— За мной, Павлуша, бегом! — хрипло бросил он в темноту и надолго замолк, сберегая дыхание.

Сухопарый, легкий на ногу Киреев на первых era метрах обошел было Волкова, давно уже не бегавшего кроссы, потом начал сдавать. Мерным размашистым шагом, сильно работая руками, Анатолий Максимович уходил все вперед и вперед, словно не ощущая тяжести своего огромного тела.

— Максимыч… Убавь, дорогой… Не могу… — задохнувшись и перейдя на шаг, с трудом выкрикнул в темноту Киреев. Темнота отозвалась одним лишь словом: «Юсуф!» И Павел вновь побежал, шатаясь от изнеможения, жадно хватая воздух, чувствуя, что сердце колотится где-то в ушах и вот-вот выпрыгнет.

На станцию они успели вовремя.

Юсуф лежал на свеженарезанных ветках орешника, застеленных толстой, остро воняющей лошадиным потом попоной, с головой завернувшись в брезентовый плащ. Он сдерживая волнение, пытался успокоиться, заснуть, войти «в норму». Пытался и не мог. Мешал Керим, лежавший рядом, неслышный, как зверь, и такой же опасный.

С позапрошлого вечера, когда старый Гасан и Новруз-бек отправились к Гандже для проверки склада, Керим был приставлен к Юсуфу в качестве караульного, хотя старательно пытался представить себя телохранителем, вел себя вполне доброжелательно, старался, чтобы «гость» ни в чем не знал нужды. Но это радушие не могло бы обмануть и младенца. Слишком неотступно следовал Керим за каждым шагом мнимого Касума, слишком зорко следил за ним, когда Гейдар-ага, неожиданно для всех, велел «Расулову-младшему» вычистить свой маузер.

Внешне это выглядело, как знак большого доверия. К оружию атамана могли прикасаться только абсолютно надежные руки. Но «Касум» вовремя и верно понял, что его проверяют, и начал разбирать пистолет с видом самонадеянным, восхищенно-завистливым, но столь неумело, что Керим вынужден был вмешаться.

Час спустя хозяин, суетливый, озабоченный, отыскал юношу и заявил, что вдруг, от чего — неизвестно, захромала одна из его лошадей. «Не может ли уважаемый Касум, он, кажется, занимается коновальством, посмотреть, что случилось с Серой?»

На этот раз «Касум» испугался по-настоящему. Ухаживать за лошадьми он, разумеется, умел. Но лечить? Однако отступать было некуда.

Мехтиев согласился и на этот раз.

— Я помогу. Если захочет аллах. Вели сыну провести лошадь перед верандой, — уверенно распорядился он, словно не допуская мысли, что его могут и не послушаться.

«Касум» подошел, ласково погладил лошадь, прощупал переднюю лопатку.

— Покажи копыто! — неожиданно резко бросил он угрюмо молчавшему сыну хозяина. Тот повиновался.

Среди стертых почти до блеска шляпок давно вбитых гвоздей одна отчетливо выделялась. Явно свежая, немного скособоченная.

Презрительно хмыкнув, «Касум» ткнул в нее пальцем.

— Если в Закаталах все так куют лошадей, пусть лучше ездят на ишаках, — бросил Юсуф хозяину и с равнодушным лицом отошел в сторону, показывая, что здесь разговаривать больше не о чем.

Потом наступила передышка. То ли Гейдар-ага исчерпал на время свою изобретательность, то ли решил, что стоит дать гостю успокоиться, расслабиться, забыть о том, что ему не доверяют, но, во всяком случае, весь остаток дня на «Касума» вроде даже не обращали внимания.

Мехтиев поспал, потом помог одному из сыновей хозяина привести в порядок осыпавшийся тандыр — яму, заменявшую в деревнях печь для выпечки хлеба, довольно долго, с непритворным удовольствием рубил привезенный из лесу хворост. Жизнь на леском кордоне шла своим чередом, а для «Касума» самым важным было ничем не выдать своей настороженности.

И в общем-то, на первых порах это ему удавалось относительно даже легко — ведь он заранее подготовил себя к такой роли, услышав о том, что Гейдар-ага непременным условием ставит приход Гасана не одного, а вместе с сыном. Еще в Баку было ясно, что какое-то время ему, видимо, придется провести среди шайки в качестве заложника. Однако на первых порах опасность была не столь уж и велика, — в отличие от Гейдар-аги Мехтиев точно знал, что любая предварительная проверка склада пройдет для участников банды вполне благополучно.

