Управляющий улыбнулся левой половиной лица и повернулся к Биллу анфас:

— Завтра мы вручим вам ключи от сейфа и соответствующие книги. А сегодня можете быть свободны, — и он снова слегка поклонился.

Итак, удача, наконец, повернулась к нему лицом. Жизнь стала щедрее на пятьдесят долларов, думал Билл, широко шагая по Одиннадцатой Западной домой. Правда, в бухгалтерию просачивались смутные слухи, что прежний кассир пытался покончить с собой, что кассовые книги велись кое-как, что отчетность по кассе запущена. Но это ведь только слухи. Они передавались шепотом от стола к столу. Они могли быть ложью. Банковские служащие всегда занимаются сплетнями. Это известно.

На следующий день, сидя у подножия стальной скалы, он тщательно проверил записи в книгах. Записи велись по итальянской системе. В конце каждой недели вычислялось сальдо. Месячные сальдо суммировались и переносились в отчет. На 8 июля 1891 года в кассе числилось 9862 доллара. 23 цента. Еще утром, во время передачи, прежний кассир пересчитал наличность, но Биллу хотелось проверить еще раз. Он повернул длинный ключ в скважине и, взявшись за ручку, отвалил массивную, как надгробная плита, дверь сейфа.

Деньги лежали в правом нижнем выдвижном ящике. Десятки и двадцатидолларовые ассигнации были сложены в пачки по тысяче долларов. Кредитки в пятьдесят и сто долларов лежали отдельно. Семь пачек. Восемнадцать сотенных билетов. Двадцать синих. Шестьдесят два доллара серебром и трешками. Двадцатицентовый никель. Медяк в три цента.

Все в порядке.

Он вдвинул ящик и закрыл сейф.

Посидел у кассового окошка.

Протер мягкой бумагой табличку с белыми буквами: «TELLER» — кассир.

Представил, как он будет выдавать и принимать деньги.

Представил, как в конце каждой недели будет расписываться в ведомости и отсчитывать себе тридцать семь долларов пятьдесят центов.

Улыбнулся, пересел к конторке и снова начал перелистывать книги.

Ошибок в записях не нашел.

Несколько дней спустя Атол показала Биллу записку, принесенную в полдень мальчиком-рассыльным.

Миссис Роч справлялась о здоровье своей внучки и приглашала в ближайший четверг уважаемого мистера Портера и Атол на чашку чая.

— Интересно, с чего это твоя мать стала интересоваться моей особой, — пробормотал Билл. — Раньше она и знать меня не хотела.

Во второй раз Билл сидел за столом, накрытым тяжелой льняной скатертью, в добротной гостиной на Конгресс-авеню.

Миссис Роч с необыкновенной приветливостью сама наливала чай, разговаривала весело и непрерывно улыбалась. Она спросила, чего не хватает в домике на Одиннадцатой Западной, какие занавески повесила Атол на окне, есть ли красивые платьица у Маргарэт. Она нянчилась с девочкой, расчесывала ей волосы, даже сама переменила ей чулочки, когда та обмочилась.

Пришел из своей конторы мистер Гарри Роч, поздоровался с Биллом, как со старым знакомым, потер руки и приказал принести «бутылочку шотландского для мужчин». Выпили. Мистер Роч, видимо надеясь заинтересовать зятя, завел разговор о каких-то деловых расписках, о трассатах и индоссатах.

Около одиннадцати Маргарэт расплакалась — захотела спать. Начали прощаться.

Миссис Роч, задержав руку Билла в своей, сказала:

— Я никогда не была против вашей женитьбы на Дэл, мистер Портер. Я возражала только против этой спешки. Ведь Дэл еще так молода… И я знала, что вы пробьете себе дорогу. Да, да, я все время говорила об этом мужу. Вы энергичный человек, мистер Портер. Я рада за Дэл. Я хочу, что бы вы были моим другом..

— Ах, черт! — пробормотал Билл, когда, поддерживая за локоть Атол, спускался с крыльца на улицу. — Вот, оказывается, в чем дело. Кассир Первого Национального банка…

Когда на другой день он после работы пришел домой, то сразу заметил в большой комнате плетеное кресло-качалку, узкий хрустальный графин на столе и новые обеденные тарелки.

— Это привезла мама, — сказала Атол. — Она хочет, что бы у нас все было не хуже, чем у других.

