«Лошади понесли, сразу не справятся. Вот он, выход, — мелькнула обжигающая мгновенной радостью мысль. — Винтовка и наган, тринадцать пуль. — Их четверо, и конный здесь не пройдет. О-хей, Юсуф, рано еще умирать!»

Керим, завалившийся на сторону, бессильно уронивший вперед руки, будто ныряя, свалился, наконец, на каменистое ложе ручья. И одновременно с мягким звуком падения его тела в сознании зазвучал размеренный, четкий голос Гордеева: «Физическая ликвидация Гейдар-аги — не выход. Он связан со всеми бандами, он слишком много знает. Во что бы то ни стало его надо взять живым».

И, понимая, что больше такого шанса не представится, готовый закричать of бессильной ярости и жалости к самому себе, Юсуф спрыгнул с коня и, подхватив словно бескостное тело бандита, стал оттаскивать его в сторону.

— Это и увидели Зейтун и Новруз-бек, потом и Гейдар-ага, когда, справившись с лошадьми, осторожно, с оружием наготове, они вышли из-за каменного откоса.

— Молодец, Касум. Настоящий джигит. Товарища не бросил. — Всегда хмурое рябое лицо главаря расплылось в белозубой ухмылке. Гейдар-ага поверил. Поверил до конца.

…На опушке леса к груде старинного, ручной выделки кирпича, валяющегося здесь с незапамятных времен, подъехали четверо. Чуть поодаль остановились две крестьянские арбы, окруженные десятком вооруженных всадников. Откуда-то издалека донесся мирный шум проходящего поезда.

— Похоже на могилу святого человека, — задумчиво произнес вожак, внимательно рассматривая развалины старинной постройки.

— Не Гейдар-ага, — возразил Новруз-бек. — Тут когда-то была водокачка, а потом дорогу железную перенесли в сторону.

— Аллах знает, что делает, — негромко пробормотал Гейдар-ага и махнул плетью, подзывая к себе бандита в кожаной куртке. — Давай фонари, Зейтун.

У правого края груды кирпичей валялась ржавая консервная банка от любимых Волковым бычков в томате. Это был заранее обусловленный сигнал: «Приближение бандитов видели, готовы к встрече».

Гейдар-ага, Новруз-бек и Юсуф спешились.

Втроем отвалили покрытую толстым слоем земли крышку люка. Из открывшегося провала пахнуло сыростью, прелью и чуть-чуть ружейным маслом.

— Идем со мной. Я подарю тебе настоящий маузер. — Похлопав по плечу Юсуфа, Гейдар-ага первым ступил на застланные уже сгнившими досками земляные ступени.

Спускаясь вслед за ним, Мехтиев обернулся. Местность была по-прежнему пустынна.

Многие пожилые люди не любят шумных больших городов. Под старость человек начинает тянуться к земле.

Вот и этот старик, сухой, легкий в движениях, с густой волнистой, снежно-седой шевелюрой, уже давно живет за городом. Он вышел на пенсию рано, ему не было и шестидесяти. Но не всякая работа одинаково изнашивает сердце.

Врачи говорили, что после инфаркта обязателен строгий режим, покой, разумная физическая нагрузка. Но хотя за долгие годы службы старик привык безропотно выполнять все распоряжения по-армейски строгой санчасти, в этот раз он позволил себе отмахнуться от медиков.

Юсуф-муэллим,[6] так его называют в поселке, встает с рассветом. Натягивает легкие брюки, полотняную гимнастерку с большими накладными карманами, туго подпоясывает широкий командирский ремень. Часов до одиннадцати он трудится в саду — окапывает, подрезает, поливает, опрыскивает.

Сухая почва требует ухода, а виноградные лозы капризны и требовательны.

Старик спокоен. Дом построен, сын давно работает, и теперь осталось лишь вырастить два дерева там, где росло одно.

Его жена чем-то внешне напоминает своего мужа, такая же легкая, не по возрасту стройная, быстрая в движениях, снежно-седая. Она очень общительна, может быть, потому, что последние годы директорствовала в школе и немного скучает в этом тихом, заселенном в основном стариками поселке.

Тридцать пять лет назад после долгих бессонных ночей, ngo-веденных в госпитале у койки тяжело раненного Юсуфа, она поняла, что ее жизнь принадлежит только этому человеку, с тех пор ничто их не разлучало.

Сын обычно приезжает по воскресеньям, но случается, что исчезает надолго, такая уж у него работа. Его назвали Анатолием — в честь друга отца, Волкова, погибшего в тот памятный день. Гейдар-ага дорого отдавал свою жизнь, отбивался отчаянно, едва не взорвал склад, отстреливаясь возле ящика с гранатами. Его обезоружил Фархад, агрийский комсомолец, избравший для себя профессию чекиста и сумевший отомстить бандиту за гибель своих односельчан. Обезоружил, когда Юсуф, получивший две пули в упор — в грудь и в голову, почти бездыханным лежал на полу подземелья.

Соседи знают, что перед дождями Юсуф-муэллим не может работать в саду — его мучают жестокие головные боли, — и обычно приходят помочь, хотя никто не задумывается над тем, где и как хозяин маленького садика потерял свое здоровье.

Из всего поселка о прошлом Юсуфа Самедовича догадываются лишь девушки- телефонистки с местной почты. Иногда, очень редко, когда Анатолий долго не приезжает к родителям, отец идет на переговорный, заказывает Баку и звонит одному из своих старых товарищей, нынешнему начальнику сына.

Для посторонних разговор их ничего не значит, обычный обмен новостями между немолодыми людьми, один из которых живет в городе, а другой в поселке. Все, что можно, передается интонациями, паузами, недомолвками. И имя Анатолия в этом разговоре даже не упоминается. Но девушки-телефонистки знают, что соединяют Юсуфа-муэллима с его другом, работающим в республиканском КГБ. И стараются дать ему разговор как можно скорее.