Дебора улыбалась.

– Да, это верно. Что мне до притязаний юного Ричмонда, когда у меня такой защитник.

– Готова поклясться, что это наш красавец шталмейстер!

Дебора вспыхнула и отвела глаза.

– Мы помолвлены с Кристофером и обвенчаемся, как только он получит рыцарский пояс. Ах, миледи, не скрою, что я хоть сегодня вышла бы за него, но Кристофер слишком горд и не хочет, чтобы кто-то имел повод злословить, что он женился, чтобы стать бароном. Сейчас он вместе с герцогом Кларенсом в Уилтшире – собирает войска. Война не за горами, и мой возлюбленный, надеюсь, покажет себя достойным шпор и пояса.

Анна промолчала. Кристофер Стэси близок к Джорджу, и еще неизвестно, на чьей стороне он станет сражаться, добывая свое рыцарское звание.

– Как поживает моя сестра? – перевела она разговор в другое русло. – Изабелла всегда так строга с приближенными… Не жалеешь ли ты, что служишь теперь ей?

Легкая улыбка скользнула по губам баронессы.

– Поначалу леди Изабелла действительно была суха и надменна со мною, но она слишком благородная дама, ваша сестра, чтобы позволить себе быть грубой с баронессой Шенли… Правда, она частенько поступает так по отношению к другим приближенным. Вы с нею очень разные, леди Анна, и, не знай я о вашем родстве, никогда бы не догадалась, что вы одной крови. Так или иначе, сейчас я стала одной из ее наперсниц.

– Не говорила ли она что-либо обо мне в эти дни? – с затаенной тревогой спросила Анна.

Но баронесса ответила, что о принцессе Уэльской в Тауэре упоминают крайне редко, и лишь однажды она слышала, как леди Изабелла произнесла имя сестры в беседе с мужем. Правда, в последнее время отношения у Изабеллы и Джорджа не ладились, и, хотя они часто и подолгу уединялись, Дебора не раз замечала, что после этого у Изабеллы заплаканные глаза.

– Она по-прежнему без ума от Джорджа? – осведомилась принцесса.

– О, я не встречала женщины, столь боготворящей своего супруга! Когда герцог уезжал из Лондона и зашел к ней проститься, она вдруг так разрыдалась, что он едва сумел ее успокоить.

Анна задумалась, и Дебора почтительно умолкла, поглядывая на подругу. Она находила, что принцесса несколько похудела, щеки ее запали, но глаза, казалось, от этого сияют еще ярче, хотя в их выражении появилось что-то печальное и отрешенное.

Правда, и ранее Дебора замечала, что взгляд принцессы лишен обычной для ее юного возраста беспечности, и ее удивляло бытовавшее мнение, что Анна необычайно легкомысленна и своенравна. И хотя смех принцессы был по-мальчишески хрипловат, а улыбка просто ослепительна, баронесса все же решила, что душу этой юной женщины гложет какая-то печаль.

Несчастную женщину всегда легко отличить от счастливой, а леди Анна, несмотря на весь блеск и величие своего положения, все же напоминала баронессе попавшую в золотую клетку птичку, которая хоть и клюет зерно и даже что-то напевает, но это вовсе не то, как если бы она заливалась песней на воле.

В этот момент в дверь постучали. Леди Грэйс Блаун явилась сообщить, что уже пришло время собираться в Гилд-холл. Дебора Шенли встала, чтобы откланяться, но Анна удержала ее.

– Разве моя сестра тоже собирается на прием?

– Нет, разумеется. В ее-то положении…

– Тогда останься, Дебора. Мне могут понадобиться твои советы, ибо достаточно отсутствовать в Лондоне неделю, как мода убегает вперед.

Это был первый большой бал в этом году, и Анна решила, что хоть ненадолго, на несколько часов, она забудет обо всем и вновь станет веселой и безрассудной. Вечером она отплывает, а завтра предстанет перед своей грозной свекровью и сделает все возможное и невозможное, чтобы заставить ее прийти на помощь к отцу.

