Зашелестела записная книжка.
— Записан на букве «уууу». Нашел. Утюгов Яков Изотопович. Лет ему… страшно сказать сколько. Человек-одиночка. Владелец кооперативной квартиры, дачи, сада-огорода, гаража и черной «волги».
— Гражданин Утюгов, откуда это у вас? — тоном обвинителя спросил Кривой Чур.
— Я работал всю жизнь, — стал оправдываться дядя Яша, — на рынке. А насчет машины мне повезло — выиграл по лотерее. У меня справка есть из сберкассы.
— Я тоже работаю всю жизнь, — насмешливо сказал Кривой Чур, показывая ему руки — маленькие, нервные, сухие. — Работаю, что называется, не покладая рук. Но никто меня не посмеет обозвать владельцем, как малыши?
— Не обзовем! — откликнулся хор.
— На рынке платят хорошо, — стал объяснять дядя Яша. — Особенно зимой и весной. У меня подвал есть, там я и храню свежие овощи и фрукты. Главное — момент знать, когда начинать продажу.
— А ты знаешь?
— Знаю! — с гордостью ответил дядя Яша. — У меня нюх.
— Нюх можешь оставить себе, а нам нужна машина и гараж.
Услышав этакое, дядя Яша разрыдался.
— Да не реви ты! — прикрикнул на него Кривой Чур. — Все твое остается у тебя. Только в твоем гараже мы устроим свой склад, а ты будешь у нас перевозчиком. Раз в неделю каких-нибудь два рейса!
— Какой еще склад, какой перевозчик?
— Склад одежды, например! Тебя это устроит?
Дядя Яша кивнул сквозь слезы.
— Только чтоб не ворованное. На ворованное не соглашусь. Я чужой крошки не съел за всю жизнь…
На заднем сиденье захохотали.
— Хоть крошки не съел, а все-таки — грабитель! — хохоча, сказал Малыш. — Я неделю смотрел на твою торговлю. Цены у тебя грабительские.
Дядя Яша развел руками.
— Нам пора, ребята. А с тобой мы, значит, договорились, — сказал Кривой Чур, вылезая из машины. — Не вздумай улизнуть. Нас не обманешь. Теперь язык покажи, не длинный ли, а не то сделаем короче.
— Язык нормальный, — ответил дядя Яша, смахивая последнюю слезу.
— Жди нас! Ты нам родной — не забудем. Ну, прощай, дорогой наш!
Самозванные пассажиры послали дяде Яше тысячу воздушных поцелуев.
Со стороны казалось, что это прощаются лучшие друзья. Но как только незнакомцы скрылись в толпе, дядя Яша схватился за голову.
«Вот напасть какая, — бормотал он. — Кому рассказать, у кого просить совета?..»
«Нет, я бы не отказался…»
Чисто вымытый Петя сел у окна и принялся скучать. Раньше он нипочем не смотрел бы в окно — лучше бы книжку читал. Но сейчас его тянуло во двор.
Двор был пустой — стоял конец июня, и все разъехались. Но Петя надеялся на чудо, и оно случилось. Прямо под его окнами зашлепали по асфальту сандалии, и хрипловатый голос нарушил тишину:
— Рыс, два! Рыс, два!
Петя навалился на подоконник. Отряд из трех человек промаршировал по асфальту и направился к зеленой площадке.
Первым шел мальчишка — волосы торчком. Две маленькие девочки едва поспевали за ним.
— Лев-вой! Лев-вой! — командовал мальчишка.
— Лев не вой! Лев не вой! — просили девочки, испуганно оглядываясь. Мальчишка обернулся и прямо-таки завыл:
— Вы-ы-ы-ы! Строй держите!
— Держим, держим! — закричали они в ответ и схватились за руки.
Командир пригрозил им кулаком, рванул на груди рубашку — пуговицы запрыгали какая куда — и повалился на скамейку, подставив грудь заходящему солнцу.
Он лежал без движения, и Пете показалось, что мальчишка уснул. Девочки принялись по спящему лазать. Они кололи его травинками, щекотали метелочками, но мальчишка не шевелился.
Мальчишка лежал, скосив глаза, и ждал — когда же наконец вывалится из окна этот «заоконник». Он его еще раньше не выносил.
А Петя думал:
«Вот если он повернется — выскочу во двор и приглашу его на день рождения. А вдруг откажется? Я бы отказался?..»
— Петя, спать!
