Интересно, что до сих пор, когда я выступаю с концертами в каких-то городах, зрители иногда называют меня Михаилом Сергеевичем. А одна из зрительниц призналась, что ей в ту ночь позвонила соседка ровно в 12:00 и с ужасом спросила: «А что, у тебя тоже Задорнов в телевизоре?!»
…Егор Яковлев мне больше никогда не звонил. Видимо, обиделся за политиков. Я же по-прежнему считаю, что политика — это безразмерная емкость, набитая серостью. Политики уверены, что они вершат судьбы народов, а на самом деле они — просто петрушки в ручонках разжиревшего интернационала!
Слухи тут и там
Из беседы Михаила Задорнова с журналисткой рижской газеты «Суббота» Ритой Трошкиной
— Михаил Николаевич, а почему в свое время на вас обижался сосед по дому Коржаков?
— В 91 — м году у меня брали интервью журналисты какой-то желтой газеты, не помню даже названия, она рассовывалась по почтовым ящикам бесплатно, поэтому имела огромный тираж. У меня тогда была серьезнейшая проблема, я жил в Москве, неподалеку от Рижского вокзала. Над нами жила семья алкоголиков. Они по ночам пили… И я пожаловался журналистам, что не только работать, но и спать невозможно: соседи сверху по ночам с грохотом падают на пол вместе с мебелью.
Прошло какое-то время. Однажды, когда мы с Ельциным играли вместе в теннис, я обмолвился ему, что не могу даже толком выспаться из-за этих соседей. Я был уже такой нервный, думал, что просто в сумасшедший дом попаду. А купить квартиру в то время было невозможно.
— Любой популярный человек обречен на слухи вокруг его имени. Задорнов, конечно, — не исключение. Что самое нелепое вам приходилось слышать о себе?
— Самое нелепое — то, что выступаю под фонограмму (!) А вообще все нелепости о себе узнаю из газет. В 1993 году напечатали, что Ельцин отдал мне в личное пользование палаты князей Долгоруких. Что вам сказать? Во-первых, не мне, а Фонду, председателем совета которого я значился. Во-вторых, не лично, а в аренду. В-третьих, не князей, а бояр. В-четвертых, не Долгоруких, а Троекуровых. В одной фразе четыре ошибки. Причем смешно было: указ чиновники подписали, не проверив адрес. И это здание в указе Ельцина оказалось гостиницей «Метрополь». Если бы я не обратил внимания на адрес и не оказался человеком порядочным, гостиница стала бы нашей!
А еще в одной газете написали, что мы с Лионом Измайловым загорали на нудистском пляже.
Вообще журналисты ругают не только меня. Как-то позвонили телевизионщики из программы «Куклы» моему другу Ефиму Смолину и спрашивают: «Вы могли бы написать текст для куклы Хакамады?» — «Да нет, я предпочитаю жену», — отшутился он. На следующий день в газете напечатали: «Смолин предпочитает жене резиновую Хакамаду».
Никита Михалков говорит: «Перестань, не обращай на них внимания. Это журналюжки. Если на тебя лает собака, ты же не становишься на четвереньки и не лаешь ей в ответ». Про него самого написали, что на дне рождения у зятя Пугачевой он слизывал торт со стены…
Чем отличаются писатели от журналистов? Писатели — знают, а журналисты — в курсе.
Ельцин мне и говорит, что наше правительство как раз новый дом достраивает, куда собирается въезжать дружная компания демократов-правителей. Он дал задание Коржакову, и вскоре мне действительно выделили квартиру в том доме, куда переезжал президент со своим окружением.
Эта газета в течение двух лет не печатала мое интервью. А как только я переехал, они вспомнили и напечатали. Получилось, что мои новые соседи сверху — алкоголики, которые по ночам падают на пол. А надо мной теперь жила семья министра МВД Ерина…
Ужасная ситуация. Ерин встретил меня в лифте и спрашивает: «Миша, а почему это мы падаем на пол вместе с мебелью?» Но надо отдать должное министру МВД, он отнесся к этому с юмором. Понял, что статья старая и так сделано специально.
А вот Коржаков очень обиделся поначалу, пришлось мне объясняться с соседями.
— Коржаков в своей книге написал, что вы скупой человек и к вам на новоселье он вынужден был прийти со своим вином. Это правда?
