— ли это доказательством, что он ее сын?

— Да. Да. Гедеон — ее сын.

— Значит, она не девственница.

— Проклятие, но она девственница!

Несколько проходивших мимо членов команды остановились и взглянули в сторону Ноя.

— Простите, мистер Маклеллан, — наклонился к

Ною один из Них, — но никто из нас не говорил ни о чем

Подобном.

Ной нахмурился:

— Я разговаривал не с вами! Я просто размышлял вслух.

— Ах, вот в чем дело. Но это плохой признак. — Обратившийся к нему мужчина ссутулился от пристального

— взгляда Ноя.

Разозлившись от того, что он действительно разговаривал вслух с самим собой, Ной стиснул зубы, чтобы такого больше не повторилось. На чем же он остановился? Ну да, он выкрикивал, что она девственница. В этот момент ему также вспомнилось, что она называла их женитьбу браком по расчету и не хотела иметь с ним физическую связь. Хитрая дрянь. Она вовсе не носила траур по покойному мужу, она просто защищала свои интересы.

— Но почему тогда она позволила мне любить ее про

— шлой ночью?

— Просто она думала, что ты в стельку пьян и ни о

— чем не догадаешься.

Ной осознавал, что это было правдой. Ее так удивило его возбуждение. Он тихо застонал, вспомнив, с каким наслаждением овладел ею. А сегодня утром, заливаясь от стыда румянцем, она застенчиво сказала, как хотела его вчера. Представляя все теперь в ином свете, Ной понял, что Джесси толкнуло отдаться ему отчаяние и безнадежность, а не страсть. Если бы он не заметил крови, Джесси продолжала бы держать его в неведении, и неизвестно, до каких пор.

— До сегодняшнего дня она сочиняла все очень складно, — мрачно подумал Ной. — Однако существовала точка пересечения линий правды и лжи. И этой точкой был Гедеон. Кто он?

— Спроси у Джесси.

— Не могу. Нет, я бы смог, но все равно она ничего не скажет. Она не доверяет мне.

— Это можно исправить.

— Она никак не решается рассказать правду.

— Ты должен завоевать ее доверие.

— Зачем? Я хочу просто придушить ее.

— Пустые разговоры.

Ной услышал, что невидимый собеседник рассмеялся над ним. Начиная тревожиться за свое психическое состояние, он прекратил этот мысленный диалог. Ной мог бы сейчас возвратиться в свою каюту и заставить Джесси во всем признаться, кое-что ему уже было известно, но что это дало бы? Ее обман и лживые поступки преследовали одну цель: быть рядом с Гедеоном. Но почему? Кем ей приходился этот малыш? Ной не сомневался, что у Гедеона не было близких родственников. Джесси могла бы солгать, что ребенок был ее родным братом или кузеном. Однако она продолжала играть роль безутешной вдовы даже после того, чак стала известна ее причастность к ограблению на почто вой дороге. Вероятно, для нее было очень важно, чтобы Ной считал ее матерью Гедеона.

О Боже! А что, если она была искренна, когда говорила, что ей необходимо скрываться? Может быть, она просто обыкновенная сумасшедшая? Скорее всего она действительно думает, что Гедеон ее сын. Не украла ли она его?

Ной не хотел дальше развивать последнюю мысль. Не мог он поверить и в безумие Джесси. Что бы она ни делала, все ее поступки были направлены на защиту Гедеона.

«Защиту». Почему он употребил это слово? Почему ребенок нуждался в ее защите?

Ной понимал, что по-прежнему у него больше вопросов, нежели ответов. Хотя кое-что было абсолютно ясно: Джесси не была душевнобольной, И если не считать эпизода с ограблением, то ее нельзя было назвать и преступницей. Она не была способна совершить что-то противоправное. Но это совсем не означало, что она всегда действовала в рамках закона. Ной мог бы побиться об заклад, что Джесси была вовлечена во что-то более серьезное, чем делала вид. Но если это действительно так, как же он сможет бросить ее? Ему было мучительно признавать тот факт, что теперь он нес за нее моральную ответственность. В конце концов это он привез ее сюда. Будь проклята эта лгунья! Из-за нее он оказался в таком идиотском положении. Чтобы защитить свое имя и карьеру, ему придется выполнять супружеские обязательства дольше, чем хотелось бы. Другого выхода у него не было. Развод настроил бы ее против него. Если бы он раскрыл ее замысловатую игру, Джесси обязательно отомстила бы.

