А вот руководительница крупного предприятия.

У нее негнущийся голос, синий костюм, а под прямой без шлиц и складок юбкой угадываются галифе. Подчиненные обоего пола замирают навытяжку на дальнем краю ковровой дорожки ее кабинета. На банкетах ей наливают коньяк, а не вино. Муж давно дезертировал, не сняв фартука и не домыв посуду. Адъютант, щелкнув каблуками, приглашает на тур вальса маркитантку (уволить обоих). Водитель приклеен к рулю. Водопроводчик пьян. Сосед по лестничной клетке — старый хрыч и хам. Никто не пожалеет. Никто не приголубит. Никто не подарит цветов. Таких, как эти… — Милочка, откуда у меня подснежники? Вот как. Спасибо, тронута… Принесите мне чашечку кофе. Пожалуйста. Две чашечки кофе…

А вот законсервированная из-за ложной непривлекательности и реальной застенчивости девственница, а вот смоковница в незатянутых порезах мужниных попреков, а вот, а вот, а вот… Жизнь не пользуется копиркой, для каждого она сочиняет свой сюжет, на который у нее авторский патент, завизированный в самых высоких инстанциях. Не будем вмешиваться, лязгая цензурными секаторами. От человечества не убудет, какими бы способами люди ни любили друг друга. Лишь бы любили.

У тебя медовый месяц, ты без ума от избранника, и каждое мгновение лишь укрепляет уверенность в вашей предназначенности друг другу? Дай Бог, чтобы так было всегда… Тогда не трать свое драгоценное время на прочтение этой писанины. Ее содержание тебе без надобности. Во всяком случае, сегодня. Оно заведомо вызовет реакцию сродни нормальной реакции ребенка на алкоголь • горько и гадко.

А теперь, милые дамы, когда наш дружеский кружок слегка поредел, еще одно принципиальное уточнение: речь пойдет об измене в экологически чистом виде. За скобки вынесены:

акт мести, который подобен удалению здорового зуба вместо больного. Никакого облегчения, прогулки по потолку продолжаются, но вместо одного очага воспаления — два;

вакхические мотивы, когда вечером море по колено, а утром — небо с овчинку;

тот клинический случай, когда, спрятав ножи и запихав в чемодан фен, шляпу со страусовыми перьями, тетрадь с кулинарными рецептами и теплые рейтузы, очередная Анна Каренина поднимается навстречу мужу с отрепетированной репликой: «Васисуалий, нам надо объясниться. Я ухожу от тебя к Птибурдукову».

И пока он прядает в ошеломлении знаменитыми ушами, прыгает в лифт, загодя оккупированный обкурившимся дублером. Который и доставит ее, слитую в финальном поцелуе, в рай, где новопреставленные пары кувыркаются в блаженной невесомости. В этой ситуации, жеванной-пережеванной могучими челюстями классиков, мне остается лишь пожелать всем астронавткам благополучного приземления.

Но далеко не каждый внебрачный роман венчает хеппи-энд. Сколько нас, легковерных и опрометчивых болтается на ржавом крюке вины из-за металлической блесны? Сколько обречено на нескончаемое похмелье из-за одного-единственного глотка вина, который на миг раскрасил черно-белый экран будней?! И живем, вжатые в драные кресла, замурованные в преисподнюю кухонь, с черной дырой в сердце и клеймом «неверная жена» на лбу.

А единый в трех лицах — судья, прокурор, палач — стоит, покачиваясь (пятка — носок, пятка — носок), разминает в ладонях узорчатый, вдвое сложенный ремень. Хотя у самого рыльце не в пушку, а прямо-таки в щетине. Левый, черный, глаз вперил в жертву, а правый, зеленый, скашивает на часы, прикидывает, как и экзекуцией натешиться, и на свидание не опоздать.

Колеса такси, мчавших меня из подпольных гнездышек в родовое гнездо, не раз зависали над пропастью. На их багажниках рубцы от дамокловых мечей шлагбаумов, а на крыльях вмятины от бычьих рогов мотоциклов.Все хорошо, что хорошо кончается,

я хочу, жизнелюбивая сестра моя, чтобы и твои пробеги по извилистой боковой трассе не завершились аварией. Для чего и нарисовала путевую карту адюльтера с подробным инструктажем. Брось ее перед вояжем в сумочку в компанию к пудренице, помаде и газовому баллончику. Поможет не поможет, но и не навредит.

