– Думаю, да. У меня болит глаз и заложено ухо, но в остальном все хорошо.

– Как ты думаешь, почему воспитатель хотел убить тебя? – Рассказ Натана звучал невероятно, но Дэниз поверила ему.

– Думаю, он свихнулся. Он был пьян. Взрослые всегда такие, когда напьются.

– Какие взрослые? – закинула удочку Дэниз, почувствовав, что могут всплыть новые подробности. – Твой отец, например?

– Нет, – пылко возразил Натан. – Мой отец был очень хорошим. Он никогда не пил и в жизни никого пальцем не тронул. Он был замечательным человеком.

– Так тебя били в детстве? – спросила Дэниз.

– Я не хочу об этом говорить.

– Почему? Неплохо было бы рассказать людям, через что ты прошел.

– Ерунда. Люди хотят думать, что все семьи похожи на те, которые показывают в рекламе. Если я скажу им, что это не так, они мне просто не поверят. Они могут ругаться, орать на своих детей, бить их, и им все сойдет с рук, если ребенок будет молчать. А если он попробует дать сдачи или убежать, его назовут неисправимым и посадят за решетку.

– Тебя так и посадили? Ты дал сдачи?

Натан вспомнил о драках и избиениях в доме дяди Марка. Может, стоит рассказать ей обо всем, подумал он. Рассказать, как когда-то они вдвоем с отцом жили нормальной жизнью в хорошем доме в приличном районе. Может, рассказать всем этим людям, слушающим сейчас радио в своих теплых домах, офисах и автомобилях, про то, как всего через три дня после похорон отца дядя Марк просто так, шутки ради, запер его в подвале. Им, наверное, будет интересно услышать, как своими криками о помощи он заработал первую порку. Он может многое рассказать, но не станет этого делать. Он уже говорил все это судьям, адвокатам и полицейским. И к чему это привело?

– Нет, – наконец ответил Натан. – Я никому не давал сдачи. Я угнал машину.

Дэниз была поражена.

– В свои двенадцать лет ты смог угнать машину?

– Мне тогда было одиннадцать, – в его словах прозвучала нотка гордости.

– Из-за этого ты и попал в Исправительный центр?

– Ага. Только правильнее сказать – в тюрьму.

Неужели я восхищаюсь этим мальчиком, спросила себя Дэниз. Этим убийцей? Его удивительная прямота все же задела какие-то струны ее души. У нее возникло ощущение, что в его деле все сложнее, чем казалось сначала.

– Так чем все дело кончилось? – спросила Дэниз. – Куда ты побежал? Где ты сейчас?

– По-моему, глупо было бы рассказывать вам об этом. – Ему в голову пришла страшная мысль. – Эй, а они не могут обнаружить меня по номеру телефона?

– Нет-нет, – заверила его Дэниз. – Пока действует Первая поправка, никто не может отслеживать звонки.

– Вы уверены?

– Конечно, уверена. Так что ты собираешься делать дальше? Ты же не можешь все время убегать?

– Почему не могу?

– Потому что тебя поймают.

– Выбор у меня небольшой – только сдаться. Но это ведь не лучше, чем если меня поймают?

– Натан, я просто боюсь, что ты можешь пострадать.

– Я тоже. Потому и собираюсь скрываться дальше. А этот парень не дурак.

– Ты делаешь из меня посмешище, Натан, – сказала Дэниз добродушно.

– Нет, вы прекрасно справляетесь со своей работой, – успокоил он ее. – Но теперь вы знаете, как все было на самом деле, правда? Когда я сидел в Центре, я делал все, что от меня требовалось, но меня все равно били. Я подставлял другую щеку, как учил меня отец, но меня били и по ней. Меня попытался убить воспитатель, и я защищался, а те, кто слушает вашу передачу, называют меня убийцей и хотят посадить на электрический стул. Всем им на самом деле… – он словно подавился следующим словом и замолчал.

– Наплевать? – помогла ему Дэниз.

С самого начала разговора Натан чувствовал себя уверенно, но сейчас на него грузом навалились горечь и грусть.

– Да, – прошептал он.

Когда Дэниз услышала это, ее глаза наполнились слезами.

