И теперь она, кажется, заигралась...

Эльф мирно спал, а она смотрела на него и никак не могла понять, что с ней происходит. Архиепископ предупреждал ее о всевозможных ловушках, о трудностях, с которыми она может столкнуться. Но вот об одном умолчал... Или, возможно, упомянул вскользь, но она не обратила на это внимания, будучи уверена, что уж с ней-то такого никогда не случится...

Девушка потрясла головой. В самом деле, бред какой-то... Что она - эльфов не видела? Один Лантанэль чего стоит... Вот уж в кого можно было влюбиться без памяти - молодой, красивый, заботливый, умница редкостная и любовник замечательный. Да о таком только мечтать можно! Однако при всем том, что их связывало, Наэллу ни на миг не посетила мысль отступиться от своего плана, и она, испытывая искреннюю симпатию к молодому эльфийскому ученому, продолжала использовать его в своих целях, совершенно не мучаясь совестью...

А сейчас... Вот сидит она в заброшенном домике у старого больного, да что там - умирающего эльфа, который, кажется, вообще перестал понимать, что вокруг него - реальность или видения, порожденные его разрушающимся сознанием... Сидит в столетней эльфийской мантии, ест хлеб неопределенной давности... и понимает, что отдала бы все, что у нее есть за то, чтобы побыть здесь еще чуть-чуть... совсем немного... Ее сердце разрывалось от противоречивых чувств: накатившее бурной волной какое-то неведомое доселе счастливое безумие и безутешная тревога за Перворожденного, которому, судя по всему, осталось совсем немного - все это сливалось в потрясающую гармонию разных, противоречивых, дошедших до своей крайности эмоций, наполняя душу горьким мучительным счастьем и светлой поющей болью. Наэлла не могла понять, как можно испытывать одновременно чувства, которые всегда казались ей противоположными, но еще больше ее удивляло то, что именно это немыслимое сочетание приводит ее в экстаз.

Она поймала себя на том, что уже давно смотрит на эльфа, будучи не в силах отвести взгляда, и подумала, что, быть может, это и есть то странное чувство, которое все называют...

Перворожденный глубоко вздохнул, пошевелился и мысль девушки так и осталась недодуманной.

- Эльф, ты есть хочешь? - стараясь, чтобы ее голос звучал как можно задорнее и бесшабашнее, спросила девушка. - Я тут булку нашла, могу поделиться, - она опустила глаза на оставшуюся в руке корочку и смущенно добавила, - тут, правда, немного, но хлеб очень сытный...

Он, не глядя на нее, улыбнулся.

- И вкусный, да? Доедай. Рад, что тебе понравилось. Буду признателен, если нальешь мне немного воды.

Наэлла вскочила, взяла со стола кувшинчик, наполнила чашку и повернулась к эльфу. Он, тем временем сел, прислонившись спиной к стене, и уверенно протянул руку.

Девушка приподняла бровь.

- Ценю ваш оптимизм, но сильно подозреваю, что вы себе льстите, - заметила она, присаживаясь на край кровати.

- Возможно, - не стал спорить эльф, - но позволить девушке поить меня, словно младенца или совсем уж дряхлого старца, не могу.

- Воспитание не позволяет? - хитро прищурилась Наэлла.

- Да нет, - рассмеялся Перворожденный, - самолюбие.

- Понятно, - вздохнула девушка, - эльфов с рук не кормить. Учту.

Эльф хмыкнул и, осторожно взяв чашу из ее рук, медленно поднес к губам и сделал несколько глотков. Наэлла напряженно следила за ним, готовая прийти на помощь, однако Перворожденный был молодцом - его движениями были неторопливыми, но точными. Дышал он ровно, пальцы, держащие чашку, не дрожали - но она не могла понять, то ли он взял себя в руки и держался на одной силе воли, то ли ему действительно стало лучше. Наэлла вспомнила амулет, который дал трещину под ее каблуком, и подумала, что такое тоже вполне возможно.

- Как там погода? - спросил эльф, возвращая ей пустую чашу.

Девушка, не вставая, посмотрела в окно.

- Хорошая, - удивленно отметила она, вспомнив, какие тучи заволакивали небо совсем недавно. - Солнышко светит, птички поют. Тебе душно? Я могу приоткрыть дверь...