— Отчасти правда. Есть одна деталь, которая ставит все на свои места. Это было не новоселье, а день, когда я только что перевез мебель и она стояла нераспакованной. В подъезде я встретил Барсукова и Коржакова и говорю им: «Мы переехали, надо бы отметить, только у меня выпить нечего». Барсуков говорит: «А у меня есть». И Коржаков говорит: «И у меня есть».
Мы пошли в мою квартиру и прямо на ящиках с нераспакованной мебелью отметили мое переселение в этот дом. Поэтому в принципе вроде бы как факт такой был, но немножко шулерства в рассказ, конечно, привнесено.
Расплата за бассейн со шпротами
Из беседы Михаила Задорнова с журналисткой рижской газеты «Суббота» Ритой Трошкиной
Почему на Задорнова не наезжают бандиты?
— Многим зрителям очень нравятся ваши рассказы про чиновников-«паханов» и кремлевскую» зону. Некоторые даже уверены, что вы научились «по фене ботать» в местах не столь отдаленных…
— С бандитами и вообще с братвой у меня с детства были нормальные отношения. Напротив моего дома располагалась детская площадка, где собиралось все хулиганье района, и где-то лет в 14 меня даже приняли в банду «Пятак». У меня, между прочим, было три привода в детскую комнату милиции. В наше время принято хвастаться тем, за что в советское сажали. Эта мода от депутатов пошла.
В 10 классе я даже постригся наголо, чтобы быть похожим на зэка. Как и положено «браткам», ходил в спортзал, качался со штангой, боксировал. Дрался неплохо. По морде я получал и перчатками, и без, и руками, и ногами… Из нашего «Пятака» сейчас мало кто остался в живых. Один приезжает ко мне на концерты в Риге без ног, в инвалидной коляске, я обычно даю ему денег. Многие спились, многих убили, кто-то на зоне умер.
— А сейчас с братвой общаетесь?
— Я не люблю скукоту обывателей, и часто мне интереснее ребята бунтующие — из той же братвы. Они необразованные, поэтому бунтуют не в ту сторону и зачастую их место действительно в тюрьме, но многие из них — любопытные люди. Моя миниатюра «У нас все, как на зоне» была написана с «авторитетного» человека, который, сидя на зоне, прочитал Мопассана, Чехова, вообще всех классиков! Он мне как-то сказал: «Иногда так тоскливо становится на миру, что я уезжаю на зону, договариваюсь с вертухаями, чтобы меня посадили в камеру, и там читаю, читаю…»
— А «крыша», извините, у вас есть?
— Хм… Однажды, это был 1987 год, ко мне на концерт в Измайловский парк Измайловские ребята привели человека с грузинским именем, небогатырского телосложения, с фигурой преподавателя математики в МГУ, и глазки такие цепкие, как у ученого… Тогда еще перестройка была в разгаре, мы не знали, кто такой Ельцин и что такое рэкет, не предполагали, что слово «Чубайс» станет синонимом слову «рубильник», не догадывались, что можно заниматься вторичным вложением ваучеров. Все это было в далеком будущем.
И вот после концерта устроители спрашивают: «А ты знаешь, кто это был?» Оказалось — один из 28 воров в законе, живших тогда в Союзе. Он несколько раз потом еще приходил на концерты и однажды, зайдя в гримерку, вежливо поинтересовался, есть ли у меня проблемы? Дескать, он хочет помочь, потому что получает от моих выступлений удовольствие.
— И на что вы ему пожаловались?
— Я ему честно сказал, что вышла моя книжка «Не понимаю», а денег издательство (там, кстати, хозяевами были грузины) не заплатило. Он молча записал адрес издательства, мой телефон, а через три дня позвонил и говорит: «Давайте встретимся, я вам деньги передам». Приносит в полиэтиленовом пакете гору денег — рубли, трешки, пятерки. 75 тысяч — по тем временам солидные деньжищи. Я обалдело спрашиваю: «Как же вы смогли?» И он спокойно рассказывает: «Во-первых, мы с ними — грузины, а во-вторых, я объяснил: ваше издательство — на первом этаже, над вами еще 7 этажей, всех взрывать — нехорошо, негуманно».
