Наконец, уже незадолго до своей смерти, как бы предчувствуя ее и не желая умереть в ссоре со своим лучшим и благородным сподвижником, Юлий отпустил его. Не сразу, однако, он решился на это. По обыкновению, он отказал Микеланджело в его просьбе, и тот ушел взбешенный, угрожая тайно оставить Рим.

Когда один начинал сердиться, другой успокаивался. Вслед за уходом Микеланджело папа послал к нему одного из своих кардиналов передать отпуск на 28 дней, свое благословение и 500 дукатов «на развлечения карнавала во Флоренции». Последнее было очень кстати, так как семья художника требовала поддержки. О себе Микеланджело почти всегда забывал. Он жил уединенно, с одним лишь слугою, не любил ни блеска, ни шума и отдыхал, только меняя один труд на другой или за чтением Библии и Данте. Художнику было 37 лет, когда он окончил плафон. Два года спустя умер Юлий II, увековеченный Рафаэлем во фресках зала Илиодора. Со смертью папы Микеланджело ожидали новые испытания.

Три с половиной столетия щадило время плафон Микеланджело. Только дым от курений несколько затемнил его. Теперь образовались в потолке трещины, проникла сырость, и этой стихийной порче нельзя ничего противопоставить. Зато рука человека никогда не касалась этой живописи – высота плафона сохраняла ее неприкосновенной, тогда как фрески Рафаэля оказываются нередко замаранными как праздными зрителями, так еще больше попытками «восстановления». В одной драматической хронике Макиавелли говорит Микеланджело: «Я умру, и мои творения умрут, тогда как вы будете жить вечно. Вы переживете ваши создания, потому что были богом в минуты вашего творчества». Мысль прекрасная и верная по отношению к таким гениям, как Рафаэль, Микеланджело, Данте.

Сан-Лоренцо. – Данте. – «Невольники»

Со смертью Юлия II престол его занял кардинал Джованни Медичи (папа Лев X). Страстный любитель и покровитель искусств, как все Медичи, он слишком любил веселье, праздники, роскошь и разгул, чтобы терпеть вблизи себя сурового Микеланджело. Кроме того, хотя последний выказывал всегда признательность дому Медичи, характер гордого, свободного флорентийца не внушал особого доверия папе, который еще кардиналом добился возвращения во Флоренцию и снова деспотически властвовал там до избрания на престол.

Рафаэль стал его избранником и любимцем, но и Микеланджело не должен был оставаться праздным. Впрочем, слишком усердно работать над гробницей Юлия II ему тоже не следовало. Гений художника должен был служить его, Льва X, собственной славе, хотя и не вблизи его особы, так как художник слишком напоминал властолюбивому папе Савонаролу и изгнание Медичи.

Лев X решил соорудить новый фасад церкви Сан-Лоренцо во Флоренции, где находился семейный склеп дома Медичи. Эту работу он поручил Микеланджело. Последний снова должен был бросить свой резец и неоконченного «Моисея» и взяться на этот раз за архитектуру. Напрасно ссылался он на договор, заключенный после смерти Юлия, согласно его завещанию, с наследниками его – кардиналами из дома Ровере. Лев X возражал, что над статуями гробницы он может работать и во Флоренции, и кардиналы должны были этим удовлетвориться. Со слезами на глазах, по словам обоих современных биографов – Вазари и Кондиви, Микеланджело оставил снова работу, бывшую всегда целью всей его жизни.

Глубина души и строгий гений Микеланджело заставили его и на этот раз отдать невольному труду все свои силы, и он создал план фасада, который привел в восхищение Льва X. Щедрый до расточительности, папа не останавливался ни перед какими издержками, и художник немедленно приступил к выполнению работы. Мы видим его снова в Карраре, где с необычайными трудностями добывает он колоссальные мраморные колонны.

По его мысли, фасад должен был состоять из великолепной колоннады и стрельчатых сводов, подымающихся вверх и заканчивающихся вершиной, украшенной гербом Медичи.

Микеланджело не суждено было довести свое творение до конца. Исполненное по его замыслу, оно было бы прекраснейшим созданием архитектуры в Италии, но, неоконченное, осталось лишь одним из наиболее мучительных эпизодов жизни художника.