— Другие еще гуляют!
Мама мельком взглянула в окно.
— Другие — беспризорники. Ты никогда не дойдешь до такого беспризорного состояния!
Как Пете захотелось дойти именно до такого состояния — валяться сейчас на скамейке и смотреть в небо!
Он бы не спал.
Он бы радовался, что его колют травинкой.
Он бы терпел-терпел, а потом — как залаял! А потом он мог бы, например, свалиться для смеху…
Мальчишка не шевелился. Петя подождал еще немного и, вздохнув, отправился спать.
На следующее утро наступил день рождения. Пришли одни взрослые. Папа их веселил.
«Ни капельки не смешно», — думал Петя. Подарки не радовали, папины шутки не смешили — и Петя испугался, что изменился. Изменяться было плохо. «Когда изменяешься — не знаешь, чего от себя ждать!»
— Петенька, тебя прямо не узнать, — сказала тетя Люда и подсела к нему. Она была очень молодая, и было смешно звать ее тетей Людой.
— Это не я! — отозвался Петя.
— Как не ты?
— Не я, а просто один человек. Один!
— Вот что, один человек, на тебе три рубля и не выдумывай.
— Не нужно, — вяло сказал Петя. — Зачем они мне?
— Как зачем? Сходи с друзьями в «Мороженое».
«Мы пойдем с ним в „Мороженое“! Мороженое все любят! Я бы разве отказался?..»
— Нет, я бы не отказался! — вырвалось у Пети.
Он подбежал к окну. Двор оставался пустым. Пете стало совсем грустно.
Тяжело ступая, он потащился в свою комнату, открыл стол и бросил в ящик деньги.
— Лежите пока без движения! До лучших времен!
И деньги стали лежать без движения, а Петя назавтра уехал.
Выдумка Пети Стародубцева
Прежде чем уехать на дачу, Петя с мамой проводили папу с друзьями в поход на Белое море.
— Вот побываю на Белом море — другим человеком стану! — говорил на перроне папа.
Маме было не до шуток — на глаза навернулись слезы. Слезы были черные от краски на ресницах.
— Современная женщина не должна плакать, — заметил папа. — Ей это дорого обходится!
— Господи! — воскликнула мама. — Увижу ли я тебя серьезным? Тебе очень пошло бы серьезное лицо.
Папа сделал серьезное лицо — и они засмеялись.
— Ну зачем летом на север? Все едут на юг — к Черному морю, — возвратилась мама к старому.
— На север, на север! — воскликнул папа.
— А ты на Черное никогда не поедешь, правда?! На Черное надо с нами, а мы тебе надоели, — неожиданно сказал Петя.
Папа не поверил своим ушам, а Петя продолжал:
— Мы тебе надоели, и ты уходишь в поход — с кем-нибудь бороться. Раньше мужчины всегда уходили в поход, Тарас Бульба тоже уходил. И я скоро уйду в поход.
Мама рассердилась:
— Вечно у вас обоих дурацкие выдумки! Петя, не выдумывай, слышишь?!
Раздался прощальный гудок. Папа крепко обнял их. Поезд вздрогнул, мама закричала: «Беги!»
Папа бросился к вагону, вскочил на ступеньку и замахал им. Он кричал:
— Петя, выдумывай! Выдумывай, Петя!
Мама словно очнулась:
— Не выдумывай, Петя, слышишь!
Петя слышал, но не выдумывать не мог.
…Жили на свете домашние туфли. Были они зелеными, но однажды провалились в лужу и стали коричневыми. «Неужели мы так и не отмоемся? — заплакали они. — Прежними хотим быть».
«Прежними, прежними! — заворчал сплющенный чайник. — Я сам хочу выпрямиться, но как?»
«Но как, но как? — затараторили попугаи. — Слышали мы — есть на севере Белое море чудес. Горбатых выпрямляет, коричневых делает зелеными, а нарисованных на полотенце — пускает гулять».
Каждый мечтал о своем, но пошли они к Белому морю вместе. По дороге пристал к ним капустный листок с песней:
«В кораблик хочу превратиться! Корабликом хочу научиться! Люблю я корабликом быть!»
Пошли они дальше. Капустный листок пел всю дорогу тонким капустным голосом:
Легкий кораблик — капустный листок,
К Белому морю путь наш далек!
Идем мы за чудом, за чудом большим,
поделимся чудом мы с другом своим!..
