— Он, голубчик!
У Тамары от волнения мгновенно вспотели руки, и перехватило горло. Крыс, прекрасно чуявший настроение хозяйки, тихо заскулил. Тамара громко сглотнула и с трудом выдавила:
— Вы его знаете?
Старушка фыркнула.
— Ну, знатье мое не из серьезных!
— Вы его видели?!
Старушка важно кивнула. Крыс, встревоженный происходящим, не обратил ни малейшего внимания на смешную собачонку, подкатившуюся к ногам старушки. Малютка, видимо, окончательно замерзла, ее била крупная дрожь, она жалась к дутым сапожкам хозяйки и еле слышно повизгивала.
Тамара умоляюще выдохнула:
— Двадцать пятого октября? В шесть утра?
Старушка задумалась и принялась загибать пальцы, явно подсчитывая дни. Потом снова кивнула. Подхватила с земли Долли, ловко завернула в детскую байковую пеленку и сунула за пазуху.
— А кто он тебе? — с любопытством спросила она. И быстро добавила: — Сам не дал мне в милицию-то звякнуть, сказал — тряпки старые там, мол, черт с ними!
Тамара вскочила со скамейки и жалко забормотала:
— Бабушка, миленькая, помогите мне, ради Бога. Расскажите все-все!
— Да что все-то? — старушка расстроенно всплеснула руками. — Я ж почти ничегошеньки и не видела! И потом — кто он тебе?
Тамара помолчала, лихорадочно размышляя, что сказать, и решила придерживаться только что выбранного варианта. Тем более, старушка кое-то сама подсказала. Ляпнула о звонке в милицию, например, и о каких-то тряпках, не имеющих ценности. Это почти полностью укладывалось в нужную версию.
Тамара снова села. Жалобно шмыгнула носом и поведала старушке о своей трагедии, попутно удивлялась собственному гладкому вранью.
Все звучало до отвращения правдоподобно. Иначе бы старушка не смотрела на Тамару так сочувственно.
«Вот что значит кровное родство с Лелькой, — горестно засопела Тамара. — Кто бы мог подумать…»
Печальная история звучала так: у Тамары есть старший брат. Впрочем, разница между ними небольшая, а вот ответственности у братца много меньше, чем у нее, у Тамары. Мужик, что с него взять?
Легкомысленный Димыч — она так зовет брата — без всякого разрешения взял у Тамары дорожную сумку, а с ней случайно прихватил Тамарин паспорт и — главное! — водительские права. Они в боковом кармашке лежали, Тамара недавно из командировки вернулась.
Когда Тамара позвонила ему, Димыч клятвенно обещал вернуть документы на следующий день. Теперь же…
Тамара вполне искренне разрыдалась: время-то шло, а доллары до сих пор находились неизвестно где, как и курьер.
Девушка плакала взахлеб, и старушка заволновалась. Начала ее успокаивать, попутно выкладывая поразительные сведения. Тамара мысленно поаплодировала себе: она почти точно восстановила происшествие на Набережной.
Оказывается, утром двадцать пятого октября старушка — ее звали Марфа Федоровна — ни свет ни заря побежала в круглосуточный магазин. Не за продуктами, в аптеку.
При магазине работал дежурный киоск, а у мужа вдруг желудок прихватило. Язва у него, давно мучит, прямо беда. В домашней же аптечке пусто оказалось. Как так вышло, кто знает? Вроде всегда что-то лежало.
Марфа Федоровна вышла из магазина и тут решила проверить: хватит ли денег в кошельке, чтоб вернуться да маслица сливочного пачку купить. Старушка любила вологодское, а оно не из дешевых. Зато вкусное, — пояснила она, — и мажется прекрасно, даже в холодильнике не застывает, воды в нем ни капли.
Как раз машина к магазину и подъехала. Черная, блестящая, огромная как танк. Из нее парень молодой выскочил и к телефону бегом. А дверцу не захлопнул, видно, на секунду всего и вылетел.
Ну вот. Он, значит, звонит кому-то, Марфа Федоровна в разговор не вслушивалась, хоть и рядом стояла: оно ей надо?
А дальше… ну прямо как из-под земли! — воришка какой-то к машине метнулся и с переднего сиденья сумку дорожную сдернул. Тяжелую, видать, сумку-то, его аж на сторону перекосило, сердешного.
