В какой мере удалось справиться Беккариа со своим покрытым вековой пылью Голиафом, видно из того факта, что все его пожелания и проекты сделались давно совершившимся фактом, войдя в плоть и кровь новейших законодательств Европы.
Глава III
Право государства наказывать. – Необходимость отделения законодательной деятельности от судебной. – Процессуальные неудобства. – Смертная казнь. Справедлива ли она? Необходима ли она? – Агитация в пользу отмены смертной казни. – Пытки. – Бесполезность и безнравственность этого способа доказательства. – Конфискация имущества. – Ненаказуемость самоубийства. – Предупреждение преступлений
Высказав свое основное положение: главная задача государства состоит «в наибольшем распределении счастья между наибольшим числом граждан», – автор замечает в предисловии, что давно пора философам обратить внимание на угнетаемых, на наказания, с такой бесполезной жестокостью расточаемые за бездоказательные преступления и химерические проступки, на страшное состояние тюрем и мест заключения, ужас которых увеличивается самою невыносимою пыткою для несчастных – неизвестностью того, что их ожидает в будущем. Коснувшись карательной деятельности государства, Беккариа ставит вопросы, требующие неотложного решения «с геометрической точностью, которая бы восторжествовала над изворотливостью софистов, сомнениями робких людей и обольщением красноречия». Вот вопросы, составляющие преимущественное содержание его плодотворного труда: «Каково происхождение наказания, и в чем состоит основа права государства наказывать? Какие наказания более всего подходят к различным преступлениям? Действительно ли смертная казнь полезна и необходима для безопасности и доброго порядка в обществе? Справедливы ли пытки и всякие мучения, достигают ли они цели, намеченной законом? Какой лучший способ для предупреждения преступлений? Одни и те же наказания одинаково ли полезны во все времена? Какое влияние оказывают наказания на нравы?»
«Если мне удастся, – продолжает он, – защищая права общечеловеческие и требования непобедимой истины, спасти от ужасов и мучений смерти хоть одну несчастную жертву жестокости и невежества, одинаково беспощадных, то слезы и благословения одного невинного, вырвавшиеся из груди его в порыве восторга, вознаградят меня за презрение толпы».
Право наказывать, рассмотрению которого посвящена вторая глава, Беккариа основывает на фикции общественного договора. Для поддержания порядка в государстве каждый из граждан, входящих в его состав, пожертвовал частичкой своей личной свободы. Из совокупности этих частичек составилось право общественной власти карать всякое нарушение правил, освященных договором. Малейшее уклонение власти от этого базиса составляет злоупотребление, а не правосудие. «Наказание, не вызванное необходимостью сохранения государства как хранилища общественного спокойствия, несправедливо по своей природе. Чем больше вольностей монарх дает своим подданным, тем справедливее наказания, тем священнее и неприкосновеннее безопасность и права граждан».
Логическим последствием этих принципов является необходимость отделения законодательной деятельности от судебной (гл. 3). Законодатель как представитель общества во всей его совокупности составляет законы, направленные к ограждению общества от нарушителей. Применение закона к каждому данному случаю составляет обязанность судьи.
Теперь эти азбучные истины представляются анахронизмом. Но во время Беккариа это был очень спорный вопрос. Мысль, впервые провозглашенная Монтескье, о необходимости разделения властей законодательной, судебной и административной находила множество убежденных противников.
Обычай тогдашней магистратуры вторгаться в область законодательных функций вызвал едкую критику со стороны Беккариа. По его мнению, единственным легальным толкователем закона может быть только монарх как представитель государства, но никак не судья, обязанный лишь решать конкретный вопрос: совершил ли такой-то или не совершил законопротивное деяние? Судейское решение сводится к следующему силлогизму: «первая посылка – закон; вторая – деяние, сообразное или несообразное с законом; заключение – свобода или – наказание». Если судья что-либо прибавляет от себя, все становится туманно и неизвестно. Самая опасная аксиома – ходячее мнение о необходимости сообразовываться с духом законов. Это значит открыть все шлюзы и предоставить законы течению мнений. Не все люди рассуждают одинаково; различие судейского темперамента, опыта, знания, взгляда на данное нарушение может отражаться на судьбе обвиненного. При существовании же буквального толкования закона каждый знает в точности, какие невыгодные последствия влечет за собою преступное деяние, и будет избегать этой опасной тропинки.
Если произвольное толкование закона составляет неудобство, то неясность его составляет зло.
Следующие главы, с шестой по шестнадцатую, посвященные разбору разных процессуальных вопросов, несмотря на всю их важность, теперь в значительной степени потеряли свое значение. Самая значительная глава о пытке представляет теперь не более как интерес, так сказать, архаический. Сколько труда, таланта, увлекательного красноречия надо было употребить для того, чтобы доказать те простые истины, что произвольное лишение свободы гнусно, что места заключения не должны походить на ад кромешный, что самый факт заключения под стражу не налагает позорящего пятна на репутацию человека, невиновность которого впоследствии удостоверена судом, что требовать присяги от обвиняемого в том, что он невиновен, безнравственно, потому что это дискредитирует религию, к помощи которой прибегают, чтобы заставить человека давать заведомо ложную присягу с целью самосохранения, что задача органов следствия и суда состоит в раскрытии материальной истины, а не в том, чтобы охотиться за обвиняемыми, как за пушным зверем, расставляя им капканы и тенета. Все несовершенства инквизиционного процесса, с его письменным производством, тайной следствия и суда, очными ставками, невозможностью отвода судей, лишением подсудимого всяких средств к самозащите, теорией законных доказательств, значением косвенных улик, игнорированием внутреннего убеждения, которое, по словам Беккариа, должно служить основой судебного приговора, – все эти недостатки, с участием доносчиков в процессе, выставлены так рельефно и убедительно, что вопрос об их негодности и необходимости отмены представляется неизбежным. Пересказ содержания этих прекрасных страниц, написанных с замечательной теплотой, увлекательным языком, представляется невозможным. Пришлось бы перепечатать весь трактат дословно, что не входит в нашу задачу. Эти драгоценные перлы высокой гуманности, рассеянные по всей книге, внесли много света и теплоты в мрачную, неприветливую область отправления уголовного правосудия конца прошлого и начала нынешнего столетия.
Оставляя в стороне множество ценных соображений по поводу учения о покушении, участии в преступлении, о смягчении наказаний, о давностном сроке, – соображений, которые теперь сделались общим местом для любого учебника и любого кодекса, мы прямо перейдем к капитальному животрепещущему вопросу, доныне не решенному ни наукой, ни практикой, – к вопросу о смертной казни.
Первый вопрос, возникающий в уме мыслителя, когда он приступает к решению этой запутанной дилеммы, следующий. Действительно ли полезна смертная казнь и справедлива ли она в хорошо устроенном государстве? За этим первичным вопросом следует целый ряд других, не менее важных вопросов, вытекающих из условий охраны общественного порядка.
«Если я докажу, – говорит Беккариа, – что смертная казнь ни полезна, ни необходима, то я выиграю дело человечности».
Необходимой она может быть лишь в двух случаях – во время междоусобных войн, когда вместо обычного законного порядка свирепствует анархия, когда человек, даже лишенный свободы, может благодаря своим связям нарушить общественную безопасность, ниспровергнуть существующий порядок. Но в мирное время, когда государство хорошо защищено извне, разумно управляется внутри, когда отношения между правителем и управляемыми вполне нормальны, не предстоит никакой надобности лишать жизни гражданина, – разве только эта казнь одна может устрашить других и помешать новым преступлениям. В таком только случае смертная казнь представляется необходимостью.