Пусть Маргарита и ненавидит Уорвика, но она отнюдь не глупа, и если убедить ее, что с каждым упущенным днем Ланкастеры безвозвратно теряют шансы восстановить свое положение, что король Генрих VI безнадежно выжил из ума, а красивый и удачливый Эдуард Йорк необыкновенно популярен, что в стане Ланкастеров свила гнездо измена…

Ах, да разве недостанет у нее аргументов, если речь идет о том, чтобы спасти отца! Прочее ее не занимает. Что ей власть и могущество, если она так несчастна… Завтра она будет с Эдуардом, а потом… потом придется лгать доколе возможно. А Филип… Свидятся ли они еще когда-нибудь? Она принцесса Алой Розы, а он йоркист и враг ее отца. Ах нет, больше она не станет печалиться!

– Да улыбнитесь же, ваше высочество! – воскликнула Дебора Шенли. – Посмотрите, как вы прекрасны. Ни одна женщина не должна с такой печалью смотреть на свое отражение, особенно если она так великолепна!

Анна стояла перед большим, во весь рост, венецианским зеркалом в золоченой бронзовой раме. Из всех многочисленных нарядов Дебора посоветовала ей надеть серебристое парчовое платье, сплошь расшитое искрящимися райскими птицами. Платье имело округлый вырез, отороченный темно-красным утрехтским бархатом, и таким же бархатом были подбиты широкие навесные рукава, что спадали от плеча и стелились по полу вместе со шлейфом. Другие рукава, из серебристой парчи, туго обхватывали руки девушки до самых перстней.

– Это платье заказал отец, – заметила Анна, оглядывая себя. – Но я ни разу не надевала его, поскольку сначала мы были в ссоре, а потом все не являлся повод.

– Но теперь-то он явился, – улыбаясь, Дебора расправляла шуршащие складки платья и длинный шлейф принцессы. – Улыбнитесь же, наконец, леди Анна! Вам понадобится немного румян, а то что-то вы слишком бледны.

Она стала осторожно накладывать грим на скулы принцессы, а та, искоса глядя на нежное личико Деборы, подумала, что бы сказала баронесса, если бы знала, сколь серьезна причина ее бледности.

Между тем голову принцессы увенчали островерхим эннаном из такого же гранатово-красного бархата, с верхушки которого струились волны дымчатой серебристой вуали. Она была так длинна, что ее отбросили за плечи и немного присобрали, чтобы она не мешала принцессе при ходьбе.

В это время церемониймейстер возвестил о приходе епископа Йоркского. Анна глубоко присела и поцеловала перстень дядюшки. Епископ выразил свое восхищение племянницей, а затем сообщил, что к ее отплытию все готово и она может распорядиться перенести на корабль поклажу, которую пожелает взять с собой.

– Разве ты собираешься покинуть нас? – разочарованно спросила Дебора, когда они остались на несколько минут с глазу на глаз.

– Да, сегодня же после бала. Корабль будет ожидать меня на пристани близ Тауэра, и ты даже сможешь помахать мне платком из окна. Жаль, конечно, что ты не сможешь сопровождать меня в Гилд-холл.

– Увы, я сегодня необходима герцогине. Она всегда просит меня читать ей перед сном.

Когда они уже спускались по лестнице, баронесса обронила:

– Этот отъезд… Герцог Уорвик знает о нем?

– Нет, но я отправлю ему письмо перед самым отплытием. Лорд Стэнли будет ожидать меня на пристани и уже завтра поутру выедет к отцу.

Баронесса опечалилась.

– Жаль, что, едва появившись, ты тотчас покидаешь двор. По крайней мере, я буду скучать. Кроме того…

Она замялась.

– Мне передать что-нибудь леди Изабелле?

Мгновение Анна молчала. Они вступили в холл, где их окружила пышная и шумная толпа. На лице принцессы уже была маска учтивой любезности. Однако, садясь в карету, она негромко сказала Деборе:

– Передай сестре, я искренне сожалею, что мы с нею в ссоре…

В этот вечер закат над Лондоном был необычайно великолепен. Анна смотрела на пламенеющее небо, и ее сердце сжимала тоска. На пути двигавшегося к Гилдхоллу кортежа собралось немало народа, однако Анна уже заранее была настроена враждебно к горожанам – ей казалось, что всю эту толпу собрал безветренный тихий вечер и мягкая погода, а крики, приветствующие их кортеж, принадлежат тем, кому за это заплатили, и отнюдь не выражают истинной привязанности.

Карету немилосердно встряхивало на рытвинах и ухабах, и, хотя скамьи были завалены подушками и кожаными валиками, Анну и епископа то и дело бросало друг к другу.