От изумления мальчик открыл рот.

— Я хочу научиться этому фокусу, мистер Джейнуэй!

Грей украдкой посмотрел на Беркли. Она раскладывала перед Натом учебные пособия. Его ждала грифельная доска, карта Европы и «Рип Ван Винкль» Вашингтона Ирвинга.

— Как-нибудь в другой раз, — сказал Грей, пряча карты в карман. — Первым делом уроки.

Трудно было не посочувствовать, видя разочарование мальчика. Единственное, чем мог помочь ему Грей — это чуть оттянуть начало занятий.

— Что еще ты можешь рассказать о тех людях? — спросил он. — Ты уверен, что запомнил все?

Нат, нахмурив светлые брови, напустил на себя сосредоточенный вид.

— Надо хорошенько поразмыслить. Ради этого можно и уроки отменить, — серьезным тоном заявил он. — Трудно ждать от человека, что он запомнит названия столиц стран, где не бывал и куда вряд ли поедет.

Беркли посмотрела на Грея:

— Пожалуй, хватит расспросов. Я уже убедилась, что люди, которые ищут серьгу, не Торны.

— Я тоже, — признался Грей. — Но Нат не так подробно описал этих людей, чтобы можно было их опознать.

— Это ему не под силу. Он слишком молод, чтобы определить их возраст. Ты сам слышал, как он утверждает, будто тебе сорок один год. А Сэму, который на четверть века старше тебя, Нат дал сорок два.

Грей взял грифельную доску и подал ее мальчику.

— Сложи тридцать и двадцать пять, — велел он. — Получишь возраст Сэма. — Посмотрев на приунывшего Ната, он усмехнулся:

— С тобой все ясно. — Грей заметил, что Беркли удивленно смотрит на него. — Что случилось? Что я такого сделал?

— Ты знаешь свой возраст, — ответила она. — Откуда? Или ты назвал его наугад?

Грей откинулся на спинку кресла.

— Нет, не наугад. Мне тридцать лет. Я родился одиннадцатого мая 1820 года.

— Сэму пятьдесят пять лет, — вмешался Нат, показывая цифры, начертанные на доске. Но Беркли и Грей лишь безразлично кивнули, и он начал проверять свои выкладки.

— Грей, — тихо проговорила Беркли. — Ты что-то помнишь. — Поднявшись, она прикоснулась к виску Грея кончиками пальцев и внимательно вгляделась в его лицо. — Как ты себя чувствуешь? Голова не болит?

Нат положил доску на стол.

— Зато у меня болит, — сообщил он, с надеждой переводя взгляд с Беркли на Грея.

Ему удалось привлечь к себе внимание Беркли, но ненадолго.

— Уроки отменяются, Нат. Иди к Сэму, пусть даст тебе работу.

— Слушаюсь, мадам! — радостно воскликнул мальчик и с такой прытью вылетел из-за стола, что опрокинул кресло.

Беркли забралась Грею на колени, едва они остались одни.

— Ты хорошо себя чувствуешь?

Грей кивнул.

— Как это случилось? Откуда я узнал день своего рождения?

Беркли беспомощно пожала плечами, жалея о том, что не может привести убедительного объяснения случившемуся. Сумей она что-нибудь придумать, им обоим стало бы легче. Ее охватил страх. Что, если Грей вспомнит свое прошлое ценой забвения настоящего? Что, если он забудет последние пять лет своей жизни? Беркли со стыдом призналась себе, что больше всего боится, как бы Грей не забыл ее.

— Пожалуй, тебе не следует подстегивать свою память, — сказала она. — До сих пор из этого не получалось ничего хорошего.

— Ты права. Не вижу смысла торопить события. Глядишь, лет через пять я вдобавок к дате своего рождения припомню еще какую-нибудь мелочь.

— Это не мелочь, — возразила Беркли. — Если бы ты вспомнил кличку лошади, на которой впервые проехал верхом, или имя первой девушки, которую поцеловал, — вот это была бы мелочь.

Грей ответил, даже не успев разобраться в том, что хочет сказать:

— Барбара О'Дара.

— Что?

— Пони звали Барбара О'Дара. Кажется, мне было тогда четыре года. Во всяком случае, не больше пяти. Кто-то подсадил меня в седло и провел пони по паддоку, а потом мы проехали через сад до самого дома. — Мысленное видение внезапно исчезло. Грей не успел вспомнить, кто вел лошадь, что было вокруг и как выглядел дом. Но он почувствовал, что все это происходило в день его рождения. В этом не было сомнений.

