Литмир - Электронная Библиотека

Благодаря успехам науки человечество обретает в борьбе с малярией новое надежное оружие.

«Третий бич»

По следам минувших эпидемий - pic07.png

Сыпной тиф — страшная болезнь, насчитывающая многовековую историю. Уже почти за пятьсот лет до нашей эры так называемая «афинская чума», опустошавшая города во время Пелопонесской войны, была, судя по дошедшим до нас описаниям, пестрой картиной нескольких болезней, включавшей и сыпной тиф (по-гречески «тифос» — затемнение сознания).

В качестве самостоятельной болезни выделять тиф стали сравнительно недавно, причем житейская практика в этом плане опередила медицинскую теорию. Итальянцы подметили, что одна из чумоподобных лихорадок отличается своеобразным течением и характеризуется сыпью. По народным наблюдениям, эта моровая болезнь протекала более благоприятно, без кровохарканья и бубонов, свойственных истинной чуме. Джироламо Фракасторо наблюдал эпидемию этой болезни в 1505 и в 1524–1530 годах, когда она во время военных действий унесла в могилы гораздо больше людей, чем их погибло от ран противника. В работе «О контагии и контагиозных болезнях» он дал точное описание сыпного тифа, отграничив его от других инфекций.

Бесконечные войны, ужасающее антисанитарное состояние большинства населенных мест, голод способствовали возникновению инфекционных эпидемий в XVI и XVII веках. Большинство врачей, заметив эту связь, считали, что именно нужда, скученность, неопрятность и дурной воздух являются непосредственной причиной заболеваний тифом.

О зловещей роли кровососущих насекомых — переносчиков сыпного и возвратного тифа — не догадывались достаточно долго. Напомним несколько имен ученых, открывших своими исследованиями новую эпоху в познании паразитарных тифов. Это прежде всего наши соотечественники — врачи городской больницы в Одессе прозектор Г. Н. Минх, впоследствии профессор Киевского университета, известный трудами по чуме и проказе, и ординатор О. О. Мочутковский, впоследствии профессор Клинического института для усовершенствования врачей в Петербурге. Сто лет назад опытами самозаражения они доказали циркуляцию возбудителей сыпного и возвратного тифов в крови больных. Высказанное ими предположение о том, что переносчиком этих болезней являются кровососущие насекомые, вызвало в то время ироническое отношение со стороны врачей.

Только в начале XX века роль кровососущих членистоногих в передаче возбудителей сыпного тифа научно обосновали Станислав Провачек и Говард Риккетс, погибшие от сыпняка. Шарль Николль своими экспериментами на обезьянах показал, что единственным путем передачи сыпного тифа является укус зараженной вши.

Однако необразованный народ более чем снисходительно относился к кровососущим насекомым. Каких только нелепостей и басен не рассказывалось об этих «домашних животных». Говорили, например, что вши «появляются от неприятности», «с досады». Существовало верование в каких-то «подкожных» вшей. Против этой несуществующей разновидности предлагались даже особые «рецепты»: «…А коли вошь подкожная, — берите гусиного сала, чистейшего, столовую ложку, чайную сулемы, три капли веских ртути, разотрите все это семь раз на блюдце и черепочком фаянсовым мажьте. Ежели деревянной ложкой или костью будете тереть, — ртуть пропадет; меди, серебра не допускайте, — вредно!» (М. Горький. «Детство»).

Насколько прочно вошли переносчики сыпного и возвратного тифа в обиход дореволюционной России, свидетельствуют даже названия населенных пунктов, например деревня «Вшивая спесь» в повести Н. В. Гоголя «Мертвые души», квартал Петербурга «Вшивая биржа» — на углу Невского и Владимирского проспектов, где на тротуаре работали холодные парикмахеры. Эти насекомые фигурировали во многих пословицах и поговорках: в них вши наравне с тараканами порой служили показателями достатка («Заведутся вши — дела хороши»), или, напротив, — символом бедности («В одном кармане — вошь на аркане, в другом — блоха на цепи»).

