— В Собачьей Мельнице? — ухмыльнулся варвар.
— Там. Далее следовала та история с пастушкой и овцами, которая тебе хорошо известна, и в ней Лау-Ко, разумеется, не принимал никакого участия. Когда я утонул — а я действительно утонул по твоей милости, варвар, и спасло меня в последний момент лишь то, что пальцы мои вдруг захватили со дна золотую пастушку, против коей дар талисмана не властен, — я еле вынырнул, и после этого несчастного случая долго болел. Лау-Ко привез меня сюда и ухаживал за иною заботливо и преданно, словно родная мать. (Истины ради открою тебе, что как-то раз он и меня попытался отравить, но не со зла, а так, вследствие привычки… Я, конечно, поругал его, а потом простил. Я добросердечен и незлобив, такая уж у меня натура.) Вот и все, — неожиданно заключил Красивый Зюк.
— Не все, — возразил киммериец. — Где Гана и Мисаил?
— Мои неблагодарные дети… — сморщил нос бандит. — Ну их к богу Шакалу, варвар… Они разбили мое нежное сердце на тысячу кусков, каждый из которых до сих пор стонет от невыносимой боли. Но — если тебе так хочется знать… Последний раз их видели на пути в Гирканию, года два назад… А после — ничего. Может, они давно уже гуляют по Серым Равнинам…
— Ждут тебя? — хмыкнул Конан.
— Ждут меня? Не думаю. Я и там им спуску не дам. Ну, теперь все?
— Нет. Как ты выбрался из темницы в Эруке?
— А-а, это совсем просто. Охранник, который носил мне каждый день еду и воду, со временем перестал меня бояться, и я передал через него послание для моего дядьки. Там я написал, что он должен сделать. Он, конечно, немедленно поехал в Мессантию, разыскал там купца и предложил ему печальную историю — тебе известную в двух версиях, — назвавшись почему-то именем своего отца. Остальное и вовсе вздор, не стоящий твоего внимания: старик приволок Висканьо в темницу и с ним беспрепятственно прошел в подвал, снял с меня цепи, и мы спокойно ушли. К чести юнца скажу тебе, что, увидев вместо ожидаемого младшего Деденихи меня, он развернулся и хотел убежать, и только по чистой случайности мне удалось зацепить его куртку указательным пальцем и так держать, пока Лау-Ко не освободил меня.
— А что за охранник передал записку? Тот, которого ты потом утопил?
— Он самый, — кивнул Красивый Зюк, поднимаясь. — Пойдем теперь, я отдам тебе твоего рыжего…
— Даром? — хмуро поинтересовался киммериец. Почему-то у него появилось такое чувство, что бандит обдурил его — вот только как, когда и где?
— Отчего же даром? — лукаво подмигнул ему Деб. — Ты выслушал меня — вот вполне достаточная плата за мальчишку. Кстати, Конан, ты так и не сказал мне, каким образом ты меня нашел?
* * *
Конан не стал ему отвечать, памятуя о том, что в царстве мертвых никого не волнует, каким образом он нашел Красивого Зюка. Поднимаясь следом за бандитом на галеон (до мельчайших деталей напоминавший тот, что стоял у берега Мессантии), он рассчитывал время и место предстоящей схватки с ним. Если б не чернокожие гиганты, киммериец свернул бы шею Дебу прямо сейчас, ибо уже понял, где тот прячет талисмана. Но Конан привык рисковать только собственной жизнью, так что сначала хотел выпустить рыжего на волю, а потом уж, если понадобится, драться с дикарями из далекого Зембабве — Митра знает, кто одержит победу в этой драке, но Висканьо должен вернуться к отцу.
— Дру-уг мо-о-й! — пропел вдруг Деб, склоняясь над трюмом. — Ты живой еще?
Не дожидаясь ответа, варвар присел рядом с бандитом и с силой дернул железное кольцо крышки, обвитое проржавевшей цепью. С треском разорвались звенья, крышка отлетела, чуть не придавив ногу Красивому Зюку, и тут же из черноты трюма донесся такой смрад, перемешанный с сыростью и затхлостью, что Конан невольно отпрянул в сторону.
— Ф-фи! — скривился Деб и отошел подальше. — Ну и вонь! Как будто пятьдесят мартышек одновременно пукнули… Лучше не спускайся, варвар, а то задохнешься.
