Сегодня после завтрака Ван Лун решил провести еще один эксперимент с радиоустановкой астроплана, которая помещается в навигаторской рубке. Он попросил меня взять запаснон радиоприемник (такой же, как в радиоустановке) и расположиться с ним у самой задней стенки общей каюты. Я должна была внимательно слушать передачу Ван Луна и отмечать изменения слышимости. А он будет постепенно уменьшать мощность передатчика, с тем чтобы установить, при какой степени такого уменьшения я перестану слышать передачу на этом маленьком расстоянии. Путем каких-то сложных и мало понятных мне вычислений Ван Лун потом установит, как далеко могут распространяться сигналы нашего передатчика в межпланетном пространстве при полной мощности, пока их не заглушит космическое излучение.
Мы достали запасной приемник на складе, и я устроилась с ним в конце общей каюты. Ван Лун отправился в навигаторскую рубку к передатчику, а я как можно точнее настроила приемник на его волну — ту самую, кстати, на которой работала всегда и Земля, посылая нам свои сигналы.
Сначала я хорошо слышала голос Ван Луна, хотя даже и на таком ничтожном расстоянии в наушниках сильно трещало. Потом Ван Лун начал уменьшать мощность передатчика. И сразу его голос стал ослабевать: он тонул в треске разрядов. Я аккуратно отмечала по секундомеру, как ослабевала слышимость. Бот голос Ван Луна уже едва-едва доносится до меня, я с трудом могу разобрать лишь отдельные слова. Наверно, дальше нет смысла слушать…
Все же я еще раз подправила верньеры настройки и решила слушать до тех пор, пока голос Ван Луна не исчезнет окончательно. А он терпеливо подавал сигналы, повторяя одни и те же слова, которые чуть слышно звучали в моих наушниках:
— Алло… алло… говорит… «Венера-1»… слушайте… алло… алло… говорят… «Венера-1»… слушайте…
Этот голос то совершенно исчезал, то, совсем слабый, возникал снова, будто с трудом пробиваясь сквозь треск космического излучения.
— Алло… алло… слушайте, слушайте… слушайте нас, «Венера-1»… слушайте, слушайте… «Венера-1», говорит Земля… Слушайте, слушайте нас…
Что за странные шутки? Почему это Ван Лун вдруг заговорил от имени Земли? И почему его голос начал звучать по-иному? Да, да, голос очень изменился, это хорошо заметно даже в грохоте разрядов.
— Слушайте, слушайте, «Венера-1», говорит Земля… Говорит Земля!.. Алло, Земля вызывает «Венеру-1»!..
Ой, может быть я сошла с ума? Может быть, это снова какое-то воздействие космического излучения, ведь я не в тени, не под прикрытием свинцовых листов. Но ведь это не голос Ван Луна, это совсем другой голос! Неужели… неужели это Земля?
— Галя, милая, что с вами? Вы вдруг так побледнели. Что произошло?
Ко мне подошел встревоженный Николай Петрович. От волнения у меня словно язык отнялся, я ничего не могла ответить. Я молча подала ему вторую пару наушников от приемника. Николай Петрович посмотрел на меня с удивлением и даже опаской (наверно, он и вправду подумал, что мне нехорошо от космического излучения!), но взял наушники и надел их. Прислушался. Теперь уже я смотрела на него со страхом: а что если мне действительно только почудился голос Земли? Что если и вправду это результат какого-то нервного расстройства из-за космического излучения?..
Но вот напряженное лицо Николая Петровича дрогнуло. Обеими руками он плотнее прижал к голове наушники. Он жадно слушал. Значит, мне не почудилось, что я слышала Землю?.. Ну конечно, нет! Вот и сейчас я слышу:
— Слушайте, слушайте нас, «Венера-1»! Говорит Земля, говорит Земля! Слушайте нас, слушайте! Очень беспокоимся о вас. После обрыва радиосвязи некоторое время держали вас в поле зрения радиолокаторов. Слушайте нас, «Венера-1»! Затем отказали и радиолокаторы. Попытки отыскать вас при помощи мощных телескопов не дали результата. Слушайте нас, «Венера-1»! Сообщите о вашем состоянии, положении, курсе. Говорит круглосуточный мощный передатчик «Земля»! Слышите ли нас, «Венера-1»?.. Отправляйте почтовую ракету на Землю. Слушайте, слушайте нас, «Венера-1»! Говорит Земля, говорит Земля! Слушайте, слушайте! Очень беспокоимся о вас…
Передатчик Земли повторял все время одно и то же сообщение. Ведь там, на Родине, не знали, услышали ли мы его. И диктор повторял и повторял без конца те же слова призыва к нам. Заботливая, родная Советская страна не забывала о нас! А мы с Николаем Петровичем не отрывались от наушников и слушали, слушали, как зачарованные, милый голос Земли. Сейчас нам бьиго все равно, что именно он говорил, важно было слышать далекую и в то же время такую близкую сердцу Землю!..