Народная «профилактика» и лечение заразных болезней, в том числе сыпного тифа, были построены в основном на обращении к святым. Поэтому столь прогрессивно звучат слова Петра I, приписываемые ему А. Толстым: «От богословия нас вши заели…»

Кое-где в деревнях принимали и другие «профилактические» меры. Об одной из них упоминает К. Федин в романе «Города и годы». По случаю тифа, занесенного из города, «…в селе посажена за прялку девушка лет двенадцати, прясть суровую нитку длиною в окружность села. Этой ниткой в полночь она обнесет Пичеур, чтобы оградить его от заразы. Пряха должна быть непременно целомудренной. Пока она прядет, к ней допускают одних старух. Иначе нитка не будет иметь силы».

Источником инфекции является больной человек. Насосавшись крови больного, платяная вошь (названная так потому, что поселяется в складках одежды) становится заразной для здоровых людей через 4–5 дней. Возбудитель тифа — мельчайшие микроорганизмы риккетсии — проникает в пищеварительный тракт вши с кровью больного и здесь размножаются. Когда в клетках, выстилающих изнутри стенки кишечника, скапливается множество риккетсий, клетки разрываются и риккетсии выделяются наружу. Они загрязняют тело и белье еще здорового человека, на котором паразитируют вши. Расчесывая от укуса тело, человек втирает в ранку испражнения вши вместе с риккетсиями. С момента циркуляции возбудителя в крови начинается инкубационный период болезни.

В редких случаях заражение риккетсиями Провачека может осуществиться через воздух. Такой случай, имевший место в действительности, описан в романе В. Каверина «Открытая книга». В одном из московских институтов заражали белых мышей для получения сыпнотифозной вакцины. «Все шло хорошо. Мыши лихорадили, кашляли, чихали — словом, вели себя именно так, как им полагается. Первые препараты были уже получены и испытаны с хорошим результатом». Но вот заболевает лаборант, приготовлявший вакцину, через несколько дней — швейцар-гардеробщик, не заходивший ни в лабораторию, ни в виварий, и, наконец, сотрудник иностранной миссии, интересовавшийся достижениями современной науки, который только прошел по коридору вдоль стены, за которой находился виварий. Стало ясно, что инфекция передалась через воздух.

У большинства людей заболеванию предшествуют разбитость, апатия, головная боль. Потом начинается острый период с высокой температурой, возбуждением, бредом и галлюцинациями. Для сыпного тифа типичен фантастический бред устрашающего характера, прекрасно переданный в рассказе В. Катаева «Сэр Генри и черт», снабженном подзаголовком «Сыпной тиф»: «…От жары и духоты у меня в ухе завелись крысы — целое вонючее крысиное гнездо. Маленькие крысята возились и царапались, а большие крысы тяжело и мягко лежали на дне гнезда. Это было отвратительно. Я изнемогал от жары. Сколько времени возились у меня в ухе крысы, я не знал. Много раз волшебные стекла загорались и меркли. Лампочка на потолке много раз наливалась каленой краснотой, сияла, гасла, и косматая папаха, висящая над моим изголовьем, продолжала цвести такой же черной громадной хризантемой, распространяющей запах козла! А крысы все копошились и копошились, и с каждым часом их становилось все больше и больше».

К. Паустовский, заразившийся сыпным тифом, как он думает, при пересадке на станции Самтреди в поезд, идущий на Поти, в очерке «Пламенная Колхида» воспроизвел содержание своей галлюцинации: «На полу около моей койки сидел красноармеец в мятой грязной шинели. У него на голове была облезлая папаха из искусственной мерлушки с пришитым наискось лоскутом выгоревшего на солнце кумача. Папаха была велика ему и наползала на землистые прозрачные уши… Морщась от боли, он разматывал заскорузлый от высохшей крови грязный бинт у себя на ноге… От ноги красноармейца шел тяжелый запах запущенной раны.

— Ты зачем снимаешь перевязку, земляк? — снова спросил я, но красноармеец опять не ответил и только показал мне глазами на стену рядом с собой.

24
{"b":"112728","o":1}