— Доброе утро, мистер Макэлви, — весело приветствовала его Элизабет-Энн. — Все ли вам нравится?

Он явно не ожидал услышать ее голос, поэтому немного смешался, потом собрался и поздоровался.

— О, доброе утро, миссис Хейл, — услышала она его тонкий, пронзительный голос. — Да, да, все очень вкусно. Очень. — Он кивнул и улыбнулся.

Элизабет-Энн наклонилась к нему и, понизив голос, доверительно сказала:

— Мне бы хотелось поговорить с вами завтра, мистер Макэлви, если вы не против. Дело в том, что я решила немного изменить порядок в кафе. Начиная со следующей недели, вместо одного блюда мы будем готовить на обед и ужин несколько, чтобы посетители могли выбрать, что им больше по вкусу. Как в больших ресторанах.

— Да, конечно, — закивал Макэлви, — это действительно новость. Об этом получится неплохая заметка.

— Замечательно, завтра мы вместе пообедаем, и я вам все расскажу. Я вас угощаю.

— О! — довольно воскликнул издатель. — Спасибо за приглашение. В двенадцать часов вас устроит?

— Хорошо, договариваемся на двенадцать.

— Доброе утро, миссис Хейл, — услышала Элизабет-Энн и, обернувшись, увидела сестер Бэрд, у которых они с Заккесом снимали коттедж. Сестры сидели в своем любимом уголке.

— Доброе утро, мисс Бэрд, — склонив голову, проговорила Элизабет-Энн и повторила приветствие, обращаясь к другой сестре. У нее было безотчетное чувство, что она должна поровну распределять внимание между обеими сестрами. Именно такое отношение к себе они и вызывали.

— Саманта и я интересовались… — проговорила одна из сестер, ставя на стол свою чашку с чаем.

— Не попадитесь на удочку, миссис Хейл, — поспешно извинилась вторая, бросив через стол укоризненный взгляд на сестру-близнеца и грозя ей своим тонким пальцем. — Нехорошо, Саманта, — возмутилась она, — ты ведь прекрасно знаешь, что Саманта — это ты, а я — Сюзанна.

— Не слушайте ее, миссис Хейл, — сурово сказала другая сестра. — Саманта всегда старается кого-нибудь разыграть. Это уже стало невыносимо. — Она возмущенно фыркнула. Суровые на вид сестры были неистощимы на выдумки и розыгрыши, неизменно пребывая в хорошем настроении. Но шутки их всегда были серьезными. И хотя Элизабет-Энн уже давно научилась их различать, сейчас она притворилась, что не может этого сделать.

— Если вы не перестанете так шутить, то ваши имена могут перепутать и на надгробиях.

— Вы это серьезно? — довольно заулыбались сестры.

— Конечно, — кивнула Элизабет-Энн. — Как вам завтрак?

— Завтрак?! — На лице одной из них появилось возмущенно-недоверчивое выражение. — Если бы мы хотели хорошо поесть, то готовили бы сами, верно, Сюзанна?

— Точно, Саманта.

— Ага, вот я вас и поймала! — обрадовалась Элизабет-Энн, грозя сестрам пальцем. — Вы снова поменялись ролями. Секунду назад вы были Самантой, а вы — Сюзанной.

— Господи Боже, вовсе нет. Это вы все сами перепутали. Так ведь, Сюзанна?

— Без сомнения, Саманта.

Озадаченно покачав головой, Элизабет-Энн пошла дальше по залу.

— Доктор Ласт, доктор Пурисс, — приветствовала Элизабет-Энн практиковавших в городе дантиста и терапевта. Оба вежливо привстали. — Рада снова увидеть вас здесь. Нет ли каких замечаний?

— Все хорошо, — сказал доктор Пурисс.

— Совершенно с этим согласен, — подтвердил доктор Ласт.

— Приятного вам аппетита, — пожелала им Элизабет-Энн и готова уже была отойти от их столика, как вдруг заколебалась: «Может быть, действительно стоит пригласить доктора Пурисса к Шарлотт-Энн, когда он позавтракает?» Подумала, но решила, что сначала должна убедиться сама, действительно ли нужен врач. По мнению Розы, в лучшем случае состояние девочки объяснялось ипохондрией, а в худшем — она просто притворялась. Поэтому Элизабет-Энн хотела поговорить с дочерью и объяснить ей, что им следует избегать лишних счетов, значит, и к врачу нужно обращаться, когда это необходимо.

— Может быть, требуется наша помощь? — почувствовав ее нерешительность, участливо спросил доктор Пурисс.