Он задумчиво покачал головой.

- Странно... Нет, не надо, здесь хорошо. Просто...

- Странно, что погода наладилась? Да ну, ерунда, - махнула рукой девушка. - Маги ваши, видать, собрались да поправили. Что ты так смотришь? - фыркнула она. - У нас любой маг-погодник с такой ерундой справиться может, даже если еще в Академии учится. А у вас тут магов...

- Наэлла, - неожиданно перебил ее старец, - почему ты ни разу не спросила моего имени?

Девушка резко встала, поставив чашку на место, и нервно прошлась по комнате.

- Меньше знаешь - крепче спишь, - не глядя на эльфа, проговорила она. - И дольше живешь. Предчувствие у меня нехорошее. Так что не говори ничего, ладно? Достаточно уже того, что ты знаешь мое.

Он кивнул.

- Тебе виднее. Никуда не спешишь? - вдруг спросил он.

- Нет, - пожала плечами девушка, - а что?

- Мне нужно кое-куда пойти. Один я вряд ли дойду. Отведешь? Я покажу дорогу.

Наэлла прищурилась. Эльф против обыкновения говорил короткими рублеными фразами, был спокоен, сосредоточен и вместе с тем решителен, и это не могло ее не насторожить.

'Они инакие, - говорил Архиепископ. - Ты всегда легко обманывала людей, а они с такой же легкостью обманут тебя...'

Да ну, дело не в этом. Не в том, что он пытается ее обмануть, а...

'Люди для них - тля. Они, не задумываясь, могут играть твоей жизнью, твоей душой. Ты будешь думать, что твоими поступками движет твой разум и твои чувства, но на самом деле ты будешь выполнять их приказы...'

Вот уж совсем бред. Не маленькая девочка все-таки...

'Перворожденные - опасные противники. Они могут принять условия твоей игры и действовать так же, как ты, только более искусно. Они легко обыграют тебя на твоем же поле, по твоим же правилам. Они видят тебя насквозь - все твои мысли, твои чувства... Потому что они инакие...'

Послушать Инквизитора - так эльфы вообще мировое зло. Впрочем, нечто подобное он и говорил какому-то наивному адепту. Но там понятно - парнишка был фанатик фанатиком, а ее-то какой смысл запугивать Перворожденными? Чтобы до конца осознала торжественность своей миссии? Хотя, что там осознавать, она же не за идею трудится...

Она трудится исключительно за деньги... А еще за положение в обществе и... собственную жизнь. Интересно, а если вообще не возвращаться в Эвенкар, если остаться в Чертогах навсегда, принести клятву верности их Владыке, то Королевский Суд или Святой Орден сможет ее затребовать для приведения приговора в исполнение?

- Наэлла!

- Прости, я задумалась, - девушка непроизвольно провела рукой по лбу. - Так куда ты собрался?

Эльф опустил ресницы.

- Это не объяснить. Я покажу дорогу, - повторил он.

- Хорошо, - нахмурилась девушка. - Но обещай... нет, поклянись мне, что не умрешь.

Перворожденный развел руками.

- Такой клятвы тебе не сможет дать ни одно живое существо...

- Тогда - что вернешься оттуда вместе со мной.

Он спокойно и внимательно посмотрел ей в глаза.

- Нет, - после продолжительного молчания произнес он. - Я не буду давать тебе никаких клятв. Просто отведи меня.

Наэлла отказалась. Категорически. Он не стал настаивать.

Солнце еще не успело поменять своего положения на небосводе, как в тайный домик Владыки в сопровождении бледного как смерть молодого ученого Лантанэля, разгоряченной от волнения Хранительницы Садов Латифы, а также готовых к любым решительным действиях лучших эльфийских стражей, вихрем влетел министр Талиэн.

Только благородное воспитание, полученное Перворожденным с детства, а также высокое положение в обществе, которое он занимал вот уже несколько десятков лет, помогло ему не только не разразиться отборными оркскими ругательствами, которые, всплыв из каких-то глубоких слоев памяти, почему-то сейчас так и просились на язык, но и также сохранить лицо, как и полагается, настоящему высокородному эльфу, который имеет полное право гордиться своим происхождением.