Сначала девочка пугливым зверьком обитала в кладовой. Там она думала о доме, разговаривала с родителями, воображая, что они рядом, и ласкала маленькую белосеребристую, отливающую на солнце всеми цветами радуги рыбку с таинственными узорами на боках.

Со временем одной из служанок удалось войти в доверие к девочке, а вскоре Клеопу уже стали отправлять за водой и по разным другим поручениям и часто хвалить перед хозяевами за трудолюбие и безропотность. Так она снискала любовь супруги римского военачальника, чье поместье и стало ее новым домом.

Уже ветшающая госпожа томилась в бесконечных ожиданиях мужа и часто вечерами читала вслух, разрешая детям слуг сидеть подле ее ложа. Так Клеопа узнала о том, как боги то и дело вмешивались в судьбы рода человеческого, делая неоценимые подарки или безобразничая от нечего делать. Она узнала о Троянской войне, а также о Риме и его императорах, которые славою и бесчисленными милостями облагодетельствовали все народы мира.

Так она выросла и достигла шестнадцати лет, пребывая в послушании у своих воспитателей, которые не были к ней несправедливы. И лишь однажды управительница сильно ударила Клеопу по щеке за трехдневное исчезновение из имения.

Это случилось весною. Девочка отправилась за тканью в главный город провинции. Возвращаясь уже в сумерках, она увидела, как неподалеку от дороги, вдоль берега небольшой горной реки под звуки бубнов и таинственных песнопений медленно тянется шествие со светильниками. Клеопа свернула с дороги и увязалась за этим шествием.

В горах люди заняли луг, и пение их из гимнов превратилось в повествование, переходящее от одного исполнителя к другому. И вот одна женщина спокойным голосом запела под тихий шорох бубнов и чуть слышное звучание свирели: «Зачем миро жалостливыми слезами, о ученицы, растворяете? Ведь блистающий во гробе ангел возвестил мироносицам: видите вы пустой гроб, так уразумейте, что Спаситель воскрес из гроба!» После чего все хором пропели на греческом: «Воистину так оно и было в первый день нашего спасения».

Так Клеопа воссоединилась с учениками, разбросанными в то время по всему побережью Средиземного моря, и на ее тонкой шее вновь повисла маленькая рыбка, какие простые христиане делали из морских раковин.

Сегодня, узнав о гибели пятерых из общины, она прибежала на берег, чтобы помолиться наедине. Так она сидела на песке, слушая море, наблюдая алую тень заходящего солнца сквозь закрытые веки. И одна юркая ящерица влезла на белый камень и застыла, чтобы посмотреть на фигуру молящейся девушки.

Пройдет четыре месяца, и Клеопа встанет под раскидистым деревом рядом с пастушком Мироном, своим возлюбленным. Они трижды отопьют из глиняной чаши, которую протянет им пресвитер, и подарят друг другу по пресной лепешке. Потом на их остриженные головы наденут разноцветные венки из полевых цветов, и они допоздна будут водить хороводы в льняных рубашках.

А сейчас она находилась на берегу Великого моря, которое простирается посредине вселенной.

Ящерица, которая на закате следила за Клеопой на песчаном берегу, скользнула с белого камня и исчезла, когда сзади к сидевшей подошла другая девушка. То была благородная дочь военачальника Гальбы, хозяина поместья, и звали ее Цезония, а среди верных — Олимпиада, что значит «поющая о небе». Платье ее было из легкой ткани, а волосы подобраны и заплетены с разноцветными лентами.

Она провела рукой по голове Клеопы, и та повела ею, как котенок, потом Олимпиада молча стояла за ее спиной.

— Тебя потеряли, — наконец сказала Олимпиада, но в ответ ничего не услышала. Клеопа лишь только возвращалась, стремительно проносясь над водной гладью Великого моря.

— Какая сила приводит тебя на пустынный берег? — спросила ее юная госпожа.

