Пришлось ограничиться лишь общим знакомством с месторождением.
Тюя-Муюн – это ущелье с известковыми скалами, сквозь которое пробивается река Араван с большой силою и быстротой. Проводникэкспедиции не преминул рассказать легенду о красавице Тюя-Муюн, жившей в Куня-Ургенче. Она отказалась стать женою хана Султан-суи-мурзы, и он приказал запрудить реку, чтобы лишить Куня-Ургенч воды. Остатки запруды и образовали ущелье.
Путешественники внимательно выслушали рассказ проводника, надеясь в легенде открыть намек на какую-нибудь историческую действительность, но ничего не открыли.
В первый раз Владимир Иванович находился в такой глуши, вдали от железной дороги, в пятидесяти верстах от ближайшего жилья. Кроме двоих его спутников, кругом не было ни одной души.
Месторождение оказалось очень интересным. Ничего подобного Владимир Иванович и Самойлов еще не видывали. Урановые соединения выделились в пустотах пещер, образовавшихся в известняках. Материал для дальнейших исследований был собран, и план их намечен был здесь же.
Вечером, перед отъездом, Владимир Иванович сказал Ненадкевичу:
– Мы с Яковом Владимировичем отправимся на Урал, посмотрим, как там идут дела, а вы, Константин Автономович, отправляйтесь в Петербург. Найдите где-нибудь, где хотите, помещение для нашей геохимической лаборатории!
– Как? В частном доме? – изумился тот.
– Да, в любом подходящем доме… От академии ждать нечего, а дело не может стоять! Нам нужна своя лаборатория, и надо ее создавать, – вдруг с неожиданным одушевлением заговорил учитель. – Тот, кто вступил в мир науки, вступил не только в творческую личную работу. Перед ним становятся задачи активной, организаторской работы. Музей, лаборатория, кабинет, наши экспедиции – все это, как вы знаете и сами, далеко от тишины научного кабинета! Это двадцатый век, друзья мои! Век организации!
Они сидели возле потухшего костра, над ними сияли огромные звезды в черном небе, и слышен был плеск бегущей через ущелье реки. Хотелось не говорить, а только слушать. И Владимир Иванович замолчал.
III
ЖИВОЕ ВЕЩЕСТВО
Глава XIV
ПРОРОК В СВОЕМ ОТЕЧЕСТВЕ
Научная работа нации может совершаться под покровом волевого, сознательного стремления правительственной власти и может идти силою волевых импульсов отдельных лиц или общественных организаций при безразличии или даже противодействии правительства. Однако она находится в прочном расцвете лишь при сознательном единении этих обеих жизненных сил современного государства.
Белых ярлычков с надписью «Сдается квартира» или без всякой надписи Ненадкевич на окнах домов встречал много, но нужного для лаборатории помещения не находил. Он уже сообщил Владимиру Ивановичу о безнадежности поисков, как вдруг, проходя случайно по Биржевому переулку, заметил ярлычки на верхнем этаже большого дома и решил посмотреть, что там сдается.
На звонок вышла немолодая женщина в черном платье, с часами за поясом и золотой цепочкой на груди. Она приветливо посмотрела на посетителя.
Ненадкевич спросил:
– Что у вас сдается?
– А вот посмотрите! – отвечала она и повела его за собою.
Сдавалось большое, но странное помещение со стеклянным фонарем в потолке, где носилась стая проникших откуда-то голубей. Они, видимо, вили тут гнезда, летали, ничуть не стесняясь людей, садились где придется и противно гудели, топорща зоб. Заметив недоумение на лице гостя, хозяйка сказала:
– Я вам сейчас все объясню. Это когда-то была мастерская Крамского, ее специально для него выстроил владелец дома, господин Елисеев, вы, конечно, знаете… А после Крамского здесь работал мой муж, Архип Иванович Куинджи, вы, вероятно, тоже знаете. Он умер в прошлом году, я все распродала и теперь сдаю мастерскую.
