Софья Исааковна направилась во внутреннее помещение сберкассы. Здесь было устроено нечто вроде кухоньки — поставлена двухконфорочная газовая плитка, возле нее — однотумбовый, покрытый клеенкой канцелярский стол и два простых стула. Немного подальше, в углублении стены, — металлическая раковина водопровода. А над ней небольшое окошко, квадратное, сантиметров на сорок, выходящее во двор. Там, над одним из подъездов, очевидно ведущих в жилые квартиры, горела яркая, не прикрытая ничем лампа. В резком ее свете оконный проем выделялся особенно отчетливо. Он был прежде заделан тремя толстыми железными брусьями. Среднего сейчас не было. А два других, сильно отогнутых в стороны, образовали отверстие, напоминающее приплюснутую букву «о».

— Обратите внимание, как изъят средний брус. — Софья Исааковна взяла стул и показала Павлу на второй. — Влезайте — будет удобнее рассматривать.

Да, рассматривать было что. Средний брус грабитель не перепилил, а выпилил вместе с кусками кирпичей, в которых были закреплены его верхний и нижний концы.

— Преступнику нельзя отказать в находчивости: железный брус и тяжелее и дольше пилить, и визгу не оберешься. А кирпич поддается легче, и звук от ножовки куда слабее.

— Почему же от ножовки? Тут выкрошены швы. Кирпичи вынуты целиком, — сказал Павел.

— Вы думаете? А по-моему, именно не выкрошены, а выпилены швы. Попробуйте пальцем — ни щербинки.

— Пожалуй, вы правы. А на какой стороне обнаружены следы известки, крошки кирпича?

— Вот в этом-то и загадка. Нет следов. Как корова языком слизнула. Во всяком случае, подручными средствами их найти не удалось.

— Пробы почвы под окном взяли для микроисследования?

— Конечно.

— Давайте еще выпилим и отправим в лабораторию кусок пола и соскобы с краев раковины. Очень было бы заманчиво установить, с какой стороны орудовали грабители — со стороны двора или изнутри помещения.

Павел соскочил со стула и помог сойти Софье Исааковне. Потом приложил палец к губам, показывая, что надо говорить потише.

— Такое ли уж это решающее значение имеет? — Софья Исааковна вняла, однако, предостережению и перешла почти на шепот. — С окном все подстроено в расчете на нашу сверхнаивность: ясно же, что это инсценировка.

— Возможно. Но, с другой стороны, слишком бросающиеся в глаза детали…

— Говорят об их нарочитости, вы хотите сказать? Нет, здесь продемонстрирована не хитрость, а неопытность преступников. Посмотрите…

Подполковник Люстров, приехавший на место происшествия — мало ли в каком содействии нуждаются сотрудники управления, — застал самый разгар спора. Старший эксперт-криминалист и начальник опергруппы объяснялись больше жестами и были так увлечены, что даже не заметили вновь пришедшего, пока подполковник не обратился к Калитину:

— Чем можем помочь, товарищ старший лейтенант? Комиссар звонил и дал указание оказывать вам полное содействие.

— Здравия желаю, товарищ подполковник. Извините, что не приветствовали вас как положено. Обсуждали тут один вариант. И не очень сошлись во мнениях. Будет, вероятно, лучше, если я вам поподробней изложу, над чем мы бьемся. Разрешите?

— Слушаю вас.

Павел рассказал подполковнику Люстрову все, что связано с «каменщиком», рассказал и о трудностях, с которыми столкнулся МУР при его розыске, о подозрениях в причастии «каменщика» к ограблению сберкассы, о нынешнем своем споре со старшим экспертом-криминалистом.

Беседа постепенно вышла за официальные рамки, может, потому, что они с Василием Никифоровичем почувствовали друг к другу симпатию, как это нередко бывает между людьми со сходными характерами, склонностями, житейскими принципами.

Воспользовавшись случаем, Павел просил подполковника еще раз проинструктировать участковых насчет поисков проданных манто и обязательно звонить ему, если будет что интересное. Подполковник обещал.

Заведующего сберкассой, Савву Осиповича Тукицкого, допросить практически не удалось. Ему становилось все хуже и хуже, и врач «неотложки», приехавший по вызову, настаивал на немедленной госпитализации.