Начнем с тормозов. Их у нас либо нет вовсе, либо они надежны, как лучшая подруга, почти сестра. Та самая, что прожужжала уши, раскаляя мембрану вулканическим шепотом:

· Такой мужик, та-а-а-акой мужик! Не чета твоему… чудаку. Смотри, упустишь — будешь локти кусать.

А после с интересом наблюдала из директорской ложи кровавые сцены. А по окончании спектакля на заднем сиденье частника экс-супруг сосредоточенно изучал содержимое ее запазухи.

У мелкого флирта, у спичечной страсти короткая дистанция с бетонной стеной в конце. Мы же нередко, сорвавшись с места в карьер, мчим по ней в эйфории на бешеной скорости, словно под колесами зеркальная автострада Калифорнии. Нет, я не против ответвлений любви всех сортов и масштабов. Выпала такая удача — посетить эту землю, попетлять по ее лабиринтам, глупо все время гнать вперед по комсомольской узкоколейке с упорством бронепоезда. Проблема в том что указатели поворотов натыканы в самых неожиданных местах и в самой нелогичной последовательности.

Нет бы все по порядку: в яслях — симпатия, в школе — увлечение, в вузе — влюбленности, а в комплекте с дипломом — любовь-страсть, наваждение единым букетом, перевитым свадебной ленточкой. И чтоб не вял. И чтобы на фоне ровного семейного счастья регулярно вспыхивали рецидивы девственного чувства — с томительной дистанцией, вибрацией ожидания, смутой сомнений, неотшлифованными реакциями, легкомыслием и крылатостью.

Но на такое досвадебное ретро партнеру надо затратить массу сил и энергии. Не затем женился. А карьера, а бизнес, а мироздание? Кто тогда поддержит Пизанскую башню в ее падении, застеклит озоновые дыры, испьет шеломом синего Дона?

Приходится, чтобы не отвлекать возлюбленных от их вселенских проблем, утолять жажду из чужих колодцев. Потому что по велению и замыслу природы мы экстравертны и артистичны. Недаром имен великих актрис и звездного шлейфа их славы, несмотря на фору в тысячелетия, хватит на пояс для экватора, да еще и с кокетливым бантиком. Актеров же едва-едва наскребется на бечеву волжских бурлаков.

А наши интрижки со всеми зеркальными поверхностями! Витринами, чайниками, стеклами авто и муниципального транспорта, полированными дверцами шкафов и даже черным мрамором надгробий. В общем, без зрителей и поклонников — ну никак. Особенно настойчивых иногда допускаем внутрь. Но не из-за лебединого клекота либидо, как это им мерещится, в награду за восторг, рукоплескания, за жаркую одну желания, из пены которой и восстаем ослепительными богинями.

Пусть себе заблуждаются. Они. А нам — нельзя. Надо помнить о неисправных тормозах и двигаться с такой скоростью, чтобы в любой момент выпорхнуть на обочину без риска сломать себе шею. Для чего и следует усвоить некоторые правила безопасности движения.

Постигай науку расставания. Еще до встречи смирись и согласись с неизбежностью разлуки. Делай промежутки между свиданиями на час, на день, на неделю, на месяц длиннее, чем хотелось бы. Хотелось бы тебе, а не ему. Не потакай своему нетерпению. Оно чревато опрометчивыми поступками. Гаси его затянутым ожиданием. Это как при голодании: важно перетерпеть острую начальную фазу.

Мечтай. Мечтать не вредно. Но о прошлом, а не о будущем. Иначе срастешься со своими фантазиями и непременно захочешь их воплощения в реальности. Тут-то и грянут землетрясения и бури. А срастаемся мы с ними в две секунды. Помню мою первую командировку в столицу. Душа готовилась к празднику: трое суток за казенный счет в лучшем городе земли. Москва тогда возбуждала, а не угнетала провинциалов. Все кастовое, элитное было надежно замаскировано под овощную базу, а не кололо глаза невыносимой роскошью витрин и холодным высокомерием халдеев. Уже под градусом эйфории я стояла на Кузнецком мосту в сногсшибательном марлевом сарафане (Индия), почти свежих босоножках (Болгария), арендованных ради такого случая у подруги, и с собственной польской сумкой через плечо, которая при внешней элегантности легко затаривалась дюжиной пива, а сейчас содержала сменные трусики, паспорт и пятьдесят три рубля сорок шесть копеек командировочных денег, — стояла и сладостно колебалась между гостиницей и Красной площадью.