Не могу скрыть, что фотография, как ты на четвереньках приветствуешь премьер-министра, появилась даже на первой странице «Индепендент». Я было подумала, что ты чересчур серьезно относишься к своим обязанностям Первой Леди. Потом стала читать и заплакала от сочувствия. Том, как ты знаешь, считает здоровье крайне опасной штукой. Боюсь, ты доказала его правоту. Он покачал головой с грустным видом. «Такая изумительная женщина», – сказал он. «А как же я?» – пискнула я. «Ну, ты тоже ничего», – отозвался он любезно. Это отодвинуло день, когда он сможет меня трахнуть, не на один месяц, поверь мне.

Это письмо тебя хоть немножко развеселило? Мне бы хотелось так думать.

Ага! Только что мимо прошел Амброз, хитро заглядывая в окно. Если он дальнозорок, то увидел «Креветки Soixante-Neuf». Хотя навряд ли число 69 означает для него что-либо, кроме адреса клуба «Савил» на Брук-стрит, куда он однажды пригласил меня «на второй завтрак», как он выразился.

С огромнейшей любовью,

Джейнис.

Английское посольство Мадрид 26 мая

Дорогой Гарри!

Нет, к счастью, я почти не присутствовал на конференции ЕС, главным образом благодаря широко освещенному прессой выступлению Рут в качестве четвероногого. Мне разрешили взять отпуск «по уходу за больной женой», и новый первый секретарь взял на себя мои обязанности подхалима. От него я узнаю, что п-м излучал благожелательность и самодовольство – опять-таки благодаря Рут. Рухнув на асфальт в аэропорту, она обеспечила ему место на первых страницах газет по всей Европе и Северной Америке. Так что теперь мир узнал-таки, кто новый премьер в Англии – чего правительство тщетно добивалось с того момента, как он занял этот пост. Моя жена, бесспорно, кое-что смыслит в вопросах связи с прессой.

Ей лучше, счастлив я упомянуть, хотя она все еще под домашним арестом. Ходит с трудом, и ее ежедневно навещает мускулистая гарпия, которая превращает ее в отбивную котлету, за что берет не меньше шеф-повара пятизвездного ресторана.

Остальное время она читает. По понятным причинам библиотека Британского Совета исключена как источник литературных произведений, и ей приходится довольствоваться пестрым собранием книг у нас в квартире. Тереса, наша прислуга, благородно предложила задерживаться, чтобы готовить обед, так что хотя бы в этом отношении все хорошо. Во всяком случае мое пищеварение теперь под контролем.

У меня такое ощущение, что ты путаешь Эль Греко с каким-то другим художником. Когда я сравнил Ангель с мадонной Эль Греко, я вовсе не намекал, будто я архангел Гавриил, или что я готовлю себя к Непорочному Зачатию – хотя оно безусловно было бы непорочным. Я никогда не понимал, почему католическая церковь придает такое значение девственности, хотя и глубоко чту ее, поскольку это касается Ангель. Она, кстати, истинно религиозна и последнее время посещает воскресную мессу в обществе молодых испанцев. Я рад, что в чужой стране у нее появились друзья среди местной молодежи. Я чувствую себя менее виноватым, что не могу проводить с ней столько времени, сколько хотел бы.

К несчастью, поездку в Толедо пришлось отложить до следующего месяца. Ангель разочарована, но полна терпения. И выглядит даже еще прелестней и излучающей радость.

Из Лондона доносятся дальние раскаты, что постоянный глава миссии может прибыть еще до осени и что голубка может унести меня в клюве в какую-нибудь из новоявленных стран (по всей вероятности), чтобы я стал там послом. Я лихорадочно напрягаю мозг. Страны Балтии? Словения? Армения? Или, с обычной моей удачливостью, какой-нибудь кишащий пиявками тихоокеанский островок, где аборигены все еще передвигаются на четырех конечностях и, без сомнения, изберут Рут своей королевой, если ей не станет легче.

Грустно было узнать, что ваш с Джейнис развод окончательно утвержден. Я до конца надеялся, что вы оба не решитесь на последний шаг. Она остается одной из самых красивых женщин, каких я знаю. Счастливцем будет тот, кто ее получит. Рут убеждена, что она больше замуж никогда не выйдет: что, я полагаю, после тебя будет не столь уж удивительно.

