилось правительство Мэриленда. Там они принимали участие в увеселениях, очень многочисленных, в честь членов законодательного собрания; тогда в Аннаполис стекалось изысканное общество, происходившее от английской аристократии, многое из своих прежних привычек сохранившей и на американской почве. Обеды, балы, театральные представления следовали одни за другими во время заседаний законодательного собрания. Вашингтон питал особенное пристрастие к театру, – удовольствие, которое редко выпадало на его долю во время его тяжелой во многих отношениях жизни. Не прочь был он и потанцевать, когда представлялся для этого случай; многие молодые и красивые леди очень гордились тем, что он находил удовольствие в их обществе, но все-таки считали его несколько церемонным и тяжеловесным.
В такой-то атмосфере деревенских занятий и развлечений, соединенных с общественной деятельностью, протекло несколько счастливейших лет в жизни Вашингтона (1759 – 1775). Детей у него не было, но зато к детям своей жены он относился с истинно отеческой заботой и любовью, проявляя горячее участие в их умственном и нравственном развитии. Живя в деревне, в кругу семьи, Вашингтон, однако, не пренебрегал своими общественными обязанностями. Часто приходилось ему отлучаться из дому как мировому судье своего графства и как члену законодательного собрания. Щепетильность и добросовестность его во всяком общественном деле поистине достойны изумления. Кроме того, в этот же период жизни он решил приступить к осушке болот, находившихся близ его имения. Хотя они не принадлежали ему, но он считал полезным сделать их пригодными для культурной обработки. Болота эти простирались на 30 миль в длину и миль на 10 в ширину и до тех пор не были еще никем исследованы. Вашингтон со свойственной ему энергией и смелостью взялся за это дело, с большим трудом прошел их вдоль и поперек, не останавливаемый ни дремучими кедровыми и кипарисовыми лесами, ни кустарниками и ползучими растениями, ни стоячими прудами. В центре этих болот он открыл большое озеро, расположенное значительно выше прочих частей этой местности, и решил, что отсюда можно провести во все стороны каналы и таким путем осушить болото. Он изложил результат своего исследования в виргинском законодательном собрании, и вскоре составилось общество для осушки этой дикой области. Таким образом, Вашингтон всюду, где только мог, вносил начатки культуры, стараясь везде и во всем облегчить и возвысить жизнь людей, среди которых ему приходилось работать.