Грей встряхнул головой, словно отгоняя наваждение. Взгляд его серо-голубых глаз вновь стал жестким и цепким.

— А твоя девушка? — спросила Беркли. — Та, с которой ты обменялся первым поцелуем.

— Моя мать, — лукаво ответил Грей, не замечая боли, которая вновь пронзила его голову.

— Я о другом.

— Не помню.

Беркли почувствовала, как сжимаются его пальцы, лежащие на ее талии.

— Опять заболела голова?

Грей кивнул.

— Не беда, пройдет. — Беркли хотела подняться с его колен, но он не выпустил ее. — Сиди. Расскажи, что ты собираешься написать Торнам.

Видя, что он не намерен распространяться о своем самочувствии, Беркли сказала:

— Я хочу сообщить капитану Торну, что нашла Грэма Денисона, и если ему нужны доказательства, он может приехать в Сан-Франциско. Я расскажу ему о твоей амнезии и о том, что ты мало чем можешь помочь…

— Никакой помощи, — перебил ее Грей. — Уж скорее надо объяснить, что я вообще ничем не могу быть ему полезен. Зачем внушать человеку несбыточные надежды?

— Хорошо. Я постараюсь растолковать ему это. Потом я напишу, что у меня нет доказательств того, что Грэм Денисон и есть Грейдон Торн. Я не сумела распознать это, когда держала тебя за руку. Впрочем, это и неудивительно, если учесть, что Грейдона разлучили с братьями в младенческом возрасте. Не зная о том, что Денисоны — твоя приемная семья, ты никак не мог навести меня на эту мысль. Взяв тебя за руку, я лишь почувствовала, что Грэм Денисон мертв, а Грейдон Тори никогда не существовал.

— И то и другое — не правда, — заметил Грей. Он запнулся, вникая в смысл слов Беркли, Как всегда, она давала слишком обтекаемые формулировки. — Но вместе с тем в каждом из этих утверждений есть крупица истины.

Беркли улыбнулась, воздавая должное его проницательности.

— Еще я сообщу капитану Торну, что если ему нужны еще какие-то сведения о рождении Грэма, пусть обращается к Денисонам.

— Только не это!

Гневный крик испугал Беркли, и она встревоженно посмотрела на Грея.

— Я лишь хотела предложить ему предпринять вторую попытку.

— Вторую попытку? Хочешь сказать, Торны уже расспрашивали Денисонов?

— Ну… да. Вполне естественно, что они начали поиски Грэма… то есть тебя, с Денисонов. — Беркли поднялась и внезапно смутившись, одернула на груди ткань зеленого платья. — Вряд ли я смогу помешать им, вновь обратиться к Денисонам.

— Ты должна отговорить их.

— Пожалуй… — Беркли бессильно уронила руки.

— Мне казалось, вчера вечером ты поняла: я не хочу, чтобы моя семья, если, конечно, Денисоны — моя семья, узнала о том, где я и кто такой. Насколько я понимаю, сложившаяся ситуация вполне устраивала их последние пять лет и у меня нет никаких причин что-либо менять.

Ладонь Беркли невольно метнулась к шее. Ее пальцы нащупали под воротником тонкую золотую цепочку и серьгу.

— Ты не смог опознать это украшение. И не в силах объяснить, каким образом фамильная драгоценность оказалась у тебя в руках. Об этом Торны узнают только от Денисонов.

— Стало быть, до сих пор Денисоны отказывались помочь?

— Нет, но я не знаю, какие вопросы задавали им Торны. Возможно, о серьге не было и речи. В сущности, я уверена в этом. Едва ли Декер Торн позволил бы кому-либо проведать о ее существовании. Вряд ли он пожелает, чтобы к нему являлись толпы самозванцев, выдающих себя за пропавшего брата. Серьга — единственная ниточка, связывающая Торнов с Грейдоном. Чем меньше людей знают о ней, тем лучше для Колина и Декера.

— А я не хочу, чтобы они и их не в меру любопытные супруги обращались с расспросами к Денисонам. И вообще я передумал. Не пиши Торнам.

— Неужели тебе не хочется узнать правду о себе самом? Ты так печешься о покое Денисонов, а ведь за пять лет они и палец о палец не ударили, чтобы найти тебя. А ты готов оттолкнуть Торнов, которые всю свою жизнь посвятили воссоединению семьи. Ведь ты вполне можешь оказаться их младшим братом.