— О, нет, — покачав головой, улыбнулась Элизабет-Энн, — извините, просто задумалась… все в порядке. Но спасибо за заботу.

Однако, как она выяснила в следующую минуту, дела обстояли далеко не хорошо.

— Компанию «Койот Билдинг Сеплайз» вчера продали, — услышала Элизабет-Энн у себя за спиной. — Текс и Дженифер неожиданно появились в конторе и дали мне распоряжение подготовить документы. Даже не пригласили меня на ранчо, представь себе.

— Гм, да. Это на них не похоже. Так ты говоришь, компанию продали?

— Вообще-то строго назвать это продажей нельзя. Сделка была чисто формальной. По каким-то своим соображениям Текс передал компанию со всеми потрохами Дженифер — за один доллар.

Ужас сковал Элизабет-Энн, когда смысл разговора дошел до ее сознания. Компания теперь в руках Дженифер? Возможно ли такое? Она по голосам узнала говоривших: адвокат Эблин Киз и Джесси Аткинсон — президент сберегательного банка. Оба работали на Текса Секстона.

Ошеломленная услышанным известием Элизабет-Энн обвела взглядом зал. Дальше идти у нее не было сил, ноги отказывались ей повиноваться. Угрожающая новость поразила ее до глубины души.

Тем не менее ей нужно пересилить себя. Необходимо съездить в фирму «Койот» и выяснить, что там происходит. По крайней мере теперь ясно, почему цены поставок росли такими темпами. Именно Дженни, а не Текс старалась разорить ее. Элизабет-Энн вспомнила чье-то изречение, что знание противника наполовину приближает к победе. Правда, особого утешения это открытие ей не принесло. Значит, это Дженни. Мстительная, коварная Дженни, которой она никогда ничего плохого не сделала, с которой бессчетно и безуспешно пыталась найти общий язык.

«Снова Дженни старается мне навредить. Неужели этому не будет конца?»

Усилием воли Элизабет-Энн заставила себя повернуться и пошла к выходу медленной, усталой походкой.

Когда первое потрясение прошло, к Элизабет-Энн вернулась способность трезво рассуждать.

«Сначала я загляну к Шарлотт-Энн, — решила она, — потом освежусь и переоденусь. Я должна немедленно ехать в компанию „Койот“. Нельзя допустить, чтобы Дженифер взяла верх, тем более что на карту поставлена судьба гостиницы для туристов».

Шарлотт-Энн вместе с сестрами занимала самую просторную комнату на втором этаже. Дощатый пол и обшитые узкими досками стены были выкрашены в белый цвет. В комнате стояли три железные кровати, три гардероба, большой стол и три стула с прямыми спинками. Между постелями оставалось достаточно места для тумбочек, окна оживляли красные клетчатые занавески. В комнате был также туалетный столик с овальным зеркалом и низкий шкаф с зачитанными книгами. На полках преобладала познавательная литература: Элизабет-Энн ценила знания, которые давали в школе, но большое значение придавала и самообразованию.

Шарлотт-Энн сидела на постели в ночной рубашке, подложив под спину подушки. Услышав шаги матери, она резко захлопнула взятую у подруги «Гордость и предрассудки», сунула книгу под подушку. После этого улеглась и укрылась до подбородка простыней.

Раздался легкий стук в дверь.

— Это ты, мама? — спросила девочка слабым голосом, слегка покашливая в кулак.

— Да, это я, — Элизабет-Энн приоткрыла дверь.

Шарлотт-Энн подняла глаза и печально улыбнулась.

— Доброе утро, мама, — сказала она в перерывах между покашливанием.

— Доброе утро, Шарлотт-Энн. — Мать быстро вошла в комнату и отдернула занавески. — Здесь и так душно, а еще и шторы затянуты, — строго сказала она.

— Да, мама, — чуть слышно согласилась девочка.

Элизабет-Энн присела на край кровати и внимательно посмотрела на дочь. Шарлотт-Энн была средним ребенком в семье, и с ней всегда были сложности. Волосы ее, имея характерный для семейства Хейлов цвет спелой пшеницы, при этом отличались особой мягкостью и шелковистостью. Для своего возраста она была немного высока ростом, с нежно-розовыми губами и глазами цвета морской волны, но очень светлого тона, что и привлекало в ней и вызывало смутное беспокойство. Золотистые волосы, бледный цвет лица и светлый оттенок глаз делали Шарлотт-Энн по-особому красивой. Такого необычного сочетания Элизабет-Энн еще не встречала.