Или что-то в этом роде.

Джейнис, эта идея овладела мной всерьез. На обратном пути от Исаака я купила книгу на Гран-виа, посвященную испанской кухне. Масса иллюстраций; ингредиенты и количества указаны четко, инструкции просты. Я намерена устроить обед года в дружеском кругу, и если Пирс и потом будет предпочитать сдобную булочку, я сделаю из него феерический фарш.

Затем – меню. «Простота – залог успеха» – отличное правило, верно? Хотя лично у меня никогда не было особого выбора. Поваренная книга сейчас лежит передо мной. Начать с… гаспахо как будто в самый раз. В конце-то концов это просто холодный суп. А Пирс постоянно жалуется, что все мои супы холодные. Тут трудностей никаких. Затем… что-то изысканное со свежими креветками – то, что надо. Отправлюсь на рыбный рынок с утра пораньше. Затем молочный поросенок – мое коронное блюдо. Наша новая прислуга Тереса постоянно угощает меня вкусностями из кухни ее матери: она будет моим ангелом-хранителем. И к тому же у нас в квартире есть духовка – это и станет ее чудесным крещением. Десерт… ну, я его обдумаю.

А потому всю ближайшую неделю сбор пожертвований на. И благодарю вас, ребе Исаак, за ваш мудрый совет. Я бы пригласила вас на мой семейный пир, но жареный молочный поросенок вряд ли подойдет под понятие кошерный. Так кого же мне пригласить? Тома Бренда, если он приедет в Мадрид, – он будет рыцарственно держать мою сторону. Второго секретаря с супругой – она элегантна, но безгруда, так что никакой конкуренции не составит. И может быть, еще одну пару? Рискнуть на министра финансов? Он гарантированно затеет со мной флирт. Его жена полуслепа и ничего не заметит. В отличие, надеюсь, от Пирса.

И оденусь я сногсшибательно.

Подробности после. Пожелай мне удачи. С моей неизменной любовью и крепким поцелуем моему гениальному крестнику.

Рут.

Речное Подворье 1 16 апреля

Рут, миленькая!

Настроение у тебя словно бы на изумление хорошее. Восхищаюсь твоей chutzpah (не так ли выразился ребе Исаак?). Надеюсь, Пирс будет восхищаться твоим молочным поросенком так же горячо.

Нет, ты правда веришь, что мне лучше живется одной, чем тебе замужем? Это преходящее ощущение. Стоит Пирсу бросить охоту за своей утраченной юностью, как у тебя будет что-то, к чему вернуться, – я в этом уверена, я же знаю Пирса: есть в нем такая наивная романтичность. Мне же будущее представляется опустошенной землей. Иногда я радуюсь свободе – я же могу бродить где и когда захочу. А иногда, совсем одна, ничем не занятая, я пугаюсь: лучшие годы уходят, брак рухнул, и кто знает, сколько еще мои лицо и фигура будут выдерживать испытание временем. А потом я смотрю на Тома Бренда, седого, морщинистого, старше меня почти на двадцать лет, – и все это никакого значения не имеет! На него все еще оглядываются, когда он входит в ресторан, сукин сын. На меня, когда мне будет 55, оглядываться не будут, разве чтобы сказать из милосердия: «В свое время она, возможно, была недурна». И я понимаю, почему надежность в браке значит для женщин куда больше, чем для мужчин. Мы живем под тяжелым ярмом зеркал.

Такие скверные дни! В приличное утро я гляжу на себя и говорю: «Джейнис, ты можешь получить любого, кого захочешь. Любого!» Но кого я хочу? Вот в чем вопрос. Портной. Жестянщик. Солдат. Матрос. Как в считалочке… Что-то во мне всегда тянулось к Вору – при условии, что украдут меня. Но кто? Том? Опять вопрос. Он безусловно настойчив. Ну, да ты знаешь об этом все.

Да! Я без гроша. Индийский игрок в поло со своими дурацкими идеями насчет бассейна дал отбой. Без всяких объяснений. Билл в унылости. «Обычное поведение плейбоя – власть железных капризов». Так что я устроилась на работу в местную кулинарию, но об этом подробнее потом. Я страшно тронута тем, что ты предложила мне вашу квартиру. Ты так добра! Но, Рут, во мне есть гордость одиночества: я хочу справиться со всем самостоятельно. Буду жить трудами рук своих, пусть самыми скромными.

Ну а теперь разреши тебя подбодрить, как ты просила. В Речное Подворье пришла весна, так что битва садов возобновилась. Соперничество в этом году несколько утратило пыл (возможно, отчасти из-за постсуицидальной мрачности Ах-махн-ды, экс-подстилки Гарри дальше по улице). И все-таки, как ветеран двух весен здесь, я еще яснее вижу перемены, которые претерпевают сады, чтобы соответствовать личности своих владельцев. Доктор Ангус и его жена в № 4, разумеется, абсолютно не меняются: точно так же его и ее «форды-эскорты» держат дистанцию между собой на асфальте. На той неделе пробился крокус, пытаясь расцвести, и на этой неделе был надлежащим образом раздавлен – примерно как память о маленькой интерлюдии со мной.