Наконец он принял решение: он добьется ее доверия, лишь бы только узнать правду. Но сначала необходимо срочно написать письмо Дрю Гудфеллоу и выяснить все, что можно. На многое в состоянии была пролить свет Мэри Шоу. Ответа пришлось бы ждать, конечно, несколько месяцев, так как он не может отправить сейчас же своего письма, пока они не достигли берегов Виргинии. И все же Ною стало легче от этой мысли. Возможно, письмо от Дрю привело бы его мысли в порядок и подсказало, как нужно вести себя с Джесси. Она воспользовалась его именем, чтобы защитить себя и Гедеона, а это оскорбляло Ноя. Он не был ни великодушным, ни всепрощающим. Она должна была ответить за свой обман.

Даже в постели с ним она лгала. Преднамеренно назвав его Робертом, пыталась сохранить тайну о своей девственности. Из всего того, что она говорила или делала, именно эта пустяковая ложь причиняла самую острую боль.

Он обязан был завоевать ее доверие, чтобы узнать правду, но будь он проклят, если она снова заманит его в ловушку, не испытывая при этом угрызений совести.

Ной не возвращался в свою каюту до тех пор, пока Кэм не объявил, что ужин на столе. Он боялся, что не сможет сдержать себя в общении с Джесси. Написав письмо Дрю, Ной метался между противоположными желаниями — заживо содрать с нее кожу и… заняться с ней любовью. Ноя сильно беспокоило, что Джесси по-прежнему притягивала к его себе, несмотря на то что ему стало известно о корыстных целях, которые она преследовала с самого начала. Хотя сказать «притягивала» при оценке его чувств значило бы ничего не сказать. Она интриговала, вызывала сризическое влечение. Ной страстно желал ее. Весь день с утра до вечера эмоции боролись с его гордостью, принося мучение, обиду и злость попеременно. В конце концов Ною удалось подавить неприятные ощущения, потому что в противном случае он просто не смог бы находиться рядом с Джесси. Мысль о том, что предстояло встретиться с ней теперь, когда он почти разгадал некоторые секреты, о чем она еще и не догадьшалась, вызвала странное чувство удовлетворения, от которого он не собирался отказываться.

Ною пришлось некоторое время подождать в коридоре, прежде чем она открыла дверь на его стук. Как только молодая женщина шагнула в сторону, пропуская его внутрь, первое, что мелькнуло у Ноя в голове, так это то, что она не имела права быть столь красивой. На ней было темно-синее шелковое платье, подчеркивающее светло-серые глаза и придающее им оттенок светлого сапфира. Красивые шелковистые волосы она перевязала на затылке темной лентой, и лишь несколько золотых прядей свисало на лоб и виски, закручиваясь возле изящных ушей. Волосы обрамляли ее лицо, словно блестящая позолоченная оправа.

Он бросил взгляд на ее нежные, трепетные губы, расплывшиеся в приветливой улыбке. «Господи, помоги мне!» — взмолился Ной. Ему так захотелось поцеловать эти губы.

Еще миг, и он поддался своему желанию.

Целуя, он словно пил ее мелкими глотками, пробуя на вкус. Она тихо вздыхала, как будто просила не останавливаться на этом. С каждой минутой поцелуй становился все более страстным, между их языками уже завязалось восхитительное сражение. Ной почувствовал, как сначала воспламенилось тело Джесси, а потом огонь разгорелся и у него внутри.

Обняв ее за талию, Ной выпрямился, поэтому она вынуждена была привстать на носочки, прижимаясь к нему и крепко держась за его рубашку, чтобы поцелуй не прерывался.

Ощущая возбужденное тело Джесси, Ной осторожно опустил ее на кровать. Глаза ее, большие и настороженные, напоминали глаза испуганного молодого оленя. В них отражались бледные краски весеннего дождя. В течение короткого времени Джесси держала ладони на его груди, но потом, будто очнувшись, вздрогнула, когда Ной опустился ниже ее талии