– О Мэтте, о его способах выражать любовь, – сказала Аврора с тоской в голосе, но чувствуя, что с каждым произнесенным словом отдельные умершие частички души наполняются новыми жизненными соками.
– Он что, бил тебя? – выражая всем своим видом, что в подобное безумие невозможно поверить, спросил Эдвард.
Аврора глубоко вздохнула.
– Поначалу, разумеется, нет. На первом этапе наших отношений Мэтт был самой галантностью и обходительностью. Дарил цветы, то и дело интересовался, удобно ли мне, уютно, весело. Наверное, от этих-то его старомодных ухаживаний я и потеряла голову. Казалось, он в буквальном смысле будет всю жизнь носить меня на руках. – Она криво улыбнулась. – В двадцать два года не хочется верить, что чудес на свете не бывает, и задумываться о том, что, если с тебя будут вечно сдувать пылинки, это надоест и тебе и тому, кто возьмется это делать. Поразмыслить о многом другом тоже все некогда… – Перед ее глазами нарисовался образ улыбающегося и тут же содрогающегося от гнева Мэтта. По спине пробежал морозец.
Эдвард напряженно смотрел на нее, ожидая продолжения. Вид у него был такой, будто, едва она закончит свой рассказ, он вскочит с места, достанет Мэтта хоть из-под земли и сотрет его в порошок.
– Через некоторое время после того, как мы стали жить вместе, он стал изводить меня вспышками необоснованной ревности, – продолжила Аврора. – То платье купила слишком обтягивающее, то нежно смотрела во время ужина на его начальника, то работать мне не стоит, чтобы не крутиться на глазах у чужих мужчин. Все в таком духе.
– А раньше он позволял тебе носить узкие платья? – осторожно поинтересовался Эдвард.
– Раньше позволял, – ответила Аврора. – Наверняка он сгорал от ревности с самого первого дня, но ловко маскировал свою злобу. А она копилась и копилась… – Ее снова передернуло.
Эдвард перегнулся через столик и пожал ее руку. За долю секунды до того, как их пальцы соприкоснулись, Аврора предельно напряглась, вдруг подумав: он ведь тоже мужчина и, несомненно, сильнее Мэтта, но, как только почувствовала удивительную нежность этой крупной руки, от неожиданного удовольствия опустила ресницы. Захотелось переплести свои пальцы с его – крепкими и плотными. И не расцеплять их до тех пор, пока не пройдет глубоко засевший внутри страх.
Она перевела взгляд на его лицо. Эдвард смотрел на нее так, будто она рассказала ему, что служит в Ми-6 или что сделала операцию по изменению пола. Словом, нечто такое, что больше походит на выдумку.
– Признаться честно, в каком-то смысле я могу понять его ревность, – пробормотал он, морща лоб. – Если поставить себя на его место и представить, что ты можешь увлечься другим… Но чтобы… – Он убрал руку, сжал пальцы в кулак и, гневно расширяя ноздри, стукнул им по колену. – Ладно, не буду тебя перебивать. Пожалуйста, рассказывай дальше. Если, конечно, не передумала.
Передумала ли она? Странное дело, но ей казалось в эту минуту, что если не поделишься с Эдвардом всем, что, по счастью, осталось в прошлом, то не будет будущего.
– Все началось как будто с сущей мелочи, на пустом месте. Даже неудобно о таком рассказывать… Как-то раз, возвращаясь из гостей домой, мы полушутя заспорили о комплекции актрис, популярных в пятидесятые годы прошлого века. Джине Лоллобриджиде, Софи Лорен и других. Я сказала, что при всей их несравненной красоте для нынешних времен они были бы полноваты, а Мэтт, поскольку был в дурном настроении, заявил: почему же? В самый раз. Меня это немного задело. – Она опустила голову и взглянула на свои обтянутые юбочной тканью стройные бедра. – Я сказала: в таком случае я, наверное, не в твоем вкусе. Глупо, конечно. Можно было не обратить на эту ерунду внимания. Но я не сдержалась. А Мэтт многозначительно промолчал в ответ. Тогда я стала всерьез размышлять, не нравятся ли ему полненькие женщины и устраиваю ли его я. И, когда до дома было рукой подать, взяла и сказала: многим современным мужчинам по душе такие, как я. – Она пристально взглянула собеседнику в глаза. – Смешно, правда?
– Если предположить, что за этим последовало, как-то не до смеха, – сказал Эдвард. Его кулак до сих пор лежал на колене, и костяшки пальцев были белые от напряжения. – С другой стороны, тебя можно понять: ты ведь этого придурка любила, хотела быть для него самой желанной и красивой.