— Ветер, — после долгой паузы ответила раба. — Море и его ветер, они — те же. Все иное, а они те же. У нас был дом, в стадиях ста от городских стен. Мы жили большой семьей, где все дети были братья и сестры, а все взрослые — наши дяди и тети. Через каждые три дня мой отец, владевший пятнадцатью верблюдами, отправлялся в порт Селевкии, чтобы предложить иноземным торговцам воспользоваться его караваном для перевозки товаров в Антиохию.

— Но при чем тут ветер? — спросила Олимпиада.

— Есть два ветра — один, который водит корабли, и другой, который водит слушающих его людей, — пояснила она. — И они как два брата, будто один был создан в напоминание о другом. И когда я слушаю немой ветер, то жду, когда придет беседующий.

Олимпиада также была тайная ученица, но обращением своим была обязана кожаной книге, которая таинственным образом оказалась у нее в постели, когда она со служанками остановилась в богатой гостинице во время своего путешествия по своей родине Асии.

Это был свежий миниатюрный список Евангелия, выполненный на тончайшей ленте пергамента и намотанный на катушки. С этих пор Олимпиада участвовала в тайной переписке с некоторыми ученейшими мужами из христиан.

Но на вечерях она почти не бывала изза того, что не могла на долгое время скрываться из поля зрения своих домашних. Зато Олимпиада переводила письма Клеопе, которая узнавала из них о тонкостях вероучения больше, чем на вечерях провинциальной общины. Со временем госпожа научила свою рабу и тайную подругу грамоте, и та сама стала читать, но по большей части евангельские истории.

— А боги на Олимпе — они есть? — однажды смущенно спросила у Олимпиады Клеопа.

— Конечно, — ответила ученая дева, — но они ничто в сравнении с нашим Господом.

Олимпиада имела порочную связь с флейтистом храма Августов. Юношу звали Авл, он был младше Олимпиады на четыре года. Некогда его, мешавшего при разделе большого наследства, родные дядьки отдали в храм для служения божественным цезарям. Однако юноши редко сохраняли при храме должное целомудрие. Напротив, с возрастом они достигали такого мастерства в любовных играх, что пользовались большой популярностью у знатных женщин, заключавших с начальниками храма негласные договоры.

Авл не был исключением и однажды в порядке череды проводил ночь среди богатых женщин, собравшихся в отсутствие мужей почтить богиню любви. Тогда он, нагой, стоял посреди чаш и блюд пира, возвышаясь над ветшающими женщинами, и исполнял гимны на священной флейте. В самый разгар пира была игра, в ходе которой богиня сама должна была указать на ту, которой посчастливится увести юношу в свои покои. Случилось так, что Авла получила мать Цезонии. Сильно захмелевшая женщина была доставлена в свое имение на носилках при помощи четырех слуг. Юноша, не теряя времени, отпущенного ему начальником храма для пребывания на свободе, удрал из ложа женщины и спрятался в одной из господских спален, где и встретил прекрасную Цезонию.

И вот уже прошло довольно времени после разговора Олимпиады и Клеопы на берегу.

В свои восемнадцать Клеопа уже успела похоронить двоих детей, умерших во младенчестве. Ее супруг Мирон был здоровенным детиной со сломанным носом и без печати ума на лице. Мирон пас стада и приносил своей жене цветы, которые собирал на горных склонах пиренейских пастбищ. Клеопа радовалась этим букетам и, как ребенок, кружилась перед довольным и молчаливым супругом, чья борода была самой густой в округе. Из букетов Клеопа плела венки, а часть этих цветов устанавливала в горшки перед деревянным образом Иисуса, фигурками своих родителей и других святых, память которых чтили в этой бедной хижине. Их деревянные изображения вырезал сам пастушок Мирон. Когда наступало время перегона скота, Клеопа рыдала, провожая своего мужа в многодневный путь.

Однажды Олимпиада отпросилась у матери отправиться на Сатурналии сразу же после уборки урожая. И, собрав все свои золотые накопления, ушла с тремя служанками, среди которых была и Клеопа.

— Прощай, пастушок Мирон, — тихо сказала Клеопа, и огромный бородатый человек с печальными глазами молча проводил свою жену до господского дома.