— А твой хозяин? Он тоже вор?
— Бешеный Ирландец? — Натан на мгновение застыл. — Нет, что ты! Он был политическим заключенным в начале сороковых, отсюда и его кличка. Он отбывал срок в Сиднее, мыл золото на берегах реки Тюрон, а потом купил землю в Баллабурне. Сейчас его угодья в десять раз превышают размеры поместья, конфискованного у него в Ирландии. Бешеный Ирландец обожает такие удивительные случайности Натан откусил кусочек бисквита и с задумчивым видом принялся его жевать.
— Но ты, кажется, спрашивала о моих манерах? Это целиком заслуга Бешеного Ирландца. Он разработал целый план. Затевать интриги — это, наверное, у него в крови. Я думаю, что он увидел во мне нечто такое, что ему понравилось. Пока он не взялся за меня, я был грубым и невоспитанным, как собака динго. — Поймав на себе восхищенный взгляд Лидии, Натан тихо добавил: — Но ему до сих пор не удалось сгладить острые углы.
Она улыбнулась, поняв, что таким образом он приносит извинение за утреннюю выходку.
— Боже мой, Лидия! Когда ты смотришь на меня так… —» Как будто обожаешь «, — мысленно добавил он. У Натана перехватило дыхание. Ему захотелось поскорее покончить с завтраком и овладеть Лидией.
Она опустила глаза. Но соски ее затвердели, будто Натан прикоснулся к ним, а ноющая боль между бедрами усилилась. Дрожащими пальцами она принялась чистить апельсин.
— Чему же научил тебя Бешеный. Ирландец?
— Он заставлял меня много читать. И писать. Обучил арифметике, чтобы вольные торговцы не могли обмануть меня. Научил разговаривать с аристократами, с женщиной, которая не является проституткой. Он даже учил меня танцевать, хотя у него ничего не вышло.
— Возможно, Бешеный Ирландец был неподходящим партнером?
— Я танцевал с тобой. Но тоже плохо. Лидия попыталась вспомнить.
— Бесполезно, — призналась она наконец. — Не могу вспомнить.
— Есть воспоминания, которые лучше оставить в прошлом, — сказал Натан, поднимая Лидию с места и заключая в свои объятия. — Кое-что лучше узнать заново. Напой какую-нибудь мелодию.
Она начала напевать вальс, по чистой случайности выбрав именно тот, под который они танцевали на балу у Ньюберри. Она и не подозревала, какой мощный поток воспоминаний нахлынул на Хантера, когда он начал кружить ее по каюте. Ему вспомнилось отделанное бусинками синее платье с почти неприлично глубоким декольте. В нем она его заворожила. Вот и сейчас Лидия была в одном из творений мадам Симон. Он был рад, что догадался забрать в салоне платья, которые она заказала. Это было рискованно, но зато теперь он может любоваться своей женой.
— Ты солгал мне. — Лидия перестала мурлыкать мелодию. Натан смутился. Он врал так часто, что не мог понять, за что именно его упрекают.
— Солгал?
— Ты танцуешь великолепно.
От неожиданности он сбился с такта, и она наступила ему на пальцы.
— По крайней мере танцевал до этого момента, — рассмеялась Лидия, и он крепко прижал ее к себе.
— У тебя такие губы, что их следует целовать подолгу и часто.
— Я очень, очень рада, что ты так думаешь, — сказала она, поднимая к нему лицо и буквально напрашиваясь на поцелуй. Когда он поцеловал ее, от него пахло кофе, медом и еще чем-то горьковато-сладким. Лидия решила, что назовет это» поцелуем на завтрак «, и улыбнулась, подумав о том, сколько завтраков и поцелуев ждет их впереди.
Поцелуй, возможно, перешел бы в нечто большее, но уединение влюбленных нарушил стук в дверь. Натан неохотно выпустил Лидию из объятий.
— Это, должно быть, миссис Уилсон, жена миссионера, с физиономией, похожей на томагавк. Наверное, хочет пригласить тебя совершить утренний моцион. — Сам того не желая, он обрадовался, заметив, что Лидия разочарована. — Извини, не знал, что ты намерена изнасиловать меня после завтрака. Я попросил бы миссис Уилсон подождать до обеда.
— А теперь придется подождать тебе, — заявила Лидия.
