– Понимаю, – ответил Глеб и потянулся за бутылкой. – Давай выпьем.
Он действительно понимал. Как никто другой. Еще Сергей разве что.
– Но в тот раз было невыносимо. Она кричала всю ночь напролет, выплевывала таблетки. Я позвонил сыну и в «Скорую».
Влад приехал раньше, сказал, что мы «Скорую» ждать не будем, а повезем мать сами.
Георгий прервался и выпил рюмку мелкими, жадными глотками.
– Не надо было его слушать, – сказал он.
Последнее, что он помнил, был ослепляющий встречный свет.
Ему сказали, что это был разладившийся грузовик-автомат. Сбой в контрольной программе, и он выехал на встречную полосу. Возможно. Это не имело значения.
Его отговаривали, но он настоял на своем. Ему показали два обугленных до полной неузнаваемости трупа, скрюченные человеческие головешки. Та, что побольше, была его сыном.
Работник морга, ожидавший, что посетителя начнет тошнить, был разочарован.
Да, они умерли до прибытия спасателей. Она еще во время столкновения, он чуть позже. Нет, ничего нельзя было сделать, обширнейшие поверхностные ожоги. Грузовик вез что-то горючее. Ваша машина была застрахована? А… пострадавшие? Надо подать жалобу в Дорожный Контроль. Распишитесь вот здесь. И здесь. Искренние соболезнования.
– Ему было в два раза меньше, чем мне сейчас, – сказал Георгий. – Всего двадцать пять.
Повернувшись к Глебу, он заделлоктем бутылку и смахнул ее на пол. Битое стекло разлетелось по комнате. За этот вечер на столе она была третьей по счету. И в ней уже ничего не оставалось.
– Где мы? – требовательно спросил он.
И сквозь траурную маску из потрескавшегося воска проглянул старый Георгий. Настоящий Старый. Боец, ученый и один из руководителей Проекта.
Один из тех, кому довелось вращать мир, как глобус, одной рукой.
– Мы у меня, – успокаивающим тоном сказал Глеб. – Квартира в секторе «Новый». Ты еще спрашивал, зачем я забрался в такую глушь.
– Где мы встречались раньше? – требовательно спросил Георгий. – У тебя знакомое лицо.
«Они добрались до него, – думал Лейтенант. – Подстроили эту катастрофу, вычистили его память – удалили или блокировали все, что касалось Проекта и Янтарной Комнаты. Ему остались клочья, случайные обрывки. Знакомая история».
У Глеба уже был опыт в охоте за ускользающей памятью. Они начнут с Георгием потихоньку, с самого начала. С первого их общего дня.
– Конечно, встречались, – сказал он. – Вспомни, как ты сказал: «Такой чистый воздух бывает только в зимней тайге».
– Да, – Георгий наморщил лоб, потер рукой переносицу, – да, точно. Это же был ты, такой молодой розовощекий лейтенант. С очень серьезными глазами, как сейчас помню. Черт, а ты здорово изменился, заматерел. Когда же это было, а?
– Четырнадцать лет и два дня назад. За несколько месяцев до Перелома.
Японец наклонился к старику, зашептал ему на ухо. Тот секунд десять смотрел на Глеба неподвижным рыбьим взглядом. Отвернулся к японцу и длинно заговорил. Едва разжимая губы и кончиками пальцев оглаживая свою трость.
Когда японец перевел, Глеб с удивлением понял, что тот обращает свою речь к нему.
– Еще в прошлом веке мы пытались дрессировать некоторые виды рыб и морских животных. В военных целях. Значительный успех ожидал нас с дельфинами, немного позже, вживляя подопытным блоки удаленного контроля, мы смогли подчинить также кашалотов, спрутов и касаток. Но были и неудачи, И самая большая из них – акулы.
Старик замолчал, переводя дух.
– От них невозможно было добиться безусловного подчинения. Даже вырастая в неволе, они оставались все теми же неукротимыми хищниками, из всех уз и цепей признающими одну. Цепочку питания, чью вершину они занимали. Это было записано в их генокоде и оставалось неизменным 70 миллионов лет. 70 миллионов! Именно столько времени прошло с того момента, как эта последняя хрящевая рыба планеты завершила свой эволюционный цикл. За несколько геологических эпох до появления первого человека, еще более уродливого и неуклюжего, чем нынешний, акулы уже достигли совершенства.
