Сара потеряла шаль; еще минута – и с ее волос слетела шляпа. Людские вопли смешивались с пронзительным ржанием перепуганных лошадей. Обезумевшие животные вскидывались на дыбы и панически дергали постромки безнадежно застрявших карет и повозок. Непрерывно и бестолково завывали сирены. Никто больше не соблюдал разделительных полос; полицейские фургоны, тщетно пытавшиеся пробиться на север сквозь бунтующую толпу, застряли в пробке наравне со всеми остальными экипажами.

В нескольких шагах впереди Сары и Алекса двое мальчишек возрастом чуть постарше Майкла швыряли кирпичи в толпу с крыши трехэтажного ресторана. Люди высовывались из окон, влезали на телеграфные столбы, толпа, зажатая между двумя тротуарами, металась из стороны в сторону.

– Нам не пробиться! – крикнул Алекс, обеими руками схватив Сару за плечи. – Тебе надо поскорее выбраться отсюда!

Сара яростно замотала головой.

– Там же Майкл! А если он ранен? – закричала она в ответ.

Вдруг Алекс схватил ее еще крепче и шарахнулся в сторону, одновременно поворачиваясь вокруг своей оси и увлекая ее за собой. Через секунду она увидела, как какой-то мужчина в одной рубашке без сюртука размахнулся фанерным плакатом на деревянном шесте и обрушил его на плечо Алексу. Алекс коротко вскрикнул. Когда пикетчик с обезумевшим взглядом снова вскинул свой плакат, чтобы кого-то ударить, в уме у Сары запечатлелись выведенные на фанере слова: «Долой продажных боссов».

Алекс опять развернулся кругом, пошире расставив ноги и заслоняя Сару своей спиной, но толпа уже вклинилась между ним и драчливым пикетчиком, плакат обрушился на голову кому-то еще, а затем и сам бунтовщик скрылся из виду. Когда Алекс обернулся, Сары уже не было.

Она ясно видела его всего в шести футах от себя – он был на голову выше всех, кто его окружал, – но с таким же успехом их могло разделять и шестьдесят футов и даже шестьдесят миль: сквозь плотно стиснутые в давке тела невозможно было пробиться.

– Алекс! Алекс!

Он не слышал. Когда он обернулся, Сара не смогла даже поднять руку в сумасшедшей толкучке, чтобы подать ему знак. Холодок подступающей паники змейкой скользнул у нее по спине. Она изо всех сил толкала монолитную движущуюся стену людских тел, оттеснявшую ее назад, назад, назад, но это было бесполезно. Она сама себе напоминала щепку, подхваченную и несомую бурным водным потоком.

Запряженный лошадьми экипаж лежал, опрокинутый набок, прямо на тротуаре; взобравшийся на него мужчина швырял вывороченными из мостовой камнями в полицейских, которые окружили его с поднятыми дубинками. Толпа кинулась на помощь товарищу, и Сару потащило следом за всеми, она ничего не могла поделать. Вот над ней нависло красное, взмокшее от пота лицо полицейского в шлеме, его дубинка взметнулась в воздухе у нее над головой. Сара завизжала от ужаса; он заметил ее, повернулся на ходу и с размаху опустил дубинку на плечо какого-то парнишки, оказавшегося рядом с ней.

Лошади, впряженные в еще один полицейский фургон, били копытами и взвивались на дыбы так близко от нее, что Сара слышала их разгоряченное дыхание, видела оскаленные зубы и закатившиеся от ужаса глаза. Чьи-то руки тянулись ухватить упряжь. Первого полисмена, спустившего ноги из фургона, вытащили силой и окружили. Другие полицейские выскакивали из фургона, спеша на помощь товарищу, удары дубинок сыпались направо и налево. Толпа засвистела и заулюлюкала, со всех сторон в стражей порядка полетели кирпичи и палки.

Что-то ударило Сару между лопаток, она споткнулась, упала на одно колено, дыхание застряло у нее в груди. Отталкиваясь обеими руками от булыжной мостовой, она попыталась подняться, но тут сквозь крики и свист загремели ружейные выстрелы. Толпу охватила паника. Чье-то острое колено врезалось ей в плечо, и она опять потеряла равновесие. Кричать она не могла, да это все равно не помогло бы. Нога в сапоге ударила ее в бедро. Сара упала, перевернулась на спину и вскинула руки, чтобы закрыть лицо. – Эй, леди, поднимайтесь!