Аврора покачала головой.
– Не надо его обзывать. Теперь все в прошлом. К тому же он тоже меня любил и всячески это доказывал… Только вот…
Эдвард усмехнулся.
– В суд надо подавать на таких влюбленных! Сразу же, без всяких выяснений!
Аврора печально улыбнулась.
– У нас и так почти дошло до суда. Но гораздо позднее… А в тот первый вечер… – Ей стало трудно дышать, она сделала несколько глубоких вдохов и выдохов и лишь после продолжила: – Когда мы вошли в дом, он запер дверь на все замки, даже на цепочку. Замков у него было четыре штуки, и, чтобы открыть один, приходилось удерживать ручку другого, а ключи в двух остальных поворачивать против часовой стрелки.
– Он был что, того? – с ненавистью к врагу, которого он в глаза не видел, спросил Эдвард.
Аврора усмехнулась.
– Не знаю. Может, немножко. Мэтт был юристом, вечно всех подозревал. – Она на миг замолчала и перенеслась в воображении в тот жуткий вечер. Сердце обдало холодом, в груди все съежилось. – В общем… он схватил меня за волосы, резко дернул, я, естественно, упала… Охваченный яростью, он потащил меня в гостиную, приговаривая: и каким же это мужчинам ты нравишься? Много их? И все такое. – Ей стало вдруг зябко и до ужаса жалко себя. Она опустила глаза и поджала губы. Тут случилось то, чего она втайне от самой себя жаждала всей душой: Эдвард встал со стула, быстрым движением руки отодвинул столик, сел с ней рядом, обнял ее и прижал к своему могучему плечу.
– Если не хочешь, если тебе больно, не рассказывай дальше, я и так все понял, – проговорил он с отчаянным желанием утешить и кипучей злостью на ее обидчика. – Скажи мне, где этот гад теперь, назови хотя бы его фамилию и город, в котором он живет, и, клянусь, ему больше никогда не придет мысли обижать женщин…
Аврора уткнулась носом в его плечо. Глаза затуманила расплывчатая пелена слез. Захотелось разрыдаться, как беспомощному ребенку, для которого плач единственный способ выразить досаду, печаль и страх. Но она сдержалась, лишь минуту помолчала, проглатывая слезы.
– Не надо его трогать. По-моему, это неправильно – бить обидчика тем же, чем он ранил тебя. Наверняка его так или иначе уже наказала жизнь. Или еще накажет.
– А я другого мнения! – воинственно произнес Эдвард, крепче прижимая ее к себе. – Виноватого, если это в твоих силах, надо проучить, чтобы ему было неповадно бесчинствовать в будущем!
– Нет, Эдвард, – с благодарностью, но твердо произнесла Аврора. – Пообещай, что не станешь его разыскивать, вообще о нем забудешь.
– Забыть? Это, извини, не в моих силах, – мрачно проговорил Эдвард, сдаваясь с огромной неохотой. – А разыскивать… Если ты не скажешь его фамилии и где он, найти его, увы, будет почти невозможно… Почти! – Он поднял указательный палец.
– Эдвард, пообещай! – попросила Аврора, не желая даже представлять, как он станет мстить Мэтту и чем все это закончится.
– Ладно, – скрепя сердце ответил Эдвард. – Давай договоримся так: пока просто оставим этот вопрос открытым.
– Тогда я больше слова не скажу и никогда не буду с тобой откровенничать, – спокойно, но категорично произнесла Аврора. – Не хочу, чтобы подобные беседы оборачивались новыми бедами.
– Хорошо-хорошо, – пробормотал Эдвард примирительным тоном. – Только знай: теперь у тебя есть надежная защита. Больше ни с кем не вступай в бессмысленные споры. Если кому-то надо будет что-то разъяснить или доказать, сразу зови меня.
Аврора засмеялась.
– Договорились. – Она вдруг с поразительной ясностью почувствовала, что Эдвард Флэндерс и есть ее почти нереальная возможность, тот человек, который вытянет ее из тьмы прошлого и примет такой, как есть, со всеми проблемами. Следовало лишь рассказать все до конца теперь же и больше к этому не возвращаться. – В тот первый вечер я как будто взглянула на мир иными глазами. Понимаешь, о шумных семейных сценах, тем более о побоях, я знала лишь понаслышке или из книг, из кино. Мне и в голову не приходило представлять себя на месте жертв. А в тот злополучный вечер я стала ею сама и вдруг осознала, насколько мужчина сильнее женщины. Физически. Это явилось для меня жутким потрясением.
