Я решила поехать провести ночь-другую у потрясающей Эстеллы. Мне требуется доза этого острого галльского ума и навевающие покой просторы Эстермадуры вокруг. Я ей позвоню, когда настанет положенный час. Из моих пакостей Пирсу ничего не получилось. Этот испанский кретин перевел порнографию и педофилию как «фотография» и «педагогика». Пирс упомянул об этом мимоходом. Я сказала: «Как странно!» А скульптура окончила свой век стеной многоэтажного гаража. Так мне и надо – не играй в детские игры.
Еще два завтрака по сбору пожертвований на этой неделе. Деньги текут струйками на поддержку конкистадоров. Эстебан делает, что в его силах, чтобы на манер Писарро завоевать… только не Перу.
Теперь о тебе: я хохотала, читая о твоей кулинарийной деятельности. Спасибо, что поддерживаешь связь между мной и более веселыми сторонами жизни. Твоя телеграмма тоже явилась приятным сюрпризом. Я рада, что мои усилия на поприще поварского искусства вызвали не только несварение желудка. Идею книги «Членистография» бери себе с моим благословением. Я уверена, что твой художественный талант извлечет все возможное из «омаров, нафаршированных креветками» и тому подобного. А кто напишет текст? Меня ты, конечно, просить не собираешься. И в любом случае я буду слишком занята преображением себя в майскую календарную красотку, над которой никогда не заходит солнце и от которой зайдется любой мужчина.
Джейнис, это самое скверное время в моей жизни. Иногда я поражаюсь, что способна вести борьбу и смеяться. Но что мне остается? Только писать тебе со всей дружбой, зная, что ты на моей стороне.
Со всей-всей любовью,
Рут.
Вечное Подворье 1 5 мая
Рут, миленькая!
Пожалуйста, не подражай Джейн Фонда слишком уж усердно: говорят, она удалила ребро, чтобы талия стала тоньше. В твоем случае обезвреживание секс-бомбочек того никак не стоит. У тебя и так фигура просто ошеломительная – Том только о ней и говорит, свинья! Ты помнишь конкурс, который мы провели в школе, когда нам было тринадцать? Какая-то мерзкая девчонка подначила весь класс, и нам пришлось дать обмерить себя сантиметром. Я все еще была плоской как доска – торчали только две кнопки, которые, так сказать, и фига не стоили. А ты выиграла первый приз под завистливые вздохи.
Вот сиять здоровьем – совсем другое дело. Хотя бег трусцой по Гран-виа, по-моему, может кончиться разве что отравлением выхлопными газами или приемным покоем. Ну а клубы здоровья… единственный раз, когда я заглянула в такой, мне показалось, что я по ошибке зашла на местную abattoir:[23] вообрази горы сливочного масла ЕС – и ты получишь полное представление. Лично я бы ограничилась плаванием и упражнениями. Кстати, ты никогда не замечала, что описание упражнений в книгах о здоровье всегда читаются, как наставления по «тридцати девяти позам»? Этими сведениями я обязана Кевину, который в таких вопросах настоящий знаток. У меня достало глупости проговориться об этом Тому, и он просто взорвался: «Ты хочешь сказать, что этот жуткий тип был твоим любовником?» – пробулькал он. «Всего раза два», – ответила я. Его чуть удар не хватил. «Кевин! – забрызгал он слюной. – Порнокороль! Ты сказала «да» ему, и «нет» – мне, респектабельному и жутко знаменитому писаке с Флит-стрит. «Кто еще?» Я засмеялась. «Кое-кто найдется». «Сколько? – не отступал он. – Не считая твоего бывшего мужа?» «Восемь», – ответила я деловито. «Ты вела счет?!» Я кротко кивнула. «Мне пришлось», – сказала я.
Больше я ничего не сказала, и Том тоже – он был слишком ошарашен. Рут, я правда становлюсь сексуальной стервозой. Но я боюсь связаться с мужчиной, который имел пять жен плюс чуть ли не всех знакомых мне женщин. Они только и делают, что сообщают мне об этом, свиньи. А он молчит, а если сильно нажать, принимает свой беспомощный вид и говорит: «Ну, ты знаешь, как иногда случается». «Да-да, знаю, – парирую я, – что ты прославленный трахальщик». «А ты, конечно, мисс Добродетель», – заявляет он. «Нет, но я и до двузначных чисел не дотянула, а ты, вероятно, добрался до трехзначных». У сукина сына хватает нахальства даже не пытаться отрицать.