И потому, в паре с Керимом орудуя на заднем дворе у кучи нарубленного хвороста, неприметно, но памятливо присматривался к тому, где и как размещались караульные. Он не волновался и, закончив работу, даже предложил Кериму сыграть партию-другую в нарды.

Азартный, как большинство уголовников, тот согласился с большой охотой. У хозяина нашлась старинная доска с выжженным по крышке персидским орнаментом.

Они расположились здесь же, на бревне, где рубили хворост, расставили на доске шашки, и Керим первый бросил кости.

— Шешу-беш! (Шесть и пять!) — лишь успел воскликнуть он; из-за угла дома показался Гейдар-ага при всем снаряжении.

— Седлать коней! Мы уезжаем, — хрипло, как тогда, на площади в Агри, сказал-выдохнул он. И, поправляя перекрутившийся ружейный погон, добавил, обращаясь уже к Юсуфу: — Ты поедешь с нами.

— Хорошо, Гейдар-ага, — отвечал Юсуф, поднимаясь. — Далеко ехать будем?

— Там увидишь, — и, круто повернувшись, Гейдар-ага направился к веранде, куда уже подводили его жеребца.

Мехтиев спокойно зашагал за ним.

Ехали долго, часа три-четыре. Несколько раз меняли направление. Гейдар-ага с племянником агрийского кулака Сеид-Аббаса двигались во главе, один из сыновей хозяина кордона замыкал маленькую колонну. Мехтиев оказался между Керимом и еще одним бандитом из свиты Гейдар-аги.

Отличный карабах, на котором ехал Керим, никак не мог примириться с тем, что хозяин заставляет его держаться позади колченогого мерина Юсуфа, зло всхрапывал и норовил оттолкнуть того грудью, вырваться вперед. В эти моменты расстегнутая кобура керимовского нагана оказывалась почти вплотную к руке Мехтиева.

И наверное, с самого начала службы Юсуфа в органах еще ни одно задание не требовало от него больших усилий, чем та личина, которую он надел, выезжая с кордона, и должен был сохранить до самого привала.

От ненависти мутилось в глазах. Левая рука, временами касавшаяся чужого оружия, каменела от напряжения. Но Юсуф продолжал погонять своего заморенного коня, не забывая посматривать по сторонам.

На привал остановились в лощинке, у разбитого молнией старого широколистного граба. Сын лесника с Гейдар-агой отъехали в сторону, но вскоре вернулись. Через седло у парня был перекинут тугой, испачканный свежей землей мешок. Он попрощался, гикнул и, нахлестывая лошадь, исчез, растворился в сумерках, раньше обычного сгустившихся на затененной вершинами гор лесной тропинке. «Расплачивается за постой, — подумал Юсуф. — Ну погоди! Мы тебе за все заплатим. Другой монетой». Мехтиев спрыгнул на землю, ослабил подпругу, нарвал пук пахучего папоротника и начал старательно протирать взмокшую спину своего коня.

Привал оказался продолжительным, хотя огня и не разводили. Всухомятку, но сытно подкрепились сами, накормили коней. Юсуф полагал, что они сейчас же двинутся дальше, но Гейдар-ага не торопился.

Скрестив ноги, он сидел под деревом на толстой кошме, положив на колени винтовку, и время от времени поглядывал на свои старинные, с толстой серебряной крышкой часы. Когда совсем уже стемнело, атаман подозвал Юсуфа и завел с ним разговор о разных способах ловли диких уток.

В этой области Мехтиев чувствовал себя достаточно уверенно — вместе с Касумом они ходили на озеро, где местные охотники вручную, даже без силков, ловили жирных глупых птиц на местах их жировки.

Там, куда утки слетались подкормиться перед осенним перелетом, жители Пойлы постоянно выбрасывали в воду высушенные тыквы. А потом, по плечи войдя в воду и накрыв голову выдолбленным тыквенным «шлемом», подбирались к стае вплотную и, поймав птицу за лапы, просто-напросто утаскивали ее под воду, топили.

Бывали ловкачи, которые успевали привязать к поясу трех-четырех откормленных крякух, прежде чем стая снималась с места. Когда Юсуфу рассказали об этом, он не поверил. Но во второй его приезд младший Расулов постарался выкроить время для такой охоты, за что теперь Мехтиев был ему очень благодарен — ведь этот разговор тоже был испытанием.