Всего наилучшего,

Пирс.

Авенида де Сервантес 93 Мадрид 2 июня

Милая Джейнис!

Письмо может показаться довольно длинным, поскольку я отчасти прикована к постели и вынуждена все занятия послать на, кроме чтения, которому я предаюсь очень усердно. Не думаю, что конвеевскую библиотеку можно отнести к категории национальных сокровищ или что правительство согласится принять ее в качестве налога на наследство вместе с принадлежащей Пирсу репродукцией «Зонтиков» Ренуара, вместе с набросанными мастихином портовых сцен, которые преподнесли Пирсу благородные малайцы. Полагаю, «Йом Кипур в Назарете» моей матери, возможно, оторвут с руками в доме для престарелых в Бетнал-Грин, но этим все и исчерпывается. Пирс может быть культурным под завязку, но на дом это не распространяется. А я вообще ни малейшей культурой не обладаю.

Так, значит, я читала все, что попадало под руку в зависимости от случайности и обстоятельств. Началось с обстоятельств. Пирс, понянчив меня неделю, уполз пообедать со сдобной булочкой. В течение семи дней я не видела ничего, кроме дома напротив. Каждое утро точно в восемь часов какая-то старая карга вывешивает из окна свое трико сушиться (что она делает с ним всю ночь?), ветер надувает его точно спинкер во время регаты – оно обретает точно ту же форму, какую принимает, когда она в него облекается. Я бы не стала начинать свой день вот так. Как и кончать его, зная, что Пирс где-то уютно устроился со своей любовницей.

Час был поздний. Но я не устала и решила почитать. Помнишь книгу, которую ты мне подарила, когда разъехалась с Гарри в первый раз? По твоим словам, ты тогда открыла для себя Движение за равноправие женщин и хотела поделиться со мной. Ну а мне это тогда совершенно не требовалось. Я считала себя вполне равноправной и свободной, и мне была противна мысль о том, что какая-то гарвардская амазонка начнет приказывать, чтобы я гордилась своими телесными функциями и выбросила всю мою косметику в мусорное ведро. И я не стала ее читать.

Но в тот вечер взялась за нее. Мне хотелось проникнуться идеей. Мне хотелось подняться на феминистские баррикады. Мне хотелось получить подтверждение, что все мужчины – дерьмо.

А больше всего я хотела, чтобы меня убедили, что мы, женщины, вполне можем обходиться без них – что мир женщины может быть богатым, полным, дающим абсолютное удовлетворение. Что даже секс может давать более полное удовлетворение без их жутких крохотных члеников с такими колоссальными и хрупкими эго на буксире; членики, которые никогда не встают, если тебе это нужно, или кидаются на тебя, вздыбившись, когда тебе это не нужно, или взрываются слишком быстро, или не прежде, чем ты уже давно желаешь, чтобы они отсохли. Чем хуже дилдо, вибраторы, французские штучки и прочее? Они же в полном нашем распоряжении – той формы, размера и энергии, какие мы только можем пожелать. И действуют всякий раз и так долго, как мы желаем. Звучало все это грандиозно! Я приготовилась к познанию, благодаря которому тот факт, что Пирс обрабатывает сдобную булочку, утратит для меня всякое значение: что до меня, пусть он уходит на весь вечер, сколько ему захочется, трахать, кого ему захочется, качаться на люстрах, заниматься этим под душем, на гладильной доске, в посольском сортире, в ресторане между гаспахо и ягненком на вертеле, на библиотечной полке среди старых переплетенных в тома «Иллюстрейтед Лондон ньюс» или в связке на горном уступе, как его атлетический предшественник. А мне будет все равно. Я сама себе господин и госпожа. А что ему заблагорассудится делать со своим всепобеждающим членом, меня нисколько не касается.

И вот я устроилась читать твою книгу. Вернее, я попыталась читать твою книгу. Ну и конечно, в ней действительно излагалось почти все, что я ожидала в ней найти. Беда была лишь в том, что в устах твоей гарвардской амазонки все это звучало совсем не так. И начало меня раздражать. Я то и дело ловила себя на мысли: «Чушь собачья!» или «Дура ты дура!» или «Я ж совсем не такая!» И наконец: «Ты как будто полностью проморгала, в чем смысл и суть жизни».