— Что слушаете? Понять нельзя! Давно уже выключил передатчик, напомню, — удивленно сказал Ван Лун, появляясь в каюте и подходя к нам.
Вместо ответа Николай Петрович снял наушники и протянул Ван Луну. Тот недоверчиво взял их, надел н… я никогда еще не видела Ван Луна таким изумленным и обрадованным. Он открыл рот — и снова закрыл его, судорожно глотнул и застыл, услышав голос Земли. Его рука схватила мое плечо и стиснула его.
— Ой, товарищ Ван Лун, мне больно!
Ван Лун не слышал меня. А Николай Петрович уже распоряжался:
— Вадим, Ван Лун, готовьте письма и материалы! Я соберу сейчас мои записи и напишу краткий доклад. Сегодня будем отправлять почтовую ракету!
Рындин вышел из навигаторской рубки с толстым пакетом: ведь записи и донесения на Землю давно уже были готовы. И тут я решилась на то, что собиралась сделать уже несколько дней.
— Николай Петрович, — обратилась я к нему, — позвольте мне…
— Что именно, Галя?
— Отправить письмо… маленькое… мне очень хочется успокоить маму…
Ласковая улыбка осветила лицо Николая Петровича.
— А я-то уже дивился: и чего никто не говорит о письме домой? Начал даже думать, что вы забыли о маме.
— Ой, Николай Петрович, что вы говорите! Значит, можно? Я сейчас! Сейчас!
Конечно, мое письмо тоже было давно готово.
— Ну, все? Можете идти отправлять ракету, — распорядился Николай Петрович.
Ван Лун, Сокол и я прошли к склад, где лежала почтовая ракета. Это была блестящая металлическая сигара, сделанная из того же супертитана, что и весь наш астроплан. Да она и по виду очень походила на него: такая же длинная, вытянутая, остроносая, с маленькими крылышками в хвостовой части корпуса. Дополнительных двигателей на крылышках не было. Ракета снабжена только одним — центральным — двигателем с отверстием на хвосте. Почти всю внутренность ракеты заполнял атомит, и для багажа оставалось совсем маленькое местечко, своеобразный почтовый ящик в форме полого цилиндра, который закрывался толстой металлической пробкой с винтовой нарезкой.
Рукописи, свернутые в трубку, и катушки фотопленки вместе с нашими письмами были опущены в цилиндр, заложены круглыми пыжами-прокладками, и Вадим Сергеевич осторожными движениями стал завинчивать металлическую пробку. Ввернутая до отказа, она как бы слилась с корпусом ракеты, и найти ее я могла только по двум крохотным углублениям, в которые вставлялся ключ-скоба.
Ван Лун нажал кнопку управления подъемником, на котором лежала почтовая ракета, — и металлическая платформа с нею начала медленно подниматься вверх через большой люк, открывшийся над ней в потолке склада. Затем люк снова закрылся, и мы поспешили обратно, в центральную каюту.
Здесь Сокол и Рындин быстро надели скафандры и отправились наружу, как обычно через шлюзовые люки.
А еще через несколько минут мы с Ван Луном почувствовали едва заметный толчок: почтовая ракета оторвалась от астроплана и отправилась на Землю…
Зеркало перископа у нас уже было повернуто туда, куда должен был лететь космический почтальон. И мы с Ван Луном увидели огненное облачко, которое быстро удалялось от нас: это работал двигатель ракеты, уносившейся к Земле. Всего несколько секунд — и облачко исчезло, растаяло. Все! И только голос диктора Земли в наушниках все еще напоминал нам о необычайном происшествии. Иногда этот голос почти пропадал, иногда его было слышно лучше. Мы слушали все те же слова и радостно поглядывали друг на друга: Родина помнит и заботится о нас, ее посланцах в межпланетном пространстве!..