– Тебе страшно, да, малыш?

– Мне пора, – пробормотал он и повесил трубку.

Дэниз подняла глаза на Энрике, ожидая каких-либо указаний, но он молчал.

– Ну что же, – сказала наконец Дэниз, – это было просто захватывающе. Натан, мы искренне желаем тебе удачи. По-моему, ты ее заслужил. Думаю, всем нам нужно время, чтобы прийти в себя. Продолжим после рекламы.

Петрелли перезвонил через пять секунд после окончания передачи. – Мальчишка врет. Пытается склонить на свою сторону общественное мнение, – набросился он на Майклса. – Как с ним обращались в Исправительном центре – хорошо или плохо, – к делу не относится. Главное, что он сбежал и ради этого убил воспитателя!

Уоррен знал, что Петрелли плевать на смерть хоть одного воспитателя, хоть сотни. Все дело в том, что, выступая по телевидению, Дэниэл обвинил человека в убийстве еще до того, как его вина была доказана. На носу выборы, а окружной прокурор вдруг выставил себя скорее детоненавистником, чем великим и ужасным борцом с преступностью. Уоррен понимал, что услышанная им тирада – только начало представления.

Уоррен не знал, кому и чему верить. История мальчика была неправдоподобна, но его рассказ был слишком последовательным и четким, чтобы списывать его со счетов. Однако, даже если предположить, что Натан убил Рики Харриса из самозащиты, сбежав из Исправительного центра, он все же нарушил закон. Долгом Майклса, как офицера полиции, было задержать беглеца, и он собирался продолжать поиски до тех пор, пока не найдет Натана.

На другом конце телефонной линии Дэниэл Петрелли обрисовывал Майклсу гораздо более сложную картину. Петрелли обязан был думать о том, какой отклик каждое дело получает в прессе, постоянно взвешивать результаты каждой своей победы или поражения. Еще утром в деле Бейли, казалось, все было ясно. Люди и без того устали бояться распоясавшихся подростков, а это хладнокровное убийство должностного лица переполнило чашу терпения общества.

Кто бы мог подумать, что мальчишка вынесет все это на публику, выступив по радио? Всего за двадцать минут Натан Бейли поставил прокуратуру и полицию в такое положение, что теперь уже защищаться придется им.

Для Петрелли все было ясно: мальчишка угнал машину, убил человека, сбежал из заключения и поэтому заслуживал наказания по всей строгости закона. Но после передачи люди видели в Натане маленького забитого мальчика, которого преследуют большие злые полицейские.

Будущему сенатору грозил крупный скандал, и виноватым в этом он считал Майклса. Если бы полиция была порасторопнее, еще до рассвета мальчишка снова сидел бы за решеткой. Но его ищут уже четырнадцать часов, и за это время он нанес непоправимый урон едва начавшейся политической карьере прокурора.

– Так что слушайте меня внимательно, лейтенант Майклс. Вы должны арестовать Натана Бейли к полудню – это крайний срок. И больше никаких оправданий и отговорок!

– Хорошо, Дэниэл, я вас понял, – спокойно ответил Уоррен. – Но вот что я вам скажу. Сегодня утром вы не удержались и сделали совершенно необоснованное заявление для прессы. Если бы вы подождали, пока мы выясним все обстоятельства, то сейчас не выглядели бы таким законченным идиотом. Мне вас искренне жаль. – Он с грохотом опустил трубку на рычаг.

– Полегчало?

Знакомый голос заставил его вздрогнуть. Уоррен поднял глаза и увидел в дверях Джеда Хэкнера. Тот улыбнулся и уселся на стул у стола Майклса.

– Расслабься, босс. Это был твой приятель Петрелли?

– Угадал. Он перепугался, послушав Натана Бейли по радио. Полагаю, ты не принес мне хороших новостей?

– Не знаю, хорошие это новости или нет. Во всяком случае, интересные. Во-первых, мы не смогли связаться с дядей и бывшим опекуном мальчика Марком Бейли. Мы пытались звонить ему, даже послали туда патрульных. Может, он и был дома, но дверь не открыл.

– Думаешь, он помог ему сбежать?

– Нет. Дядя с племянником друг друга терпеть не могут.