Марк ничего не понимал и даже не пытался. Его жадный взгляд снова вернулся к звездам. Их расположение немного изменилось.

Капитан на мгновение перехватил его взгляд, нахмурился и, казалось, хотел пожать плечами. Он подошел к пульту управления, и металлическая штора, скользнув по сверкавшему звездами иллюминатору, закрыла его, как гигантское веко. Марк вскочил, закричав в бешенстве:

– Что еще такое? Я считал их, идиот!

– Считал?.. - капитан побагровел, но заставил себя вежливо продолжать. Извините. Нам нужно поговорить о деле. На словах «о деле» он сделал едва слышное ударение. Марк знал, что он имеет в виду.

– Говорить не о чем. Я хочу посмотреть судовой журнал. Я звонил вам несколько часов назад и так и сказал. Вы меня задерживаете.

– А не скажете ли вы, зачем вам смотреть журнал, а? - спросил капитан. Еще никто об этом не просил. Вы имеете на это право?

Марк был изумлен.

– Я имею право смотреть все, что захочу. Я из Мнемонической Службы.

Капитан запыхтел сигарой - специальной марки, выпускавшейся для космических полетов, с добавлением окислителя, чтобы не расходовать кислорода воздуха. Он осторожно ответил:

– Да? Никогда о такой не слыхал. Что это такое?

– Мнемоническая Служба, и все тут, - возмущенно ответил Марк. - Это моя работа: я должен смотреть все, что захочу, и задавать любые вопросы, какие захочу. И я на это имею право.

– Но вы не получите журнал, если я не пожелаю.

– Вашего мнения не спрашивают, вы… нонкомпос!

Терпение капитана иссякло. Он в ярости швырнул на пол сигару и растоптал ее, потом подобрал остатки и тщательно запихнул в мусоропровод.

– Куда вы гнете? - спросил он. - Кто вы вообще такой? Секретный агент? В чем дело? Выкладывайте сейчас же.

– Я сказал вам все, что нужно.

– Мне нечего скрывать, - сказал капитан, - но у меня есть свои права.

– Нечего скрывать? - завопил Марк. - А почему этот корабль называется «Трижды Г»?

– Такое у него название.

– Рассказывайте! В земном регистре такого нет. Я это знал с самого начала и собирался вас спросить.

Капитан заморгал глазами и ответил:

– Официальное название - «Георг Г. Гронди». Но все называют его «Трижды Г».

Марк рассмеялся.

– Ну вот, видите? А когда я посмотрю журнал, я поговорю с экипажем. У меня есть на это право. Спросите доктора Шеффилда.

– И с экипажем тоже, а? - капитан был вне себя от ярости. - Давайте сюда вашего доктора Шеффилда, и мы вас обоих запрем в каюте до посадки. Щенок!

Он схватил телефонную трубку.

Научный персонал «Трижды Г» был невелик для той работы, которая ему предстояла, и личный состав его был довольно молод. Может быть, не настолько, как Марк Аннунчио, который был сам по себе, но даже самому старшему из ученых, астрофизику Эммануэлю Джорджу Саймону, еще не было тридцати девяти. А темные густые волосы и большие блестящие глаза делали его еще моложе. Правда блеском глаз он отчасти был обязан контактным линзам.

Саймон, слишком хорошо помнивший о своем возрасте, а также и о том, что именно он назначен номинальным начальником экспедиции (о чем большинство остальных было склонно забывать), обычно напускал на себя скептическое отношение к стоявшей перед ними задаче. Вот и сейчас он, просмотрев на руках перфоленту, дав ей снова свернуться в рулон и усевшись в самое мягкое кресло в крохотной гостиной для пассажиров, вздохнул и сказал:

– Все то же самое. Ничего.

Перед ним лежали последние цветные снимки системы двойной звезды Лагранжа, но даже их красота не производила на него никакого впечатления. Лагранж-I, поменьше и чуть горячее земного Солнца, сиял ярким зелено-голубым светом, окруженный жемчужной зеленовато-желтой короной, как изумруд в золотой оправе. Он казался не больше горошины. Недалеко от него (насколько можно было судить по фотографии) находился Лагранж-II. Он был расположен так, что казался вдвое больше Лагранжа-I (на самом деле его диаметр составлял всего 4/5 диаметра Лагранжа-I, объем - половину, а масса - две трети). Его красно-оранжевые тона, к которым пленка была менее чувствительна, чем сетчатка человеческого глаза, выглядели на снимке еще тусклее, чем обычно, рядом с сиянием соседнего солнца.

