— Пошел на попятный? — прохрипел он, оскалив зубы. — Это не по правилам! Ты же ясно сказал…
Опять Себастьяну почудилось что-то до отвращения знакомое: его собственные слова насчет правил.
Он схватил Салли за грудки, выругался ему в лицо и отбросил в сторону.
Рэйчел стояла, обхватив себя руками и с силой прижимаясь спиной к стене, словно пыталась вжаться в камень, слиться с ним. Страх застилал ей глаза дымчатой завесой. Она его не видела. Себастьян не мог к ней прикоснуться, он утерял право на это. Но он окликнул ее по имени и, не притрагиваясь к ней, обвел ладонями в воздухе силуэт ее головы и плеч.
Салли схватил его за руку и развернул лицом к себе.
— Я сказал: «Не по правилам!» Слова прозвучали не слишком грозно, но его лицо было изуродовано бешенством.
— Прочь с дороги, д’Обрэ. Ты же не будешь со мной драться?
Себастьян толкнул его в грудь и едва не сбил с ног.
— Рэйчел…
На этот раз он не смог удержаться и дотронулся до нее. То, что случилось, можно было считать чудом: она не отшатнулась, когда он коснулся ее руки.
— Рэйчел, — повторил он, и страх в ее глазах начал рассеиваться.
И вдруг она закричала.
Себастьян оглянулся, но было уже слишком поздно. Острая, холодная, как лед, боль пронзила ему бок и тотчас же стала обжигающе горячей. Не успел он отклониться, как Салли замахнулся вновь. На этот раз он промазал. Удар прошел в дюйме от горла.
Наконец Себастьян повернулся к нему лицом. Острое как бритва лезвие ножа поблескивало в тусклом свете. Держа его в вытянутой руке, Салли начал пятиться. Глаза у него так и бегали по сторонам. Себастьян без страха шел прямо на нож, даже не думая об опасности. Он выждал, пока Салли не вступил в более яркую полосу света, падавшего из комнаты Рэйчел, и бросился вперед, сделал ложный выпад вправо, потом нырнул влево, прямо под нож, ухватил запястье Салли обеими руками и вывернул его вверх и назад, описав высокую дугу над головой. Рука, сжимавшая нож, с размаху ударилась о стену. Салли пронзительно взвыл от боли. Нож выпал и со звоном покатился по полу.
Себастьян выпустил его размозженную руку и сцепился с ним. Спотыкаясь, кружа по всему коридору, они схватились врукопашную. Вскоре Салли потерял равновесие и с глухим стуком рухнул спиной на пол. Себастьян не видел его лица, перед его глазами стояло только лицо Рэйчел — бледное, безжизненное… убитое. Его поглотил красный туман неистовой ярости и глубокого, испепеляющего душу стыда; Салли стал слепой мишенью его бешенства. Себастьян набросился на него с кулаками и принялся избивать, хотя кто-то колотил его по спине, кто-то тянул его за плечи, за полу сюртука. Он замер, только когда до него дошло, что голос, отчаянно взывающий к нему:
«Остановитесь! Довольно!» — принадлежит Рэйчел.
Его била крупная дрожь, настолько сильная, что Себастьян едва сумел подняться на ноги. Чьи-то могучие руки пришли ему на помощь; он поднял голову и увидел рядом с собой честное, мужественное и озабоченное лицо Уильяма Холиока.
— Ну будет, будет, — просительно и в то же время ворчливо проговорил управляющий. — Я сказал — довольно! Послушай, дружок, оставь эту падаль воронам. Вот и умница! Вот и хорошо!
Его колотило все сильнее. Кровь текла струёй, заливая каменные плиты пола. Себастьян увидел, как Салли перевернулся на живот, с трудом поднялся на колени и наконец распрямился, цепляясь за стену. Они поглядели друг на друга. Потом Салли скосил глаза вбок, и Себастьян, проследив за его взглядом, увидел всю компанию: Китти, Бингэма и Флора. Они толпились в сторонке, вытягивая шеи, как любопытные коровы. Впрочем, все казались довольными, особенно Китти. Скорее всего ей нравился запах крови, а возможно, и вкус тоже, насколько он мог судить.
— Убирайтесь, — произнес Себастьян, не повышая голоса. — Все вон отсюда.
Губы у Салли распухли, глаза заплыли, из носа черным ручейком текла кровь.
— Ты об этом пожалеешь, — пригрозил он.