Парень трубку уронил и закричал что-то. Грозно шумел, прямо мороз по коже. Потом догнать вора попытался.
Да куда там! Воришка в секунду за соседний дом нырнул. Да и с концами. Небось каждую щель во дворе знал, парень минут через десять ни с чем вернулся.
Злой — ужас просто! И с лица спал. Белый, словно простыня свежестиранная. Руки трясутся, губы синюшные, смотреть больно.
Марфа Федоровна к нему: мол, сынок, давай быстренько в милицию позвоним. Они по свежим следам иногда воров ловят, сама по телевизору сколько раз слышала, в городских новостях передавали.
Да парнишка в себя пришел, видать. По лицу рукой провел, как паутину смахнул, и невесело рассмеялся. Сказал: никуда не нужно звонить. Это, мол, от растерянности он так разошелся. А если подумать, так не из-за чего было и туфли сбивать. В сумке-то лишь тряпки старые. Грязные к тому же. Матери постирать вез, и тут такая история.
Рукой махнул в сердцах: а-а, мол, пропали, так пропали! Черт с ними, сегодня же новые купит.
Тамара судорожно всхлипнула и прошептала:
— Тряпки — в самом деле пустяк. А вот мои документы… Особенно водительские права! Мне ведь по-новой придется на них сдавать…
Она снова зарыдала, между всхлипываниями горячо умоляя старушку рассказать подробнее о воришке.
Ведь Марфа Федоровна его хорошо рассмотрела, правда? Если Тамара его найдет, честное слово, уговорит вернуть документы. Пусть за вознаграждение, она слышала — так многие делают.
Тамара самозабвенно плакала. В ногах жалостливо подвывал хозяйке Крыс. За пазухой у старушки тоненько скулила впечатлительная Долли…
Марфа Федоровна сломалась. Обняла Тамару за плечи и запричитала:
— Милая, да где ж ты отыщешь теперь энтого огольца? Сколько ж дней прошло, сама подумай. Продал небось, паршивец, твои бумажки, сама знаешь — это сейчас мигом делается, жулья развелось на белом свете, что пыли…
Тамара удивленно пробормотала:
— К-какого огольца?!
— Брат разве не сказал? — искренне удивилась нечаянная свидетельница.
Тамара пожала плечами и с досадой прошептала:
— Говорить об этом не хочет! Сказал — видел мельком, и все.
Старушка вздохнула:
— Понятно. Стыдно парню, что его такая малявка надула.
Тамара кулаками размазывала по грязным щекам обильные слезы. Вспомнила про носовой платок и пустила в дело его. Для солидности.
— Вы расскажите мне подробней, — пролепетала она. — Вдруг найду…
Марфа Федоровна пожала плечами.
— А и рассказывать нечего.
— Как — нечего?! — испугалась Тамара.
— А так. Мальца-то я не знаю. Видела, правда, не раз. Он тут у перекрестка частенько водителям газеты предлагает. Знаешь, только красный на светофоре зажжется, пацанва со всех ног к машинам кидается. — Старушка подумала и добавила: — И на рынке его несколько раз встречала. Шнырял между рядами. Тащил наверняка, что лежало поплоше. — Марфа Федоровна горестно махнула рукой. — С другой стороны: что с него взять? Голод не тетка. У мальца-то семьи нормальной нет, слепому видно. Тощий, в чем только душа держится. А уж грязный…
Старушка тяжело вздохнула и перекрестилась. Тамара пролепетала:
— Имени его не знаете?
— Откуда? Ни разу при мне мальчишку никто не окликнул. Разве что — «пацан»…
— А выглядит он как?
Марфа Федоровна задумалась и неуверенно пробормотала:
— Ну… тощий, юркий, лет десяти, не больше. А может, восьми, росточка-то никакого, питается, поди, безобразно. Ага! Беленький — на удивление. Бабы молодые в такой цвет специально красятся, а мальчишка при своих бегает. Волосья аж светятся! Брови тож белые-белые, а мордашка в веснушках. И замызганная, умываться-то не привык, аль негде ему…
— Одет как?
— Одет? А бог его знает! Что они сейчас все носят? Джинсы небось? И футболки?
Тамара кивнула. Старушка отрицательно помотала головой.
— Не рассмотрела я толком-то. Уж слишком быстро все. Раз — и исчез. Шустрый малец!
