Открытая им истина наполнила его собой, она разрасталась в нем, переливалась через край.

Почувствовав перемену в нем, Рия оторвалась от его губ и зарылась лицом в продымленные складки шейного платка Уэста; Она вцепилась в него так, словно боялась, ослабив захват, упустить его навсегда. Так продолжалось несколько долгих секунд. Когда дыхание ее чуть успокоилось, она подняла лицо:

– Надеюсь, вы пришли не затем, чтобы принести извинения.

Уэст с некоторым недоумением обнаружил, что чувству юмора в его душе пока хватало места.

– А я надеюсь, вы не попросите у меня салфетку. Вам понадобится не одна, чтобы стереть с лица копоть.

Рия прикоснулась к своим щекам, затем посмотрела на почерневшие кончики пальцев.

– И здесь тоже. – Уэст прикоснулся к ее губам и показал ей палец как свидетельство. – Вы вся в саже, почище трубочиста.

Она приподняла бровь, выразительно напомнив ему, кто виноват. Но она не могла долго смотреть на него с укоризной. Рия встала и протянула ему руку:

– Пойдем. Я знаю, что сейчас нужно.

Еще пару минут назад он мог бы дать честное слово, что на ноги подняться не сможет, но то ли улыбка Рии, манившая его, как песнь сирены, то ли силы еще остались в нем самом, но подняться ему не составило труда.

Рия привела его в спальню и закрыла дверь. Ни слова не говоря, она помогла ему снять сюртук, рубашку, подвела к кровати, усадила и принялась стаскивать с него сапоги. Чем больше она его касалась, тем грязнее становилась, но ей было все равно.

Уэст опрокинулся на кровать, голый, если не считать кальсон, и уже лежа смотрел, как она, без колебаний избавившись от рубашки, забралась к нему в постель. Белой грудью с розоватыми сосками она, подвинувшись ближе, прикоснулась к его груди, словно приглашая его к любовной игре. Он поднял руки, показав ей черные, в саже, ладони.

– Я испачкаю вашу кожу, если буду вас касаться.

Она молча взяла его за запястья и поднесла его ладони к своей груди. Ладони его, как он и предупреждал, оставили следы сажи. Рия подняла глаза и с полной серьезностью проговорила:

– Ваши отпечатки меня украсят. Сделают меня красивой. Везде, где вы прикоснетесь ко мне.

Уэст мог ответить, что она и так красива, но не стал тратить слов, а просто перевернулся на бок и прижал ее к себе, оставив отметины на ее теле вначале руками, потом губами.

Он приподнял прядь на виске и погрузил пальцы в светлый шелк. Губами он отыскал ямку, где бился пульс, и поцеловал ее, потом кожу, теплую, безупречно гладкую, потом ее лоб, угол глаза. Поймав мочку уха зубами, он чуть потянул, затем коснулся губами того же места. Лизнув место укуса языком, он почувствовал, как участился ее пульс, как перехватило у нее дыхание.

Он улыбнулся и поцеловал ее в шею. За ухом, на шее, он чуть оттянул кожу и втянул ее в себя. След, что он оставил там, отличался от тех отпечатков, что оставили его пальцы у нее на груди, но и он стал как печать, наглядное свидетельство того, кому она принадлежит. Он поцеловал первую свою печать, затем принялся делать другую.

Она металась под ним, и ее желания, понятные без слов, подтверждались ее нетерпением, но он не желал торопиться. Уж здесь вести будет он. Сейчас она не способна оценить его неспешность, но зато потом она изменит свое мнение.

– Ты забавляешься. – Собственный голос звучал для Рии чужим и напоминал хриплый густой шепот.

– М-м-м… – промычал Уэст и прижался губами к ее рту, давая ей возможность ощущать его теплое и душистое дыхание. – Как всегда.

Поцелуй его длился долго, и она замерла, несмотря на то, что он касался ее лишь губами. Уэст ласкал ее рот так, как хотел, – ее чуть припухшую нижнюю губу, обратную сторону губ, язык, ласкал до тех пор, пока он не стал жарким и влажным.

Она схватила его за шею, когда он попытался отстраниться, и прижала к себе. Но он убрал ее руки, запечатлев по поцелую на каждой из ее ладоней. Когда он склонился над ней, ей ничего не оставалось, как изо всех сил схватиться за простыню.