– Объясните, пожалуйста, а что же это такое? – спросил Константин Автономович, показывая наверх запрокинутой головой.
– Ах, вот что? – весело ответила она. – Это, видите ли, от Крамского пошло, а Архип Иванович тоже их не трогал, он очень любил голубей. Вот они каждую весну и возвращаются сюда. Да вы не беспокойтесь, – заверила она, – они как выведутся, так и разлетятся до новой весны… Вы художник?
– Нет, совсем напротив – я химик. Но мне это подходит.
– Значит, вы не для себя смотрите? Для кого же?
Константин Автономович объяснился, и тогда хозяйка задумалась.
– Я академика Вернадского знаю, охотно сдала бы ему мастерскую, но лаборатория… Вы понимаете, может взорваться у вас тут что-нибудь…
Ненадкевичу пришлось ее успокаивать:
– О, не беспокойтесь, ведь Вернадский минералог, мы изучаем камни, только камни, начиная от алмазов и кончая булыжниками.
– А, ну это другое дело, пожалуйста, переезжайте! Так начиналась первая в мире геохимическая лаборатория, формально называвшаяся минералогической.
Владимир Иванович признал, что лучшего помещения нельзя было бы и придумать: вода, канализация, свет, воздух, удобство вытяжных шкафов. Не хватало лифта, но Ненадкевича с его длинными ногами лестницы только тешили, а Вернадский привык ходить по горам и считал, что подъем нужен не только мышцам ног, но и мышцам сердца.
Содержание лаборатории взяла на себя Академия наук. Средства на покупку приборов и оборудования приходилось изыскивать.
Общественные и научные учреждения страны пришли на помощь руководителю исследований.
На средства Общества содействия успехам опытных наук и их практических применений имени X. С. Леденцова, состоявшего при Московском университете, лаборатория приобрела спектральное оборудование. Геологический музей Академии наук и С. – Петербургское минералогическое общество обеспечили экспедицию на Байкал.
Владимир Иванович с катоновской твердостью и решимостью не терял ни одного случая, не пренебрегал никаким поводом для новых и новых выступлений по неотложным задачам дня.
На втором съезде деятелей практической геологии он вышел с речью, посвященной радиоактивным рудам в земной коре. Приведенные им данные основывались не только на литературе, но и на работах первых радиевых экспедиций.
Руководитель и организатор их подчеркивал необходимость изучения радиоактивных руд русскими учеными. Предупреждая о возможности захвата их иностранным капиталом, Вернадский указывал на то, что избежать иностранной зависимости можно только интенсивным изучением своими силами радиоактивных богатств страны.
– Особенно нам, русским, – говорил он, – необходимо с самого начала быть на уровне современных знаний и стремлений в этой области, так как на огромной территории нашего государства мы имеем многочисленные признаки радиоактивных руд. Если мы оставим их без внимания, ими займутся чужие…
Из всех радиоактивных элементов в то время могли иметь практическое значение только радий и мезоторий. Вернадский представил геологам типы урановых и ториевых руд, из которых можно выделять эти элементы.
Обращаясь постоянно к общественности, Вернадский не давал покоя и Академии наук, и министерствам, и Совету министров, Государственной думе. Как организатор, он был неутомим и неумолим.
Физико-математическому отделению Академии наук он представлял одну записку за другой, настаивая на необходимости безотлагательных исследований радиоактивных месторождений России.
«Я считал и считаю, что дело и исследования радиоактивных месторождений имеет, помимо научного значения, значение государственное и требует исполнения вне очереди, так как вызывается запросами дня», – писал он.
Указывая на огромное практическое значение радиоактивности, Вернадский отмечал, что соли радия и мезотория с успехом применяются в медицине для лечения раковых заболеваний.
«Необходимо предоставить больницам и лечебным учреждениям достаточное количество этих солей, – писал он, – что требует поисков и использования источников радия и мезотория на территории России».