Только сейчас Конан понял, что все эти три с лишним года бандит держал Висканьо здесь, в этой темной сырой конуре, из мести ли, из сентиментальных воспоминаний ли превратив в темницу галеон. Дикая ярость ослепила его; дыхание на миг перехватило; молниеносно выхватив из ножен меч, он замахнулся, видя перед собой не человека, а лишь цель, и в этот момент протяжный хриплый стон прервал его движение. Сердце варвара дрогнуло. Резко отвернувшись от Красивого Зюка, он сунул голову в дыру, но в кромешной тьме, конечно, ничего не смог разглядеть. Долей мгновения позже страшный удар в бедро едва не сбросил его в смрадное чрево трюма — уже падая, Конан успел зацепиться левой рукой за край крышки; одновременно кулаком правой, в котором намертво была зажата рукоять меча, он оттолкнулся и, подбросив вверх свое массивное тело, приземлился на все четыре конечности в двух ладонях от широко расставленных ног бандита.
С ловкостью гепарда тот отпрыгнул в сторону, словно предугадав намерение противника ухватить его за лодыжки и шмякнуть головой об пол. Сейчас на лице Красивого Зюка уже не было и следа благодушия и скуки: в глазах его, почти черных, мутных и бездонных, горели красные волчьи огоньки, губы изогнулись в злобной ухмылке, все черты обострились, напомнив киммерийцу о том, что перед ним сильный и опасный враг. Мягкими скользящими шагами, чуть пригнувшись, бандит начал обходить Конана, желая, видимо, прыгнуть ему на спину и впиться зубами в шею, дабы перекусить толстую голубую жилку, содержащую жизнь. Розовый язык его облизывал пересохшие губы, вожделея крови, и варвар, презрительно сплюнув на шершавые доски палубы, молча ринулся на противника, стремясь поразить его мечом в грудь.
Красивый Зюк увернулся легко, тем самым вновь напомнив Конану о своей дикой, полузвериной-полудемонической сути: так и пять лет назад, в трюме того галеона, он небрежно пропустил три удара меча, ни один из которых даже не задел его. Варвар еще раз, без замаха, молниеносно выбросил острие клинка, целя под кадык — этот хитрый прием он использовал редко, считая его недостойным воина, — но и сейчас Красивый Зюк избежал гибели, просто-напросто откинув голову назад так, что меч прошел в пальце от него, не коснувшись. Такого Конану пока не приходилось видеть. Или Деб владел неким неизвестным ему боевым искусством — а в это варвар не мог поверить, или его рождению и правда посодействовал какой-нибудь демон из царства Нергала; во всяком случае Конан не встречал еще человека, который был бы так неуязвим — он даже не пользовался мечом (висевшим у него на поясе, как видно, исключительно для красоты)! Тогда варвар отбросил оружие в сторону и, не теряя ни мига, бросился на бандита, стремясь раздавить его в железных тисках своих рук.
Ярость, раздражение и недоумение слились в одно целое, образуя в груди Конана пылающий шар, который, разрастаясь, мешал дышать; мешал он и соображать, как быть дальше — одна только мысль занимала сейчас всего его: кто? кто сжат кольцом рук его? человек или демон? Точно не живую плоть обнял он смертельною хваткой, ибо кожу его то обжигал холод склизкого медузьего тела, то царапал занозами деревянный чурбан. Но — не трещали кости, не вырывался из глотки натужный стон; сквозь розовую пелену, застлавшую глаза, Конан видел все ту же злобную и насмешливую ухмылку на устах врага. Внезапно раскрыв руки, он выпустил Красивого Зюка, сам откатился в сторону и снова подобрал меч, без промедления хватив им бандита по плечу. Яростный рык возвестил о том, что на сей раз удар достиг цели. И, хотя на белоснежной рубахе не показалось и капли крови, Красивый Зюк пошатнулся, прошипел проклятие на незнакомом варвару языке, подался к борту, видно, думая сигануть в науз в случае чего. Тем не менее следующий удар был за ним.
С прежней ловкостью увернувшись от Конанова клинка, он метнулся к противнику и всадил под челюсть ему свой железный кулак. Потом, не давая опомниться, ребром ступни пробил твердые мышцы живота, так, что Конан согнулся вдвое от резкой боли, а потом оставалось уже немного — быстро наклонившись, Красивый Зюк сунул обе руки под колени врага и опрокинул его в черную дыру трюма. Только послышался стук упавшего тела варвара, как крышка с грохотом закрылась, брякнула цепь, обворачивая железное кольцо, и Конан второй раз стал пленником Деба Абдарраха.