«А старик-то не самый большой поклонник homo sapiens», – подумал Глеб.
– И, оправдывая постулаты Дарвина, они продолжали выживать и в наше время. Несмотря на то что их среда обитания и пищевая база подвергались изощренному экологическому насилию со стороны человека. Одно из важнейших преимуществ акулы – уникальный пищеварительный аппарат, в основе которого лежит тончайший молекулярный анализатор химических процессов. Перед тем как приступить к трапезе, акула берет «пробу», откусывая небольшое количество тканей жертвы. Во время прохождения через желудочно-кишечный тракт они проверяются на избыток потенциально вредных для организма веществ. И в случае присутствия таковых выбрасываются непереваренными, а несъедобную жертву акула оставляет в покое. Если же «проба» не вызвала никаких тревожных сигналов, то жертва пожирается.
Старик кашлянул, прижимая ко рту маленький костлявый кулак.
– Скорость и точность этого анализа вызвали огромный интерес наших ученых. На основе их исследований в начале века были созданы примитивные и громоздкие копии молекулярного анализатора. Именно они стали базой первого РНК-сканера. С его помощью уже можно было считывать и расшифровывать воспоминания.
Старик заговорил рублеными фразами. Ему не хватало воздуха. Тревожно подмигивающий красным «глазом» кибер подлетел поближе. Его иглопушки, вероятно, могли стрелять и медикаментами, необходимыми подопечному.
– Я возглавлял ряд проектов, занимавшихся исследованиями этих удивительных созданий, – отдышавшись, продолжал старик. – Нас интересовало все – их выдающиеся способности к подводной локации, иммунная система, механизм приспособления к изменениям окружающей среды. За этим стоял не абстрактный интерес ученого, а конкретные нужды. Чудовищно возросшая загазованность и перенаселение наших мегаполисов заставляли нас забираться все глубже под воду. Планктонные фермы и приливные энергостанции, экспериментальные «купола» и, наконец, первые поселения. Мы приспосабливались к новым условиям обитания, и нам нужен был подходящий образец. Лучший из возможных.
Последние слова перешли в жестокий грудной кашель, кибер-телохранитель слетал к встроенному в стену бару и принес в выдвижном манипуляторе стакан воды. Старик пил маленькими глотками, и на его покрасневшем лице выступали блестящие капельки пота. Кибера, попытавшегося обдуть его прохладным воздухом, он раздраженным взмахом руки отогнал в сторону.
– Я помню, как началось необъяснимое, – старик принял из –рук японца носовой платок, чтобы утереть губы. – Без видимой причины изменились маршруты миграции наблюдаемых групп, тяготея к невиданной доселе концентрации взрослых особей. В то же время, это было начало девятнадцатого года, мы зарегистрировали появление первых мутантов нового типа. Это не были летальные уроды, сдыхающие от отсутствия важнейших органов, а полноценные здоровые особи. Более того, обладающие способностью к воспроизводству и огромным потенциалом выживания. Мы поняли, что становимся свидетелями зарождения нового вида. Эволюционный механизм, спавший десятки миллионов лет, оказался вновь запущен. И мы понятия не имели, что послужило этому причиной. И как естественные процессы оказались ускорены в десятки, сотни тысяч раз?
«Знал я одного человека, который мог бы тебе ответить, – подумал рыцарь. – Жаль, он мертв. А того, кто носит в себе его воспоминания, вы упустили».
– В качестве отправной точки наших исследований мы приняли гипотезу о существовании так называемого метаэволюционного излучения, – продолжал старик. – Оно не регистрировалось нашими приборами и не имело никаких видимых последствий, кроме направленного влияния на ДНК отдельных видов. Зафиксировать его по косвенным признакам мы смогли, наблюдая картину распространения мутаций. Из нее было видно, что м-э излучение – это своего рода пучки, имеющие ограниченную протяженность, направленность и определенный период активности. И, вероятно, некий источник естественного или искусственного происхождения. Его поисками мы занимались вплоть до декабря двадцатого года.