— Разве плохо так радоваться? — переспросила она. — Мама считает иначе.

— Значит, твоя мать — мудрая женщина.

— Странно… — еле слышно произнесла Мишель, обращаясь скорее к себе, чем к Этану. — Кое-кто считает мою мать шлюхой.

Этан решил, что на такое признание необходимо ответить.

— Я часто встречался со шлюхами, — наконец произнес он. — И если они радовались любви, то еще больше радовались моим деньгам.

— Нет, моя мать никогда не говорила о деньгах, ее влекла только любовь. И от любви она теряла голову. — В голосе Мишель прозвучала горькая нотка. — Нет, со мной такого не случится. Этого я не допущу.

Этану показалось, что Мишель пытается убедить саму себя. Это значило, что в глубине души она опасалась и предчувствовала нечто подобное. Мэри-Мишель Деннехи боялась повторить путь своей матери. Этан пригладил ее волосы, которые вновь приподнялись от его дыхания.

— Да, этого ты не допустишь, — тихо повторил он.

— Я люблю маму.

— Угу.

— Но не могу одобрить то, что она сделала для него.

— Для него?

— Для моего отца.

Этан промолчал, опустив руку ей на плечо. Он ласкал его нежно, успокаивающе. Через несколько минут Мишель заснула. Следом за ней заснул Этан.

Он дразнил ее и тут же обжигал губы поцелуями. Она игриво отталкивала его и немедленно притягивала к себе. Их тела двигались в едином ритме. Он достиг вершины наслаждения первым, а вскоре и она задрожала от блаженства в его объятиях.

Они снова заснули.

Они проснулись, когда уже начало рассветать. Сквозь клетчатые шторы на пол комнаты ложились полосы света. Печка остыла. Они снова занимались любовью.

Сонно моргая, Мишель огляделась.

— Как же это…

— Не знаю.

— Но ощущение…

— Прекрасное. И ты…

— Хочешь?

— Да.

— Да, — повторила она.

Она прервала губами его стон. Он прижался к ее бедрам. Они не переставали говорить полуфразами, подхватывая незаконченные мысли друг друга, не задумываясь ни на минуту. Казалось, Этан точно знал, к какому местечку ее тела надо прикоснуться, чтобы вызвать прилив ощущений. Мишель безошибочно угадывала, как ласкать его, усиливая желание.

Неужели она и вправду настолько нежна, удивлялся он. Неужели он действительно так тверд, думала она. Ее томил избыток желания. Он жаждал и заполнял ее собой. Они разметались на постели, собирая в клубок простыни. Никто из них даже не заметил, что одеяло упало на пол. Им было жарко в холодной комнате. Они смеялись и болтали.

Проснувшись во второй раз, они обнаружили, что солнце лишь начинает взбираться к зениту. Ничего не объясняя, Этан спрыгнул с постели, натянул джинсы и вышел из комнаты. Его возвращение возвестил грохот ванны, которую Этан тащил по коридору. Кто-то из соседней комнаты потребовал прекратить шум. Мишель усмехнулась, когда Этан возник на пороге.

Она приложила палец к губам, слегка припухшим от поцелуев.

— Воскресное утро, — напомнила она. Этан улыбнулся и отправился за ведрами с водой и чайником.

Когда он ушел, Мишель завернулась в одеяло и уселась в кресло у окна, отдернув шторы. На окнах за ночь распустились причудливые ледяные узоры. Мишель подышала на них, наблюдая, как они тают от теплого дыхания. Расчистив одну створку окна, она вытерла запотевшее стекло ладонью и выглянула на улицу. Солнце уже сияло во всю силу, но оказалось, что ночью снова шел снег. На столбах ограды появились пухлые белые снеговые шапки. Снег ровным, нетронутым слоем лежал на крышах домов и веранд, заполнял кривую улицу, и теперь она выглядела гладкой, как расстеленная парусина. Висящие над окном сосульки отбрасывали крошечные радуги на подоконник.

— Ванна ждет, — объявил Этан. Мишель не шевельнулась. Этан подошел к окну и наклонился. Мишель снова заснула, сидя в кресле. — Мишель! — тихо позвал он. — Вот соня!

— Что? — дремотно отозвалась Мишель.

Этан поцеловал ее в краешек рта — легкий, мимолетный поцелуй, еле ощутимое прикосновение к губам. Выпрямившись, Этан улыбнулся.

