Астроплан снова содрогнулся. Это был еще один удар, не такой сильный, как первый, но все же ощутимый. Второй удар будто послужил сигналом: по металлической оболочке астроплана забарабанил град мелких отрывистых ударов. Все они шли с одной стороны — слева и сверху.

Метеорит был не один!..

Стыдно было сознаться, но Галя Рыжко ощутила неприятную слабость в ногах. Она в замешательстве закусила губу и посмотрела в сторону Ван Луна и Сокола. Они были уже в скафандрах и надевали шлемы. Скорее, скорее!

— Галя, вам не надо помочь? — услышала она глухой голос Сокола.

— Нет, нет, я сама справлюсь, — крикнула она в ответ.

Как странно: стоит человеку, как бы он ни растерялся, начать что-нибудь делать, и сразу он приходит в себя! Галя Рыжко быстро влезла в скафандр. Пальцы в плотных перчатках делали сначала какие-то неуклюжие движения, но все же без особых затруднений отстегнули пряжки ремней, прикреплявших скафандр к нише. Теперь — шлем! Галя опустила на голову прозрачный, закругленный сверху цилиндр, который сам плотно лег своим основанием на наплечное изогнутое кольцо. Девушка изнутри защелкнула замки. Защелкнувшиеся замки сами привели в действие воздушный аппарат. Потом надо было только повернуть изнутри вот эту рукоятку, как учил ее Ван Лун, отрегулировать приток воздуха. Есть! В цилиндр шлема начал поступать кислород из резервуаров на спине скафандра, заряженных оксилитом. Так называлось чудесное химическое вещество, разработанное в Индийском институте подводных исследований. Оно погло щало из воздуха в шлеме углекислоту и вредные продукты дыхания человека и вместо них подавало свежий кислород.

Сквозь прочное и идеально прозрачное органическое стекло шлема-цилиндра было хорошо видно, как Ван Лун подошел к панели управления воздушными приборами и выключил их один за другим. С удивлением Галя услышала его спокойный голос; он казался сейчас даже более четким, чем минуту назад. Разве шлем пропускает звуки?.. Ван Лун говорил как бы про себя:

— Зачем зря тратить воздух? Все равно его высасывает из каюты! Давление очень-очень упало.

Галя подошла к барометру-анероиду, прикрепленному к стене. Его маленькая вздрагивающая стрелка, показывающая давление воздуха в каюте, медленно передвигалась влево… Она уже давно оставила позади красную черту с цифрой 760 и сейчас подходила к 740. Вот уже 739… 736… 735… 734… 720. В каюте все время уменьшалось давление воздуха! Он выходил в пространство сквозь пробоину в корпусе астроплана.

Скафандр Гали Рыжко немного раздулся изнутри, его рукава и шаровары напоминали огромные сосиски, перехваченные металлическими кольцами, которые не. давали ткани чрезмерно растягиваться. Так же раздулись и скафандры Сокола и Ван Луна. Галя понимала: это оттого, что внутри скафандра давление воздуха оставалось нормальным, а снаружи падало. С опасением Галя пощупала пальцами в перчатках материал, из которого был сделан скафандр: а вдруг он не выдержит, лопнет, что тогда?

Но тут снова послышался голос Ван Луна:

— Очень рекомендую включить электрические грелки. В каюте стало холодно. Галя, помните, как включать электрогрелку?

— Да, да, помню, спасибо!

— Все же напоминаю: напротив подбородка у основания шлема есть маленькая рукоятка. Поворачивать надо направо. Не быстро. Лучше медленно. Не так, как ехать на цератозавре, да? Включайте сейчас же, чтобы не замерзнуть.

Действительно, ртутный столбик термометра опускался все ниже и ниже. Девушка повернула рукоятку электрогрелки. Приятное тепло начало разливаться внутри скафандра.

— Где пробоина? Нашли?

На голос академика откликнулся Сокол:

— Ищем, Николай Петрович. Я — в левом отсеке.

Сокола поддержал Ван Лун:

— Я — в правом. Сейчас найдем.

Галя оглянулась. Ни Сокола, ни Ван Луна не было в каюте. «Может быть, Ван Луну или Соколу нужна моя помощь?» Быстро перебирая руками стойки и кожаные петли, Галя двинулась к двери.

