Сенатор, который в Риме с большим трудом и только по интригам прекрасной куртизанки получил командование небольшой провинцией и который высадился в Азии с незначительной, поспешно набранной армией, теперь на Востоке к концу шести лет и с несколькими легионами сделался соперником Александра Великого. Отважный, неутомимый, самоуверенный, не знающий колебаний, постоянно следующий своим мечтам, как будто бы сенат вовсе не существовал, он не отступал ни перед каким препятствием, ни перед неизмеримыми равнинами, ни перед покрытыми снегом горами, ни перед армиями, в пять раз превышавшими его собственную, ни перед неприступными крепостями. Он постоянно шел вперед, двигаясь после каждого успеха к новому, более отдаленному предприятию, как бы не будучи в состоянии видеть последний предел своего честолюбия. Повсюду он разграблял великие сокровища, наслаждался ролью великого покровителя эллинизма, по-своему выказывая капризные выходки великодушия, беспримерного в военной истории Рима.

В то время как суеверные восточные народы почитали его почти как воплощение божества, Италия не должна ли была по крайней мере удивляться ему, как создателю новой, так долго желанной политики? К несчастью, Италию начинал волновать тот социальный и экономический кризис, которому суждено было глубоко возмутить общественное мнение и изменить суждения о людях и событиях. В Италию приливало золото и серебро. К сокровищам, уже собранным предшествующими поколениями, присоединялись новые сокровища, приобретенные силой оружия или уже ранее собранных денег: капиталы, присланные Марком Лукуллом после разрушения фракийских деревень и греческих городов на Черном море; капиталы, присланные его братом Луцием; проценты с капиталов, отданных в рост или пущенных в оборот в разных частях империи; личная добыча, которую приносили по возвращении с войны солдаты и офицеры; подати, платимые государству. Республика имела тогда годовой бюджет в 50 миллионов драхм,[434] который соответствовал (если предположить между золотом и серебром отношение 15 к 1, какое мы имели в Европе до последнего понижения стоимости серебра) сумме от 38 до 39 миллионов франков, большая часть которой поступила из провинций.[435] Но нужда в деньгах росла еще быстрее. Деньги требовались, и притом все в большем количестве, для покупки по всей империи хлеба, нужного для пропитания Рима. Деньги требовались для ведения войн, для жалованья и содержания армий в Испании, Македонии, нарбонской Галлии. Деньги нужны были для того, чтобы давать их в долг частным лицам, городам и иностранным государям. Нужны были деньги для удовлетворения возраставшего и повсюду распространявшегося вкуса к роскоши.

Наконец, нужны были деньги, и большие, для спекуляций, безумие которых делалось заразительным и которые теперь поглощали всю Италию. В немного лет ход дел, начавшийся вместе с восстановлением порядка, приобрел головокружительную быстроту.

Мужчины и женщины, знатные и плебеи, богатые капиталисты и собственники из мелких городов, скромные торговцы, ремесленники, вольноотпущенники, все охваченные лихорадкой горячих и обманчивых надежд, оспаривали друг у друга италийские земли, продавая и покупая их в мании быстрых и постоянных аграрных спекуляций. Эти спекуляции были результатом трех главных фактов: закона Спурия Тория, обратившего большую часть территории в частную собственность и увеличившего простанство покупаемой и продаваемой земли; торгового духа, возросшего за полтора столетия, и, наконец, права гражданства, предоставившего всем италикам права римских граждан.

С этих пор все италики, нуждаясь только в присутствии при этом семи римских граждан, могли посредством mancipatio покупать и продавать италийские земли и даже производить эту продажу издалека, покупая на меру, подобно хлебу, не определенное имение с определенными границами, но столько-то югеров в такой-то области.[436] Много людей быстро покупали и продавали земли (подобно тому, как теперь это происходит в Австралии), спекулируя на повышении и понижении цен. Другие покупали рабов, способных сделаться хорошими земледельцами, и сажали виноградные лозы, оливковые и плодовые деревья, чтобы конкурировать с Востоком. Но так как большинство не обладало достаточными капиталами и так как греческий институт ипотек,[437] только что введенный, сделал кредитные операции более легкими, то не преминули злоупотреблять ими. Купивший поле закладывал его, чтобы купить рабов и насадить виноградник. Владевший землей в городе отдавал ее под заклад, чтобы иметь возможность выстроить дом. Иные закладывали свои земли, чтобы давать деньги в рост в провинциях, в Азии или в Африке, частным лицам, городам и владетельным князьям, надеясь, что такое помещение денег принесет им большую выгоду.[438] Не заботились о том, что деньги, таким путем добытые, стоят слишком дорого. Сделав легкомысленно первый заем для улучшения культур, постройки дома, роскошной жизни, скоро заключали новые займы для того, чтобы платить очень высокие проценты по первому займу, и запутывались все более и более. В постоянной надежде когда-нибудь расплатиться рисковали, напротив, все потерять.[439] Масса людей в Италии оказалась в этом затруднительном полжении.[440]

Наоборот, тот, кто имел капиталы и умел хорошо ими распоряжаться, действительно обогащался. Никто, однако, не обогащался быстрее Красса, с неутомимым упорством работавшего над увеличением своего состояния и своего могущества. Он не покупал, как делали многие безрассудные люди, земель по высокой цене в надежде, что она еще повысится, а, напротив, спекулировал на самих безрассудных спекулянтах, нуждавшихся в деньгах^ Он приобрел на Востоке большое число рабов, старательно выбирая умелых строителей, инженеров, архитекторов, каменщиков; он открыл у себя род школы для обучения молодых рабов строительному искусству, а затем отдавал их внаймы мелким домостроителям, слишком бедным для покупки таких ценных рабов. Частые пожары в Риме, где было много деревянных домов и где эдилы не заботились об организации пожарных команд, дали ему мысль к другой, очень остроумной спекуляции: он из своих рабов образовал отряды пожарных и построил каланчи во всех кварталах Рима. Как только показывался пожар, с каланчи давали знать пожарной команде, последняя приезжала, сопровождаемая поверенным Красса, покупавшим почти за бесценок горевший дом, а часто и соседние дома, которым угрожал огонь; по окончании сделки тушили огонь и снова строили дом. Таким способом с небольшими издержками он приобрел много домов и сделался в Риме одни из наиболее крупных домовладельцев.[441] Один из первых римских богачей, если не самый первый, этот великий делатель миллионов по мере роста нужды в деньгах властвовал в Риме, в сенате, в комициях, во главе своих казначеев, управляющих, секретарей, с помощью своих приходо-расходных книг, где фигурировали имена фермеров, купцов, строителей, которым он отдавал внаем своих рабов; бесчисленных съемщиков его домов; сенаторов, занимавших у него деньги.

Возрастающий недостаток в деньгах вызвал кризис, отразившийся и на политике. Народное движение делалось более сильным и из политического превращалось в социальное. Так всегда бывает в демократиях, где немногие лица богаты, а масса живет в нужде. Никто более не занимался дальнейшим развитием демократических и конституционных реформ, начатых в 70 г.; вопрос, волновавший в течение десяти лет всю Италию, более не занимал слишком капризное общественное мнение; народная партия, казалось, снова погружалась в дезорганизацию и прежнюю слабость, не имея ни программы, ни вождей.