— Ванна ждет, — снова повторил он. — Или мне помыться первым? — Этан рассмеялся, увидев, как поспешно вскочила Мишель, предъявляя свои права на свежую и горячую воду. — Похоже, не стоит. — Этан упал на постель, наблюдая, как Мишель пробует воду. — Горячо?

— Нет, чудесно.

— Может, воды слишком много?

— Нет.

Этан улыбнулся:

— Я имел в виду, для меня там слишком много воды, Тебя совсем не будет видно.

Мишель плеснула в него водой, но брызги попали на пол.

— Пока я моюсь, — заметил Этан, — ты могла бы позаботиться о завтраке.

— Ты хочешь сказать — позавтракать?

— Я хочу сказать — принести завтрак сюда. Скажем, яйца — не меньше двух. Оладьи, если Лотти успела испечь их. Но если их пекла Китти, лучше не надо. Сойдут и пирожки — те, что ты стряпала вчера. И кофейник горячего кофе. Да, и не забудь про бекон.

— Вряд ли я дотащу все это.

— Тебе надо бы придумать другое оправдание. Я же видел, как ты тащила три кувшина пива и поднос со стаканами.

Мишель тяжело вздохнула.

— Ладно уж, — с притворной неохотой согласилась она. — Но только потому, что ты пустил меня помыться первой.

— Я запомню это.

— И очень мудро сделаешь, — подхватила Мишель. Этан взбил обе подушки и подложил их под спину, чтобы сесть повыше к спинке кровати.

— Знаешь, ты так ничего и не объяснила мне, — с небрежным интересом заметил он. — Ты говорила, что отказалась от попыток водить меня за нос, но так и не призналась, что вызвало события прошлой ночи.

— В самом деле? — Мишель нахмурилась, стараясь припомнить, что говорила Этану. Она рассеянно водила мылом по руке. — Мне казалось, я упоминала о денверских газетах.

— Да, упоминала. Но мне это ничего не объяснило.

— Но ведь именно ты дал их мне!

— Ну и что? Я сам тоже читал эти газеты. В них не было ничего нового — ни для меня, ни для тебя.

Мишель склонила голову набок.

— Нет, было.

— Только в одном я чертовски уверен — в том, что не понимаю тебя.

— Признаюсь, и я сначала смутилась. — Мишель понизила голос, хотя вряд ли кто-то мог подслушивать ее под дверью комнаты. — Мне казалось, ты принес мне газеты тем самым давая понять, что скоро я смогу бежать.

— Это ты говорила вчера ночью. И добавила, что я предал тебя.

— Тем, что остановил. Да, такое предательство оскорбило меня. Мне казалось, ты ясно намекаешь на побег, как только я буду готова. Вместо этого я обнаружила у дверей салуна Хэппи, ждущего первой возможности схватить меня. Ты знал, что он стоит там. Конечно, я сочла, что ты меня предал.

Этан по-прежнему ничего не понимал. Он потер горбинку носа большим и указательным пальцами и задумался.

— Затем я поняла, что ты вовсе не подавал мне сигнал к бегству, что твоя весть была совсем иной. Ты просто хотел, чтобы я тебе поверила. И я поверила. Да, да, поверила! И подтверждением стала прошлая ночь. Я никогда не позволила бы тебе прикоснуться ко мне, если бы ты не показал мне денверские газеты.

— Снова газеты! — Этан вздохнул. — Что ты там вычитала, о чем не знаю я?

Неглубокая складка появилась между бровями Мишель, пухлые губы серьезно сжались.

— Ничего. Только статьи про ограбление.

— И что же? — настаивал Этан. — Там должно было, быть что-то другое.

— Я поняла, что ты не убивал Дрю Бомона.

— Что? — Этан с запозданием понял, что почти вы крикнул это слово. Мишель погрузилась глубже в ванну, приподняла голову и в удивлении широко открыла глаза. — Что? — повторил Этан чуть мягче. — Почему ты так говоришь? Ты же видела это собственными глазами.

— Я помню, что видела, — ответила Мишель. — Но не верю своим глазам — из-за прочитанного.

— Во всех статьях упоминается только, что Дрю стал жертвой грабителей.

— Зная Дрю, я могу лишь догадываться, какое извращенное удовольствие он испытывает.

— О чем ты говоришь?

— Эти статьи писал Дрю.