Первый личный отклик на «Критику» (судя по сохранившейся корреспонденции) принадлежал брату Канта. Переписывались они редко. После окончания университета Иоганн Генрих обосновался в Курляндии. Женился по любви. «Я счастливее тебя, мой брат. Бери с меня пример», – писал он в 1775 году. Теперь (сентябрь 1782 года) Иоганн Генрих сообщал, что некоторое время назад занял пасторскую должность где-то между Митавой и Ригой, благодарил Иммануила за присылку ценной книги – пособия по домоводству. С хозяйством много возни, поэтому книга кстати. Земля здесь плодородная, есть великолепный сад, дети подрастают, жаловаться не на что. Только вот окружение серое, в приходе нет совсем дворян. Иоганн Генрих интересовался жизнью родственников – сестер, дяди и тети, спрашивал о делах брата. Письмо кончалось следующим пассажем: «О твоей „Критике очищенного разума“ говорят все здешние мыслители. Надо полагать, ты на этом не успокоишься. Не может ли твой брат претендовать на то, чтобы знакомиться с твоими работами прежде, чем остальная публика». Далее следовала приписка от невестки, которая была в восторге от книги по домоводству и от души благодарила «господина брата».
К тому времени, правда, уже появились в печати две анонимные рецензии. Первая была напечатана в январе в «Геттингенском научном вестнике». Рецензент приписывал Канту то, чего в книге не содержалось, и умалчивал о том, что следовало бы отметить в первую очередь. Своих мыслей Кант не узнавал. Основная идея «Критики чистого разума» будто бы сводится к следующему: «Все наши знания возникают из определенных модификаций нас самих, каковые мы называем ощущениями. Где они находятся, откуда взялись, это нам абсолютно неизвестно». Рецензия упрекала Канта в берклеанстве.
Автором рецензии был Христиан Гарве, представитель «популярной философии», известный переводчик с английского и греческого, рано отказавшийся из-за плохого здоровья от университетской карьеры. К моменту выхода «Критики» он оказался проездом в Геттингене и связал себя обещанием дать разбор книги еще до того, как увидел се. А прочитав, понял, что она ему не по зубам. Но отступать было поздно. В муках родилась рецензия, попавшая затем в руки сотрудника редакции профессора Федера, который без ведома Гарве сократил ее и кое-что добавил от себя; ему, в частности, принадлежало сравнение Канта с Беркли. Гарве отрекся от опубликованного текста. В ответ на публичный призыв Канта, обращенный к геттингенскому рецензенту, раскрыть свое инкогнито Гарве отправил в Кенигсберг взволнованное письмо, в котором поведал об обстоятельствах дела, ругая себя за то, что взялся за непосильный труд, раскаивался в содеянном, но главную вину возлагал на сотрудника редакции, который будто бы оставил от написанного лишь десятую часть. (Это не соответствовало действительности: впоследствии рецензия Гарве в ее первозданном виде была напечатана во «Всеобщей немецкой библиотеке», и Кант мог убедиться в том, что она мало чем отличается от геттингенского варианта, Кант был ею также недоволен и говорил, что его принимают за слабоумного.) На покаянное письмо Кант ответил любезно и обстоятельно, предлагал поддерживать знакомство, успокаивал незадачливого рецензента, говорил, что единственная его забота – спокойное обсуждение проблемы. Озлобленный ученый спор для него непереносим, но, к сожалению, иного ждать не приходится. «Слабые люди, вы только прикидываетесь, что вас заботит истина и расширение знания, на самом деле вас занимает только тщеславие!»
Была еще одна рецензия, увидевшая свет в Готе в августе 1782 года. Ее автор, некто Эвальд, явная посредственность, вообще не смог дать какую-либо оценку про читанному. К счастью, он ограничился лишь пересказом введения и первых разделов книги.
