Литмир - Электронная Библиотека
Публика — это любимая женщина

Фрагменты автобиографии, www.zadornov.net

Никогда не забуду 1988 год: в одном Ростове — семь стадионов зрителей за неделю! В Минске на концерт 30 тысяч человек собралось. Когда я закончил свое выступление, «зал» неистовствовал и все зрители встали. Режиссер-постановщик этого концерта, дабы еще усилить эффект финала, подал мне «ЗИЛ». Точь-в-точь такой, на котором генералиссимусы встречали на Красной площади парад. «ЗИЛ» открытый. Я встал рядом с водителем и объезжал трибуны, совершая такие круги почета. Зрители бросали к машине цветы, пытались прорваться через кордоны милиции. «Что-то во мне есть от такого политического лидера, который ни к чему хорошему свой народ не приводит», — подумал я тогда. Какая-то тетка прорвала охрану и почти бросилась под машину. От счастья лицезреть того, кого скоро должны были посадить! И кто честно все высказал в глаза народу. А еще, стоя в этом «ЗИЛе», я подумал: ведь скажу сейчас в микрофон «Побежали брать обком!» (тем более что он был неподалеку, за углом), и точно ведь половина стадиона побежит впереди меня. Да, тогда я впервые почувствовал, что в моих выступлениях есть энергетика, и дал себе слово никогда ею не пользоваться на полную мощность, только для того, чтобы она работала «зажигалкой».

Говорят, можно голосом такие частоты брать, что зритель начинает заводиться. Энергообмен происходит. Система «зритель — артист» входит в единый резонанс. Такой же резонанс возникает порой между мужчиной и женщиной. Некоторые это называют любовью, некоторые — страстью, видимо, у страсти и у любви просто разные частоты. Я давно почувствовал, что у меня отношения с залом, как с любимой женщиной. Пока публика не получит от моего выступления максимального удовольствия, я со сцены не ухожу. Поэтому иногда приходится выступать очень долго, до четырех часов. Почему? Да потому, что я сам получаю удовольствие только в том случае, если получает удовольствие зал.

А недавно я узнал, что в одном древнем философском учении говорится, что существуют две степени эгоизма. Первая степень — это когда человек получает удовольствие от того, что что-то потребляет — низшая степень, близкая к животному эгоизму, а вторая, высшая стадия эгоизма, которая движет развитием человечества, — это получать удовольствие от того, что кому-то доставляешь радость!

Такого эгоизма не только не надо стесняться-к такому надо стремиться. Когда я узнал эту формулировку древних мудрецов, я понял, почему бесперспективно сегодня ожидать каких-то действий во имя народа от наших верхов. Дело в том, что они находятся на низшей степени развития. У них эгоизм животный. Получать удовольствие, потребляя. Оргазм потребления! И только тогда можно ждать верных подвижек и оживления нашей Отчизны, когда туда — наверх — попадут люди, которые будут получать оргазм от того, что их народ получает оргазм!

Мои зрители — единственные люди, которых я никогда не обманывал. Я очень дорожу их любовью. И не променяю ее ни на какие деньги. Конечно, я не против денег. Люблю их тратить! Но, даже если бы мне их не платили или платили гораздо меньшие гонорары, я бы все равно продолжал выступать! Только вы об этом никому не говорите. Пускай это останется между нами, и мне продолжают платить деньги. Двойное удовольствие получается.

Деньги должны быть слугами, а не господами.

Сатирик — вместо генсека

Из беседы Михаила Задорнова с журналисткой рижской газеты «Суббота» Ритой Трошкиной

Однажды, 15 лет назад, в ночь наступления 1992 года, мы, звякнув бокалами шампанского, привычно замерли у голубых экранов. И вдруг вместо напряженного лица руководителя страны в телевизоре появился улыбающийся Задорнов. Что это? Галлюцинация? Очередной переворот? Неужели вокзал-почту-телеграф тоже заняли сатирики?

— Михаил Николаевич, как это вам удалось так элегантно вписаться в историю страны?

— Все произошло случайно. Я был приглашен ведущим «Голубого огонька». В то время это считалось очень почетным. Мне такая честь выпала впервые, и я с радостью согласился, естественно, не представляя, что ждет меня впереди.