Работы в Карраре уже значительно подвинулись, когда Микеланджело получил вдруг приказание бросить все и постараться добыть мрамор в местечке Пьетрасанте, в Тоскане, в горах Серавецца. Все возражения художника оставались бесплодными. Он принужден был искать мрамор в Пьетрасанте, так как папе нравилась мысль, чтобы фасад его церкви строился из тосканского, а не из чужеземного мрамора.

Микеланджело преодолел многие трудности. Он в самом деле нашел здесь прекрасный мрамор и построил новую дорогу от Пьетрасанте до Флоренции для его перевозки. Но, кроме новых трудностей, сама судьба преследовала его на этот раз. Одна мраморная колонна упала и разбилась на куски, так что художник сам едва не был убит. Из пяти колонн, отправленных им во Флоренцию, по дороге треснули четыре. Жители Каррары, рассерженные на Микеланджело, отказывались выдать уже приготовленный мрамор и подкупили владельцев судна, предназначенного для его перевозки, а кардинал Медичи, которому папа поручил ведение дела, обвинял со своей стороны Микеланджело в том, что он создает трудности и отказывается от мрамора Пьетрасанте, потому что в его личных интересах использовать мрамор Каррары. После двух лет борьбы и лишений художник едва мог приняться наконец за возведение фасада, над отдельными частями которого давно уже работал, представляя, по своему обыкновению, все детали еще раньше, чем положен был фундамент. В конце концов он окончательно не угодил кардиналу, просившему папу отнять у Микеланджело работу. Со своей стороны последний согласился сдать папе все в том виде, какой имела постройка в это время, в 1520 году.

Микеланджело Буонаротти. Пьета. 1498-1499 г. Рим, собор св. Петра.

Папа освободил Микеланджело от несчастной задачи, объявив, что великий зодчий вполне свободен от всяких обязательств, не обязан больше ни в чем и ни перед кем отчитываться и он, Лев X, не только оправдывает все действия Микеланджело, но выражает ему свое полное удовольствие и благоволение.

К счастью для Микеланджело, ему не пришлось увидеть, как другие работают над продолжением фасада. Война и денежные затруднения не позволили Льву X окончить это сооружение.

«Моисей» и другие фигуры гробницы Юлия снова стали средоточием трудов Микеланджело. Он был рад тому, что держит резец в своих руках, но прежнего рвения к этой работе уже не испытывал. План гробницы был совершенно изменен по новому условию и лишился того колоссального величия, которое пленило воображение художника. Время и в особенности перерывы также делали свое. Наконец, обидно было, что его держат в опале, в изгнании, хотя и почетном, в то время как Рафаэль, Браманте и целый ряд художников и архитекторов деятельно работают в Риме. Рафаэль тогда уже создал фрески в Ватикане, был главным распорядителем раскопок и руководителем реставрации древнего Рима, а со смертью Браманте стал строителем собора Св. Петра. В то время как в Вечном городе свершалось столько грандиозного, Микеланджело оставляли в бездействии. Себастьяно дель Пьомбо сообщал ему, что папа очень его хвалит и любит, но, подобно своему двору, боится, ибо «он держит себя так, что всем решительно страшен». Припомним, что таким пугалом является тот, о ком Содерини писал, что с ним обо всем можно договориться, пользуясь лаской и любовью. К несчастью, мы видим здесь старую историю, которая вечно останется новой!.: В 1520 году до Флоренции дошла весть о смерти Рафаэля и тяжело отозвалась на том, кого свет считал его врагом. Недавно умер да Винчи, теперь последовал за ним Рафаэль, и Микеланджело с грустью видел, что заменить их в искусстве некому. Он менее энергично работал в это время и старался найти успокоение в чтении Данте, своего любимого поэта. Платоновская Академия во Флоренции ожила с возвращением Медичи и обратилась к Льву X с просьбой о дозволении вернуть во Флоренцию останки великого поэта и патриота. Микеланджело присоединил к этому представлению свою особую просьбу; он писал Льву X: «Я, Микеланджело, скульптор, прошу ваше святейшество дозволить мне соорудить достойный памятник божественному поэту на одной из площадей города». Таким образом, на свои средства и собственным трудом думал он выполнить то, на что не решались еще его сограждане.