Одинокое дерево историка Роджера в № 5 за мое отсутствие сильно обкорнали – опять-таки опасаюсь, что это как-то связано со мной. В № 6 Ползучие Ползеры стали обладателями безупречного свежезаказанного газона – полагаю, смещенная деятельность, поскольку друг другом они уже много лет как не обладают. «У нас отдельные спальни», – сообщила на прошлой неделе миссис Ползер, словно заверяя меня, что она давным-давно оставила глупые детские развлечения. Она явилась без приглашения выпить со мной чая. («Из ромашки, если он у вас есть, миссис Блейкмор». – Она называет меня так, чтобы придать мне респектабельности.) Она боится, что я подвергаюсь нравственной опасности – одинокая женщина, беззащитная от хищников, слабая, как весь наш пол (за исключением ее, разумеется). Я заметила, как она прищурилась на Тома Бренда, когда он явился нагруженный бутылками и цветами. «Я уверена, этот мужчина женат, не так ли?» – спросила она у меня вчера. Я улыбнулась самой милой моей улыбкой. «О, да – сказала я. – Пять раз».

Дальше быстренько о садах. № 7 – Билл и Нина. Никакая рецессия в архитектурном ремесле не способна пригасить это буйство полевых цветов. Однако я заметила, что Нина в большом изобилии посадила змееголовники, и я задалась мыслью, что именно рассказал ей Билл, и поверила ли она ему. Милый, добродетельный Билл, единственный, кто сказал мне «нет»! Во всяком случае, в теннис Нина играет еще агрессивнее, чем прежде. Она даже не пожалела денег на спортивный бюстгальтер. Ну, ты знаешь, с бретелькой вокруг шеи, чтобы умерить подпрыгивание. Не столько бюстгальтер, сколько домкрат.

В № 8 у Луизы деревянная фигура в натуральную величину, простирающая руки к небесам («Женщина, поправляющая занавеску в ванной» – ее теперь все так называют), подверглась нападению древоточцев, хотя Кевин и убежден, что это жуки-могильщики, которые переползли с Луизы. Кроме того, она нашла новую гималайскую секту с филиалом в Эксбридже и очень занята. Так что очень занят и Амброз: он возит ее туда дважды в неделю – епитимья, чтобы не писал меня «ню». Рубище к пеплу моего портрета.

Сад Лотти при № 9 был прежде пустым, как ее жизнь. Теперь, пока Морис пребывает в гулаге Макклесфилд, а Аттила активно обретается в доме, сад захлестнули волны ее Ренессанса – бутылки, пивные банки, картонки из-под пиццы, вываливающиеся из мусорных баков и вместе с более интимными свидетельствами указанного Ренессанса разбрасываемые местными кошками для всеобщего обозрения. Ползучие Ползеры смотрят укоризненно, проходя мимо, но Лотти приветствует их блаженной улыбкой. Она блуждает в эротических грезах Барбадоса и черной кожи. И только подумать, что Морис до сих пор воображает, что ее жилец происходит из древнего шотландского клана – Баннокберн Макгрегор, эсквайр.

Далее к № 10. Ах-махн-дах, та, что гомеопатически отравилась. Быть может, ты помнишь ее знаменитое восточное деревце, защищенное зимой мешком и еще охранной сигнализацией, подключенной прямо к полицейскому участку. Так оно погибло. Ах-махн-дах сама теперь смахивает на мешок.

Кажется, я прохаживаюсь на ее счет даже язвительней Кевина. Ну да у меня есть на это основания.

Кевина я припасла под конец, чтобы развлечь тебя получше. Нет, речь не про его сад – в конце-то концов он всегда сводился к питомнику секс-бомбочек. Нет, про его жену. Как я тебе сообщила, она вернулась – к ужасу Кевина. Ну, в воскресенье я только что вышла из-под душа, как кто-то принялся исполнять триумфальный марш на дверном звонке. Я завернулась в полотенце и осторожно выглянула наружу. Кевин подпрыгивал на месте, точно ребенок. «Я добился! – возвестил он. – Добился! Избавился от нее!» «Каким способом?» – спросила я, капая водой с волос на порог. «Самым простым, – сказал он. – Собственно говоря, вовсе не таким уж простым. Работенка была та еще. Два месяца любящих забот, женского внимания, удовлетворения мужских потребностей и все такое прочее. Ладно, решил я, мне-то мои потребности известны, а из-за нее я удовлетворять их не могу, так? Ну, и что я сделал? Трахал ее днем и ночью, так? Ну, прямо как старина герцог Йоркский я был – уж когда он брался, так брал. Наконец она выкинула белый флаг: сказала, что уже не молода для таких вещей. И укатила назад в деревню: раз-два и там… Джейнис, детка, я добился!»