31 декабря днем, во время генеральной репетиции, перед самым выходом в эфир на Дальний Восток и Сахалин, где народ уже собрался встречать Новый год, меня вызвали к председателю главного государственного телеканала. Как бывший советский партработник, он даже двери своего кабинета плотно закрыл перед нашим с ним разговором. Уже через пять минут беседы я понял, что в стране сложилась чрезвычайная ситуация и я буду непосредственным ее свидетелем. А может быть, и участником.

Нигде не могут найти Ельцина… В ноябре уходящего года наш бывший советский народ распрощался со своим последним генсеком Горбачевым и полновластным хозяином в стране стал Борис Николаевич. Короче, поздравлять советский народ, извините, россиян, с праздником было некому. Горбачев уже не был президентом, поэтому он это делать не мог, а Ельцин просто уже не мог! Об этом и поведал мне в сдержанных выражениях Председатель телевидения и добавил:

— Вы, Михаил Николаевич, ведущий «Голубого огонька»! Не поздравить от имени телевидения наших телезрителей мы не имеем права, придется это делать вам!

К тому моменту я уже многое в жизни повидал, но к такому повороту событий готов не был:

— В какое время будет это поздравление?

— Как обычно. Когда поздравляют главы государств.

— А вы понимаете, что это нелепо будет выглядеть, для многих смешно, а главное, чуть ли не символично?

— Другого выхода у нас нет. Так что давайте, я вас прошу, подготовьтесь и приходите ко мне, мы прорепетируем, как это лучше сделать. Вы же автор, напишите себе текст сами. Это им там, наверху, тексты пишут, а вы уж сами. Не отчаивайтесь, не надо, вы — Михаил Николаевич. Имя предыдущего президента — Михаил, а отчество сегодняшнего — Николаевич. Чувствуйте себя эстафетной палочкой!

Его ирония вернула меня к нашей, насмехающейся над нами, реальности. И я решил приколоться. Все наши главы, сколько я помню поздравлений, строили их по определенной формуле. И я решил от этой формулы не отходить. Свое поздравление выстроил с теми же «заходами» и с теми же «алаверды»: поздравляю вас, дорогие рабочие и крестьяне, поздравляю вас, медики, поздравляю вас, учителя, военные, пенсионеры… и тэдэ и тэпэ — по всем слоям бывшего советского человечества.

Поздравил даже бывших коммунистов и лично Михаила Сергеевича Горбачева. Мне было его тогда жалко. Хотя я никогда не относился к нему с большой любовью и считал, что благодаря ему многое развалилось в нашей стране, но в последний год его так унижали, что я искренне ему сочувствовал. Через много лет, когда мы с Горбачевым впервые встретились, он поблагодарил меня за это выступление, сказав: «Вы чуть ли не единственный, кто меня поздравил в тот тот год публично».

Правда, тот позитивно-прикольный юмор, который был заложен в ироничную интонацию моего поздравления, мало кто из телезрителей заметил. Все были шокированы самим фактом появления лица известного сатирика вместо президента. Как сказал позже Ширвиндт: «А чему тут удивляться: если политики взяли на себя роль сатириков, то сатирики должны взять на себя роль политиков». Единственный, кто обратил внимание на все эти тонкости моего поздравления, вплоть до обращения к Михаилу Сергеевичу, был Егор Яковлев. Он позвонил мне на следующий день и сказал: «Вы сами не знаете, какой вы замечательный политик! И тонкий. Вам надо когда-нибудь пойти в политику». В то утро я был после такого похмелья, что пошутить удачно в ответ мне не удалось, и Егор Яковлев, кажется, принял мой ответ скорее за оскорбление всех политиков: «Я не пойду в политику, — ответил я, — потому что у меня еще есть способности!»

В ту ночь я действительно здорово напился. Я понимал: то, что произошло, было символично. Начинался самый парадоксальный период нашей истории. И я стал эпиграфом к этому периоду. В ту новогоднюю ночь, после записи «Голубого огонька», я летел в самолете в Ригу. Напоил от радости всех пассажиров. С моей подачи все надрались до такой степени, что даже пытались водить в самолете хороводы, а кто-то предложил попробовать перебегать толпой с правого борта на левый и проверить, будет ли самолет раскачиваться…

32
{"b":"113291","o":1}