Она открыла глаза и увидела протянутую к ней мужскую руку, громадную, как медвежья лапа. Сара ухватилась за нее обеими руками. Чернокожий великан легко вздернул ее на ноги. На груди у него блестел большой круглый значок, гласивший: «Нет грабительским поборам. Носильщики солидарны с машинистами».

– А ну-ка, леди, живо уносите отсюда ноги! – добродушно прикрикнул он на нее.

Но она вырвалась из его рук, когда он попытался вывести ее подальше от обезумевшей толпы, и прокричала в ответ:

– У меня там сын, я должна его найти!

Снова послышались выстрелы. Ее чернокожий спаситель вздрогнул, крикнул на прощание: «Желаю удачи!» – и бросился бежать.

При первых же звуках выстрелов толпа начала редеть, но кучки людей все еще жались в парадных, выкрикивая ругательства в адрес полиции и швыряя камнями при любой возможности. Прихрамывая, в разорванном платье, с растрепавшимися волосами, Сара упорно пробиралась на север.

Толпа схлынула, зато теперь можно было хорошо рассмотреть страшные последствия бунта. Сломанные плакаты, камни и кирпичи, обломки досок валялись на мостовой, а все тротуары были засыпаны битым стеклом. Подожженная телега с углем дымила, заволакивая всю улицу слоем едкой сажи; отчаянное, надрывающее душу ржание запутавшихся в постромках лошадей доносилось со всех сторон.

Сара обвела взглядом широкий перекресток 41-й улицы, не зная, куда идти. В двадцати шагах впереди себя она увидела мужчину в рубашке и порванном жилете. Он стоял к ней спиной, но она узнала его по высокому росту, развороту плеч и каштановым волосам с выгоревшими светлыми прядями.

– Алекс!

Он обернулся, и мучительная тревога у него на лице сменилась непередаваемым облегчением. Они сошлись посреди улицы, не замечая бегущих мимо людей, не слыша окриков полицейских, приказывающих всем очистить улицу.

– Ты нашел его? – безнадежно спросила Сара. Алекс решил умолчать о том, что видел.

– Пока еще нет, – ответил он. – Они, должно быть, вернулись назад.

– Но нам надо посмотреть и проверить!

– Хорошо.

Он взял ее под руку, и они вновь начали пробираться сквозь остатки бегущей в противоположном направлении толпы. Сара первая заметила карету Кокрейнов, лежавшую на боку на углу Парк-авеню, прямо у входа в устричный ресторан. Измученные, покрытые пеной лошади стояли смирно, поводья свисали до земли. Пятеро мужчин, присев на корточки рядом с каретой, пытались приподнять ее за край крыши, лежавший на тротуаре. На счет «три» все они вскинулись кверху. Тяжелый экипаж поднялся на двух колесах, покачнулся и опустился на остальные два, слегка пружиня рессорами. Сара выпустила руку Алекса и бросилась вперед.

– Отойдите назад, леди, там кто-то есть, – предупредил полисмен, стараясь ее схватить. Она увернулась и крикнула:

– Майкл!

Еще один полисмен рванул на себя заклинившую дверцу, и она распахнулась. Из кареты выглянул Майкл. Бледный, испуганный, он прятался на полу между сиденьями.

– Мама!

Мальчик выбрался из кареты без посторонней помощи и побежал к ней. Сара упала на колени посреди мостовой, не в силах сказать ни слова. Майкл налетел на нее и едва не опрокинул навзничь; она обхватила его обеими руками с неистовой силой, и они дружно ударились в слезы. Алекс стоял рядом, глядя, как они обнимаются, рыдают, укачивают друг друга.

– Эй, там еще кто-то есть! Тяжелый, черт, а ну-ка, кто-нибудь, помогите мне.

Сара подняла голову, смахивая слезы, и увидела, как Алекс и два полицейских возвращаются к карете. Майкл, давясь слезами, проговорил:

– Там папа. Ему очень плохо. Тетя Таша выпрыгнула на ходу и убежала, мамочка, но папа мне велел сидеть смирно и не высовываться. Он сказал, что в карете безопаснее.

Как раз в эту минуту мужчины вытащили Бена из кареты и уложили на тротуар рядом с открытой дверцей. Сара медленно поднялась на ноги, все еще держа Майкла за руку. Они вместе подошли к неподвижно распростертой на земле фигуре и присели рядом.

– Это ваш муж, мэм?