Прежде чем Холиок сумел его удержать, Себастьян еще раз ударил Салли. Просто двинул кулаком в живот — несильно, даже не размахнувшись, но сразу почувствовал себя лучше. Салли согнулся, дыхание со свистом вырвалось у него изо рта. Его угроза показалась Себастьяну смехотворной.
— Убирайся из моего дома, — внятно повторил он.
Приятно было сознавать, что последнее слово осталось за ним.
11
Лысый, как бильярдный шар, с добрыми, широко посаженными карими глазами, выглядывающими из-за толстых стекол очков, доктор Гесселиус повсюду распространял запах табака. Курительная трубка торчала у него из жилетного кармана.
— Всякая рана является серьезной, — ответил он на вопрос Уильяма Холиока. — Вот эта, к счастью, неглубока, хотя и длинновата. Мне пришлось наложить шестнадцать швов. Но всегда существует опасность заражения. Кто будет за ним ухаживать?
Рэйчел и Уильям растерянно переглянулись.
— Кто-то должен менять повязку, — пояснил доктор, — и следить за раной. Могут появиться признаки заражения.
— Обычно это делала миссис Фрут. Выхаживала служанок, когда они болели, и всякое такое, — сказал Уильям. — С тех пор как она уехала, у нас никого не осталось. Да и нужды особой не было.
Наступило молчание.
— Я займусь этим.
Доктор Гесселиус с облегчением повернулся к Рэйчел; она знала, что он ждет именно от нее этих слов. И не он один. Она была экономкой — естественно, все полагали, что она возьмет этот труд на себя.
— У вас есть опыт в таких делах, миссис Уэйд? — участливо спросил доктор.
— Только по книгам.
Он бросил на нее скептический взгляд. Она вовсе не желала его убеждать, меньше всего на свете ей хотелось быть сиделкой у Себастьяна. И все же, сама не зная зачем — может быть, из гордости? — она добавила:
— «Патология» Бертона, «Уход за больными в лихорадке» Кэмпиона.
Добрые, влажные, как у спаниеля, глаза доктора широко раскрылись.
— Вот как? Ну что ж, прекрасно, вы будете знать, на что обращать внимание. Вот и отлично.
Да уж, отлично. О Господи, и зачем только она в это ввязалась?
Она обнаружила его в кабинете, а не в спальне. Несмотря на неимоверное количество поглощенного спиртного, он за весь этот вечер так и не смог опьянеть. И только теперь выпитый алкоголь возымел над ним силу.
Себастьян стоял, прислонившись к стеклянным дверям, ведущим на террасу, прижимая локоть к правому боку. Заслышав ее шаги, он слишком быстро повернулся и зашатался, едва не потеряв равновесие. Коричневатая жидкость выплеснулась на ковер из бокала, который он держал в левой руке. На нем была черная бархатная домашняя куртка, надетая на голое тело поверх брюк. На груди под незастегнутой курткой белели бинты.
— Я хочу, чтобы вы ушли, — проговорил Себастьян чуть ли не по слогам, стараясь, чтобы язык не заплетался.
Но глаза у него горели; словами он прогонял ее, а взглядом приковал к месту, она не могла двинуться.
— Уходите, — повторил он очень медленно, твердо и вежливо.
Тут у него заслезились глаза, и ей удалось освободиться от колдовской силы его взгляда.
— Доктор Гесселиус попросил меня… присматривать за вами.
Себастьян поморщился, оскалив зубы в досадливой гримасе, словно хотел дать ей понять, что находит сложившееся положение нелепым до абсурда. В этом она была с ним совершенно согласна.
— Доктор Гес… Гесселиус просил… — Ему пришлось остановиться, фраза оказалась для него слишком сложной. Прошло несколько секунд. — …просил вас присмотреть за мной, — закончил наконец Себастьян. — Ха!
Опять он уставился на нее, пристально всматриваясь, как будто сквозь туман, изучая, пронизывая ее взглядом.
— Как вы себя чувствуете? — спросила Рэйчел, беспокойно стиснув руки и не зная, куда деваться от этого неотступного взгляда.
Себастьян потер глаза тыльной стороной запястья. Волосы у него были всклокочены и стояли дыбом. Ей показалось, что его левая рука дрожит, когда он поднес бокал ко рту и выпил остаток того, что в нем было. Покачнувшись всем телом, он налетел плечом на стеклянную дверь позади себя и удивленно раскланялся с ней, словно благодаря за поддержку, потом перевел взгляд на пустой бокал у себя в руке и сунул его в карман куртки.