Он опять коснулся губами ямочки у горла, провел влажную дорожку к ее груди. Сердце ее забилось часто и сильно, и он чувствовал его биение тубами, поцеловав там, затем стал целовать ее грудь. Взяв губами сосок, он втянул его в себя, касаясь языком и катая его между губами.

Ладонь его легла на ее бедро, не давая ей подниматься, изгибаясь дугой.

– Тсс, – прошептал он, чтобы ее успокоить. – Ты со мной. Ты всегда будешь со мной.

Он видел, как губы ее разомкнулись, словно она хотела что-то сказать, но она лишь покачала головой. Зрачки ее потемнели, и в них стоял вопрос. Он подумал, что знает, о чем она хочет спросить, хотя о том, какой вопрос может задать Рия, не мог знать наверняка ни один мужчина.

– Когда ты снова дойдешь до предела, – промолвил он, – я дам тебе упасть. И тогда я тебя подхвачу.

Она кивнула, но не потому, что поняла его, а потому, как ему казалось, что доверяла. И от беспредельности того, что она могла позволить ему с ней сделать, у него защемило сердце и перехватило дыхание.

Она спасала его от его самого. Если и оставались у него сомнения, то они исчезли, когда пальцы ее погрузились в темно-рыжую копну его волос, и она тихонько потянула его на себя. Ее чутье, то самое, что связывало ее с ним и позволяло читать в его душе, предопределило его, на тот момент еще неокончательное, решение. Нельзя сказать, что он не желал ее, он просто не хотел ее желать. Он спрашивал себя, чувствует ли она тонкое различие его желаний, если он сам с трудом его осознавал.

Он почувствовал, как она потянула его вновь, и увидел, что уголки ее губ чуть приподнялись в застенчивой улыбке. Она не кокетничала с ним, не манила, как сирена. Ее абсолютная честность делала ее ранимой, но тем самым она ставила их двоих в равноправное положение.

– Колдунья, – произнес он и взял губами второй ее сосок. Уэст радовался, что стоял день и солнечный свет, проникая сквозь щели ставень, играл на роскошном теле Рии. Он провел ладонью по ее бедру, чуть захватывая ягодицы. Она снова зашевелилась. Рука его скользнула вверх, к ее талии, большой палец прошел по нижней части ее живота, чуть нажимая там, где под кожей ощущались сокращения мышц.

Словно созданное для его рук, тело Рии восхищало его, поддаваясь медленному изучению ими изгиба плеча, предплечья, ямочки локтевого сгиба руки. Груди ее, тугие и полные, переливались через его ладони, кожа ее порозовела и приобрела цвет спелого персика.

Ладони его скользнули по внутренней поверхности бедер, с обратной стороны колен. Давление его пальцев, легкое, но настойчивое, побудило ее раздвинуть бедра. Он скользнул вниз, лаская ее уже не руками, а ртом.

Уэст скинул кальсоны и, приподняв ее колени, склонился между ними. Он не просил ее закидывать ноги ему на плечи – она сделала все сама.

Он почувствовал, как она вздрогнула при первом прикосновении его губ, как вздрогнула вновь, когда к губам присоединился язык. Лоно ее, горячее и влажное, ясно говорило о ее желании. Язык его довершал процесс.

Вокруг них кипела жизнь – школа проснулась, студентки спускались в столовую, учителя, как всегда, шикали на них, призывая к тишине. Домоправительница ругала одну из горничных, слышалась уверенная поступь преподавательниц и, в довершение, громкий стук в комнату Рии и озабоченный голос мисс Тейлор, справлявшейся о ее здоровье.

Рия не слышала ничего – лишь звук собственного дыхания и гул в ушах, словно шум моря вдали. Уэст слышал все, но как-то отстраненно, ибо в фокусе его внимания находилась лишь Рия. Все, что творилось за дверью, могло с тем же успехом происходить в другом графстве.

Уэст поднял голову. По тому, как она быстро хватала ртом воздух, по напряжению в ее теле, по прогнутой спине, по тому, как раскрылись ее нежные губы, он понял, что она готова. Он приподнялся, чуть повернув плечо, давая упасть ее ноге, и сжал в ладони ее ягодицу. Она помогла ему, приподнимая бедра, но глаза ее оставались открытыми, она смотрела ему прямо в глаза.