— Останьтесь! — услышала она приказ Рындина. — Там и без вас справятся. Наблюдайте за приборами. Что с давлением? Какая температура?

Галя вернулась обратно. Маленькая стрелка анероида неуклонно двигалась влево.

— Шестьсот двадцать три, Николай Петрович… Нет, уже шестьсот… пятьсот восемьдесят…

— Температура?

— Минус двадцать восемь… двадцать девять… Тридцать!

— А вы спокойнее, девушка. Не волнуйтесь.

— Слушаю, Николай Петрович, — прошептала Галя, не сводя глаз со стрелки, которая, вздрагивая, продолжала ползти налево.

Быть может, Рындин прав — чего уж тут волноваться: еще несколько минут, и в каюте, где только что шла живая беседа, не останется даже глотка воздуха… а потом…

— Ну что же вы молчите, Галя? — спрашивал Рындин. — Возьмите себя в руки!

— Хорошо, Николай Петрович, — стараясь говорить увереннее, ответила Галя. — Давление — четыреста десять… восемь… семь. Температура минус тридцать три.

Этот невеселый разговор звучал и в ушах Сокола. Пробираясь по темному коридору, он лихорадочно искал пробоину. Яркий луч электрического прожектора, висевшего на груди Вадима, прощупывал каждый сантиметр корпуса астроплана.

— Как у вас, Ван Лун? Нашли? — спросил он негромко, но его перебил резиий вопрос Рындина:

— Как вы там, Галя? Держитесь? Что нового?

— Триста шестьдесят, Николай Петрович, — говорила Галя. — Ничего, держусь… триста сорок пять… Температура…

Baн Лун, стиснув зубы, обшаривал ярким лучом прожектора металлические листы обшивки. Вот здесь, палево, находится центральная каюта. Дальше — навигаторская рубка. Там ждет от него известий Рындин. В каютеэта милая, экспансивная девушка… Сейчас в астроплане — жизнь, работают приборы, горит электрический свет. А там, направо, за внешней супертитановой оболочкой, мертвая космическая бездна. Миллионы и миллионы миллионов километров, световых лет — еще каких угодно единиц, которыми человечество условилось измерять расстояния. Но суть всего этого сводится к одному: там чудовищная пустота, неведомая и бесконечная пустота космоса, сквозь которую несется их астроплан. Как это говорит Николай Петрович? «Аргонавты Вселенной»? Да, похоже, похоже…

Вдруг Ван Лун остановился, выключил прожектор. Вот она, пробоина! Сквозь нее ровным немеркнущим светом сияет яркая желтоватая звезда. Изумительное, вообще говоря, зрелище: черный небосвод — и эта звезда, как крупный бриллиант. Ван Лун приблизился к пробоине, наклонился и заглянул в черную бездну. Его прозрачный шлем-цилиндр прижался к отверстию в стене, подтянулся сам к пей, будто на него кто-то нажимал сзади.

— Так, понимаю, понимаю, — усмехнулся Ван Лун. — Присасывает пустота!..

Странная связанность собственных движений поразила его, будто он инстинктивно опасался сделать лишний шаг. Его лицо отделялось от межпланетного пространства лишь толстым органическим стеклом шлема-цилиндра.

Удивительно и страшно было думать, что за этим прозрачным стеклом — температура абсолютного нуля, ничто, таинственная пустота Вселенной.

Но сейчас было не до наблюдений.

— Триста двадцать… пятнадцать… — звучал в его наушниках Галин голос.

— Николай Петрович, — закричал Ван Лун, — пробоину нашел!

— Очень хорошо, Ван, — услышал он нетерпеливый голос Рындина. — Торопитесь!

— Быстро заварим. Все будет в порядке. Вадим, ко мне, в сектор… — Он включил прожектор и взглянул на отметки, обозначавшие переходы и отсеки астроплана. — Сектор К-Н! Инструменты! Быстрее!

Ван Лун снова склонился к пробоине. Да, работы будет немало. Оплавленные края пробоины свидетельствовали об огромной силе, с которой ударил небольшой метеорит: очевидно, сам он взорвался при ударе, превратился в газ.

— Вадим, долго вы?

— Я уже тут, Ван!