У меня сердце кровью обливается при мысли о твоих кулинарных катастрофах. Беда в том, что ты рассказываешь о них так смешно, что не сразу улавливаешь, до чего мучительным был этот вечер. Том сообщил мне про него крайне тактично, но когда я показала ему твое письмо (ты ведь не против, правда?), он сказал: «Да, боюсь, примерно так и было». Затем он добавил, что ты выглядела потрясающе, а Пирс вел себя как абсолютная задница. И еще Том сказал, что ты была несравненна на оргии в честь Дня рождения королевы, что в газетных отчетах тебе не воздали должного. «Эта женщина – императрица», – добавил он мечтательно. Черт, ну почему я прикидываю, не лечь ли мне в постель с человеком, который считает тебя императрицей?
Потом он сухо добавил, что Гарри, видимо, обжегся на жене сенатора в Вашингтоне. «И что же тут нового?» – спросила я. А он засмеялся. «Буквально», – объяснил он. По-видимому, у этой дамы ванна на двоих (не путать с джакузи!). Ну, во всяком случае, какая-то перемена после водяного матраса, который он делил с Ах-махн-дой.
Телеграмму про «Членистографию» я послала, так как просто была вне себя, а дозвониться до тебя не удалось. Я расскажу тебе, что произошло.
Началось с того, что Том состряпал для меня свой давно обещанный марокканский таджин. Квартира благоухала шафраном и кориандром, а он принес дивное глиняное блюдо с конической крышкой вроде шляпы китайского кули, которое он, по его словам, купил в старом квартале Марракеша. Том, должна признать, по-настоящему замечательный повар. По мере того как одно яство сменялось другим, я начала грезить, будто я poule de luxe[24] и раскинулась нагая на парчовых подушках, словно одна из одалисок Энгра. Тома, видимо, осенила та же мысль, что стало очевидным в тот момент, когда он предложил мне что-то такое из барашка и гордо перевел с арабского его название – «бедра девственницы». Ну, у него хотя бы хватило совести засмеяться. «Я понимаю, что, возможно, это определение тебе не подходит, но, пожалуйста, позволь мне пофантазировать». «А ты бы правда предпочел, чтобы я была девственна?» – спросила я. «Упаси меня Бог, – ответил он. – Я бы умер от ужаса».
Мы засмеялись вместе. Он мне нравится.
И он понравился мне еще больше, когда я спросила, всегда ли он смотрит на свои кулинарные изделия, как афродизиаки, а он ответил с потешной серьезностью: «Я предпочитаю верить, что все дело в моем уме».
И вот тут я и рассказала ему, про твою идею «Членистографии». Том сразу загорелся. Замахал руками. «Великолепно. Поваренная книга на сон грядущий о членистоногих, преимущественно ракообразных. Это же бестселлер. Можно я напишу ее, если ты займешься иллюстрациями? Я знаю издателя, который за нее ухватится. Завтра же позвоню ему. Мы разбогатеем, а к тому же получим массу удовольствия». И он вскочил, чтобы откупорить еще бутылку вина. «Только подумай, что можно сотворить из омаров в натуральном виде, – продолжал он, – или со стыдливыми крабами! А с креветками ты можешь напридумывать десятки всяких штук». «Десятки, если не больше, – сказала я. – Например, «креветки soixante-neuf».[25] Том посмотрел на меня потрясенно. По-моему, мне удалось его шокировать хотя бы на секунду. Но он – ветеран, и быстро оправился. «По-моему, это требуется проверить на практике». «Не исключено, – сказала я. – Но ведь, кажется, членистоногие, как и устрицы, находятся под запретом, если в названии месяца нет «р»? А сейчас май!» Он хохотнул. «Touche!»[26]
В какие игры мы играем, Рут! Игры, в которых ходим вокруг и вокруг того, чего не хотим, не то нет. Своего рода тестирование. Буду я или не буду, буду я или не буду танцевать, не танцевать, если слегка перефразировать стихи из «Алисы в Стране Чудес».