… Первое время бронзовая клетка кассы казалась Биллу самым скучным местом в банке. Клиенты с деловым видом подходили к окошечку, протягивали ему розовые чеки или зеленоватые аккредитивы, получали или отсчитывали деньги и с тем же сосредоточенно-важным видом уходили. Билл регистрировал очередную операцию в книге и скучал. Даже работа в бухгалтерии под тяжелым взглядом старшего клерка казалась ему привлекательнее.

Но вскоре он понял, что ошибался.

Началось с полного краснолицего человека в блестящем шапокляке и в великолепном черном сюртуке, который обтягивал могучие плечи грузчика.

Он вошел в зал, помахивая тростью, прищурив глаза, оглядел стены, плевком точно попал в отверстие медной плевательницы и только после этого направился к табличке с буквами «TELLER».

— Меня зовут Сиддонс. Бак Сиддонс, — сказал он Биллу.

— Очень приятно, мистер Сиддонс, — вежливо ответил Билл.

— Понимаешь, сынок, я с Юго-Востока. Приехал к вам проветриться. Ну и поглядеть, как это вы здесь живете в своем лагере.

— Надеюсь, вам понравилось? — спросил Билл. Сиддонс улыбнулся, запустил руку во внутренний карман сюртука и вынул толстую пачку банкнот.

— Вот видишь, сынок? Мне всегда нравятся места, где можно найти такие картинки.

Он погладил пачку ладонью, как кошку, потом бросил ее на полированную доску окошка.

— Найди-ка им местечко в своем загоне, сынок. Здесь, кажется, пятнадцать тысяч. Пересчитай сам.

В пачке оказалось пятнадцать тысяч двести долларов.

— Ишь ты, — удивился Сиддонс. — А я раза два считал, все получалось ровно пятнадцать. Деньги, что овцы, никогда точно не сочтешь.

Билл выписал Сиддонсу именной аккредитив, и тот небрежно сунул его в карман.

— Будь здоров, сынок! Если будешь когда-нибудь в Джаспере, округ Бомонт, спроси там меня. Тебе всякий покажет.

И он удалился, на ходу еще раз поразительно точно пустив плевок в плевательницу.

Через несколько минут к окошку подошел бледно-розовый человек в котелке и с быстрыми неприятными глазами. Он протянул чек на шестьсот долларов, долго пересчитывал деньги, сверкая чересчур большим бриллиантом на безымянном пальце правой руки, и, наконец, попросил переменить грязную кредитку на чистую.

Билл переменил.

Посетитель удостоил кассира чуть заметным кивком и вышел, колючий, несгибающийся.

Билла поразила разница между этими людьми. Такого резкого контраста он еще не встречал. Он мог наверняка сказать, что у Сиддонса деньги уйдут так же быстро, как и пришли, зато у розового в конце жизни на счету будет не меньше миллиона, что Сиддонс гуляка и, в сущности, замечательный парень, а розовый — скопидом и не имеет друзей. Он мог рассказать жизнь каждого с самого детства. Он мог представить себе даже их родителей, дома, в которых они жили, игры, в которые они играли. Он мог бы даже угадать мысли каждого…

А вдруг все наоборот?

Может быть, розовый — душа-парень, бескорыстный друг, который в беде может поделиться последним центом, проскакать сотню миль без передышки для того, чтобы сделать приятное другому человеку, а Сиддонс негодяй и только прикидывается доброй душой?

Вся жизнь построена на неожиданностях и контрастах. Совсем недавно в цирке он и Атол видели человека в потрепанном костюме, который во все глаза глядел на фокусника, буквально ловил каждое его движение. И когда фокусник попросил на минутку у «джентльменов шляпу», человечек вскочил и с такой готовностью сорвал с головы свою, что даже соседи удивились. Биллу показалось, что в тот момент у человечка на глазах блеснули слезы.

А что если?.. Да ведь это же готовая трагедия!

Он взял лист бумаги и, торопясь, сокращая слова, написал:

После представления фокусник дождался незнакомца у выхода из цирка.

— Сэр, я заметил, что вы ходите на каждое мое представление.

Да, — ответил незнакомец тихим голосом и смутился.

— Я заметил, что, когда я обращаюсь к публике с просьбой: «Джентльмены, может ли кто-нибудь из вас одолжить мне на одну минуту шляпу», — вы вскакиваете и первым подаете мне свою.