Все это действовало удручающе. Тем более что Кант вовсе не считал великие умы обреченными на непонимание. Наоборот, он твердо верил в то, что самые сложные произведения можно и нужно сделать общедоступными, здесь, по его мнению, даже заключен своего рода критерий философской истины: проверка на популярность. В письме к Гарве именно так он и выразился: «Каждое философское сочинение надо уметь изложить доступно, иначе под покровом мнимого глубокомыслия может таиться бессмыслица. Однако с популярного изложения нельзя начинать далеко идущие изыскания».
Теперь, когда главное было позади, Кант мог позаботиться и о том, чтобы его правильно поняли. Еще в дни типографской работы над «Критикой» он высказал (в письме к М. Герцу) намерение общедоступно изложить содержание своего главного труда. После холодного приема, оказанного книге, философ укрепился в своем замысле. Но работа затягивалась: одновременно Кант приступил к сочинению по метафизике нравов. Кроме того, он ждал рецензий. Они появились, и Кант больше не откладывал завершения компендиума «Критики чистого разума». Под названием «Пролегомены ко всякой будущей метафизике, могущей появиться в качестве науки» весной 1783 года книга вышла из печати.
«Пролегомены» означает «предварительные замечания». Переложение «Критики» было значительно короче основного труда, но отнюдь не популярнее. «Эти пролегомены предназначены не для учеников, а для будущих учителей», – отмечал автор в предисловии. Акцент был перенесен на проблему метафизики. Понаслышавшись упреков в том, что он намерен устранить философию, Кант не уставал подчеркивать свою приверженность к мировой мудрости, рисуя перед ней радужные перспективы, если она примет его основоположения. (Но как она должна превратиться в науку, оставалось по-прежнему неясным!) В заключение Кант упоминал о появившихся рецензиях. Именно здесь он призвал гёттингенца вступить с ним в публичный спор. Что касается обвинений в субъективном идеализме, то Кант, сопоставив свои положения с Беркли, настаивал на том, что он высказывает взгляды, прямо противоположные «настоящему идеализму».
Обвинения в берклеанстве продолжали беспокоить Канта. Вот почему, подготавливая второе издание «Критики чистого разума», философ добавил в книгу раздел «Опровержение идеализма», а в предисловии назвал «скандалом для философии» необходимость доказывать реальное существование вещей вне нас. Видимо, по этим же соображениям он значительно сократил материал относительно порождающей роли продуктивной способности воображения. Здесь купюры столь значительны, что заставляют современного исследователя, желающего получить полную картину, обращаться к тексту первого издания. Тексты последующих трех прижизненных изданий изменению не подвергались.
Второе издание вышло в 1787 году. К этому времени лед тронулся: критическая философия постепенно прокладывала себе дорогу к читательской аудитории. Неожиданно сама собой решилась и волновавшая автора проблема популяризации. Объявился тот самый Иоганн Шульц, которому еще в августе 1781 года был презентован экземпляр «Критики». Два года ушло у него на изучение книги. (Мендельсону и этого срока оказалось мало; через два года он писал Канту: «Ваша „Критика чистого разума“ стала для меня критерием здоровья. Как только я могу польстить себе, что мои силы окрепли, я отваживаюсь приняться за Ваше произведение, пожирающее нервные соки, и я еще не потерял надежды, что до конца дней своих я смогу его полностью осмыслить».) Основательно проштудировав труд Канта, Шульц написал обстоятельную рецензию. Перед опубликованием он послал ее Канту, полагая, что автор – «лучший знаток собственных слов», а публика заинтересована прежде всего в адекватной передаче смысла рецензируемой книги.
Кант был обрадован. Не тому, что с ним согласовывали текст рецензии, но что нашелся наконец человек, правильно его понявший. Он рекомендовал Шульцу, сделав ряд добавлений, выпустить работу отдельным изданием. Шульц совету последовал. Он считал себя вправе выступить с популяризацией учения Канта, ибо «Пролегомены» этой задачи не решили; сами по себе, без «Критики чистого разума» они просто непонятны. Рецензия превратилась в книгу. «Разъясняющее изложение „Критики чистого разума“ Шульца представляет собой добросовестный комментарий к теории познания Канта.