— Нельзя ли все же задать хотя бы несколько вопросов? Когда еще удастся побеседовать с человеком? А его показания могут оказаться решающими. Разрешите, пожалуйста, — попросил Люстров.

Врач неохотно согласился.

И вот Павел уже сидит рядом с уложенным на сдвинутых стульях заведующим сберкассой, бледным до синевы, со впавшими щеками.

— Скажите, пожалуйста, Савва Осипович. Громко говорить не надо, я услышу. Скажите, ключи от дверей сберкассы где обычно хранили?

— Ключи от дверей… Всегда находятся… Только у меня… Вторые экземпляры… Тоже хранятся… У меня дома…

Заведующий произносил слова отрывисто: частое короткое дыхание делило фразы.

— Никто не мог бы сделать слепок с них?

— Нет… Ручаюсь,

— Хорошо. А ключи от сейфа?

— Их тоже… Два комплекта. Один… У меня. Второй… У зама…

— Никто другой не мог пользоваться сейфом?

— В очень… Редких… Случаях… Старший кассир…

— Значит, и старшему кассиру известен код главного замка?

— Да… Но и мой зам… И старший… Кассир… Безукоризненно… Честные люди. Десять лет… Работаем… Вместе…

— Спасибо. Будьте здоровы, Савва Осипович. Не тревожьтесь, разыщем похитителей…

Утром, еще не успев открыть дверь кабинета, Павел услышал, как за дверью заверещал внутренний телефон. Дежурный из бюро пропусков доложил, что старшего лейтенанта уже минут тридцать ожидает гражданин Додин.

— Орест Анатольевич Додин, — представился вошедший. — Заместитель заведующего сберкассой. Простите великодушно, что нагрянул без приглашения, так сказать, по собственной инициативе. Но такое несчастье…

Приготавливая на столе нужные бумаги, Павел наблюдал за своим посетителем. Маленький, узкоплечий, в старой коричневой — из бумажной замши — куртке с большими накладными карманами. Он держался непринужденно. Лет за сорок, даже ближе к пятидесяти. Живой, быстрый взгляд. С любопытством рассматривал хозяина комнаты, обстановку в ней — скромные однотумбовые канцелярские столы, обитые черным дерматином, простые стулья, сейф.

— Садитесь, — сказал Павел, кладя перед собой лист бумаги. — Итак, что вы хотите сообщить?

Додин проявил отличное знание своего дела и необычайную память. Он помнил, чем занимался, как провел буквально каждую минуту в течение последних нескольких суток. О своем заве и подчиненных знал всю подноготную. Ограбление считал делом рук опытного «медвежатника».

— Закрываем мы в восемь часов вечера. На улице — темным-темно. Лампочку над парадным во дворе вывернуть ничего не стоит. А окошко находится за углом стены. Поставь мусорную бадью — она высокая — и действуй себе сколько душе угодно.

— Правильно, Орест Анатольевич. Так оно скорей всего и было. Но вот грабитель проник в сберкассу. Подошел к сейфу и сказал: «Сезам, откройся»?

— А что? Подумаешь, секрет какой! Знатоку этот древний сундук вскрыть — чепуха-чепуховская. Не верите? Пожалуйста, докажу.

Заместитель заведующего похлопал по солидно оттопыренным карманам куртки, вытащил из одного металлический футляр для очков. Раскрыл и из-под ветхой фланелевой подкладки достал бумажку.

— Специально выписал из книги учета профилактических работ. Восьмого июля прошлого года наш сейф забастовал. Не открывался, и все тут. Вызвали мастера из конторы ремонта сейфов. И что же? В полчаса открыл.

— Фамилия мастера у вас есть?

— Здесь нет. В книге записана.

— Вот мой служебный телефон. Позвоните, пожалуйста, сегодня. И скажите мне его фамилию. Договорились?..

Сергей Шлыков после допроса старшей кассирши возмущался:

— Подобрал ты мне, Паша, клиенточку, дай бог тебе здоровья. Алла Константиновна Чугунова. Ну и характерец! Точно по фамилии.

— А если без эмоций? Какие показания она дала?

— Кое-какие дала. Но чего это мне стоило!

— То есть?

— Неизвестно, кто из нас кого допрашивал. Что считала нужным, то и говорила. Семь верст до небес и все лесом. А толку чуть.