— Мне ли этого не знать, — печально сказал он, ощущая напряжение в паху.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ТИХООКЕАНСКАЯ ИНТЕРЛЮДИЯ
Глава 8
Много судов приходило сюда с тех пор, как на горизонте, там, где небо встречалось с океаном, появилось первое парусное судно, похожее на альбатроса. Белый человек приносил на острова Самоа — Тугуила, Уполу и Савайи — странные обычаи. Жители Самоа называли иноземцев папалаги. Слово это означало не только белого человека, но и все, что в корне отличалось от образа жизни самоа.
Сорок лет назад преподобный Джон Уильяме из Лондонского миссионерского общества преодолел расстояние в половину земного шара, чтобы принести христианство аборигенам. Его до сих пор чтят, а мысли, вложенные в его проповеди, давно стали неотъемлемой частью духовного наследия самоа.
Миссис Уилсон, физиономию которой Натан сравнил с томагавком, была особой серьезной, суровой, довольно мрачной и склонной к пуританизму. Ширококостная и угловатая, она была ростом на четыре дюйма выше своего супруга. Лидия ежедневно прогуливалась с ней по палубе либо сидела в каюте за вышиванием, в то время как миссис Уилсон читала вслух Библию. В этот момент Лидии стоило больших усилий сдерживать себя и не начать клевать носом. Но когда миссис Уилсон начинала рассказывать о жителях Самоа, девушка оживлялась.
Хью Уилсон, лысеющий кривоногий толстячок в очках, внешне был полной противоположностью своей супруге. Он не понимал островитян, так и оставшись папалаги, но был, бесконечно предан своему делу. У Лидии он не вызывал симпатии, и она его по возможности сторонилась.
После отплытия из Сан-Франциско» Эйвонлею» сопутствовали северо-восточные ветры. Благодаря вспомогательному паровому двигателю, которым было оборудовано парусное судно, оно без труда преодолевало безветренный штиль, когда паруса обвисали. Капитан предполагал на два дня задержаться на острове Уполу, бросив якорь в бухте Апиа. Стоянка прежде всего объяснялась торговыми интересами: «Эйвонлей» взял на острове груз бананов, копры, зеленых кокосовых орехов в качестве прохладительного безалкогольного напитка и какао. О другой причине стоянки члены экипажа лишь перешептывались, опасаясь быть услышанными мистером и миссис Уилсон. Речь шла о застенчивых и пугливых, бдительно охраняемых местными мужчинами островитянках, которых каждый матрос надеялся, если повезет, уломать и увести из-под носа зорких стражей. Натан не верил этим рассказам. Он думал, что женщины с острова Уполу научились не доверять папалаги, которые путешествуют на крыльях больших белых птиц.
Пока экипаж судна занимался своими делами, молодожены отправились прогуляться по острову. Внимание Натана, залюбовавшегося небольшим водопадом, срывающимся со склона холма, отвлекла совершенно иная прекрасная картина: Лидия, купающаяся в прозрачной, как хрусталь, голубой воде небольшого водоема. Водоем был укрыт от посторонних глаз густыми зарослями папоротников. Со всех сторон, кроме утеса, образованного вулканической породой, на котором сидел Натан, к самой воде подступал непроходимый лес. Природа раскрасила этот уголок изумрудной зеленью папоротников, бриллиантами прозрачной воды, рубинами и аметистами цветов, но всю эту россыпь сокровищ затмевала красота Лидии. Ее влажные волосы блестели, как полированное черное дерево, ее кожа цвета слоновой кости была безупречно чистой, а нежная улыбка так и звала его присоединиться к ней. За время их морского путешествия Лидия освободилась духовно.
Хантер встал и развязал цветастую лава-лава, повязанную вокруг талии. Юбка упала на камень. Оставшись в чем мать родила, Натан прыгнул в воду. Проплыв некоторое расстояние под водой, он вынырнул рядом с Лидией, скользнув влажной кожей по ее телу. Он почувствовал соблазнительные округлости ее грудей, плоский живот, гостеприимные бедра.
Руки Лидии обвились вокруг его шеи, в глазах читалось неприкрытое желание. Ее губы раскрылись. Он чувствовал ее нежное дыхание и легонько прикоснулся к ней губами. Но Лидия требовала большего, и Натан, желая поддразнить ее, нырнул под воду и отплыл в сторону.