Оба солнца окружала небывалая свергающая россыпь звезд скопления Геркулеса, не тонувшая в солнечном свете благодаря специальным поляризованным объективам. Это было похоже на густо рассыпанную алмазную пыль - желтую, белую, голубую и красную.

– Ничего, - вздохнул Саймон.

– А по-моему, неплохо, - отозвался сидевший в гостиной врач Гроот Новенаагль - небольшого роста, полный человек, которого никто не называл иначе, чем «Нови».

– А где Малышка? - спросил он и нагнулся над Саймоном, глядя ему через плечо слегка близорукими глазами. Саймон покосился на него.

– Она называется не «Малышка». Если вы имеете в виду планету Трою, то в этой проклятой мешанине заезд ее не видно. Эта картинка годится разве что для научно-популярного журнала. Толку от нее немного.

– Жаль… - разочарованно протянул Нови.

– А вам-то какая разница? - спросил Саймон. - Предположим, я скажу вам, что одна из этих точек - Троя. Любая. Вы все равно не отличите ее от других, так зачем вам это?

– Нет, погодите, Саймон. Пожалуйста, не изображайте такое презрение. Это же вполне законное чувство. Мы ведь будем жить на Малышке. Как знать, может быть, на ней мы и умрем…

– Нови, здесь нет ни слушателей, ни оркестра, ни микрофонов, ни фанфар зачем ломать комедию? Мы там не умрем. Если и умрем, будем сами виноваты, да и то скорее всего - от обжорства.

Это было сказано так, как обычно люди с плохим аппетитом говорят о любителях поесть, будто скверное пищеварение неотделимо от безупречной добродетели и интеллектуального превосходства.

– Умерло же там больше тысячи человек, - тихо сказал Нови.

– Верно. Во всей Галактике умирает миллиард человек в день.

– Но не так.

– Не как?

Нови ответил, как обычно, лениво растягивая слова, хотя это стоило ему некоторого усилия:

– Решено этот вопрос обсуждать только на официальных заседаниях.

– Нечего тут и обсуждать, - мрачно сказал Саймон. - Это просто два обыкновенные звезды. Будь я проклят, если знаю, зачем вызвался лететь. Наверное, просто потому, что представился случай увидеть вблизи необычно большую звездную систему троянского типа. И еще - взглянуть на пригодную для обитания планету с двойным солнцем. Не знаю, почему я решил, что в этом есть что-нибудь удивительное.

– Потому что вы подумали о тысяче погибших мужчин и женщин, - сказал Нови и торопливо продолжал:

– Послушайте, не можете ли вы мне сказать, что такое вообще «планета троянского типа»?

Врач стойко выдержал полный презрения взгляд собеседника и добавил:

– Ладно, ладно. Ну, я не знаю. Вы тоже не всё знаете. Что вы знаете об ультразвуковых разрезах?

– Ничего, - ответил Саймон, - и, по-моему, это очень хорошо. Я считаю, что всякая информация, выходящая за пределы прямой специальности, бесполезна и требует пустой траты умственного потенциала. С точкой зрения Шеффилда я не согласен.

– А все-таки я хочу знать. Конечно, если вы можете объяснить.

– Могу. Правда, об этом говорилось в первом информационном сообщении, если вы его слушали. У большинства кратных звезд - а это значит, у трети всех звезд, - есть какие-нибудь планеты. К сожалению, они обычно непригодны для жизни. Если они достаточно далеки от центра тяготения звездной системы, чтобы иметь более или менее круговую орбиту, то на них так холодно, что их покрывают океаны жидкого гелия. Если же они достаточно близки, чтобы получать тепло, то их орбиты так неправильны, что по меньшей мере один раз за оборот они приближаются к какой-нибудь из звезд настолько, что на них и железо бы расплавилось. А здесь, в системе Лагранжа, все не так, как обычно. Обе звезды - Лагранж-I и Лагранж-II - и планета Троя со своим спутником Илионом находятся в вершинах воображаемого равностороннего треугольника. Ясно? А такое расположение, оказывается, устойчиво; только ради чего угодно, не спрашивайте меня, почему. Считайте, что это мое профессиональное мнение.